Глава одиннадцатая

Свадьба и скоморошины

Зелёные слуги, подгоняемые новым судьёй, Малютой, бросились в трактир и тащили оттуда на улицу столы и скамейки. Засвистели стрелы, сбили несколько пролетавших над просторами болота птиц и принялись жарить их на костре, насадив на сабли, как на вертела.

Выкатили из кустов, выкопав из земли, пузатый бочонок, выбили у него донце и по маленькой полянке распространился резкий запах чая вприсядку, бражки Черномора.

Лукомор махнул рукой, и один из его слуг принялся черпать из бочонка и подносить всем желающим ковшик бурлящей браги. Желающими были все, а хлебнув веселого чая, лица повеселили, все оживились, засуетились, накрывая на столы, позабыв про только что пережитые страхи.

- Свадьбу гулять будем! - старательно изображал веселье Лукомор.

- Свадьбу гуляем! Свадьбу!

Шумели все, дружно подхватывая веселье, накрывая столы, щедро наполняя озорным чаем вприсядку кружки и ковши.

Единственным, кому было не до веселья, оказался, конечно же, я. Свадьба-то гулялась не чья-то, а моя и Лягушкина. Интересно, а есть ли у них, на болоте, такое понятие, как "развод"? Наверное, нет, если все завсегдатаи кабака от своих Лягушек избавиться не могут. Все, кроме хитрого Буяна, который цаплю в дом принёс.

Моя Царевна Лягушка торжественно восседала рядом со мной, невероятно раздутая от важности и гордости. Царевне показалось, что ей низко сидеть, что её плохо видно гостям, и она бесцеремонно вскарабкалась мне на плечо, и теперь с высоты своего положения рассматривала подготовительную суету, снисходительно позволяя всем любоваться невестой.

Я сидел напряжённый, стараясь не поворачиваться в её сторону, чтобы не коснуться щекой холодной скользкой лягушачьей кожи. Только бородавок мне не хватало! Мало с меня козлиного обличия.

Справа от меня, возле скамьи, сидел Волк. Он заметил, как я старательно отворачиваюсь от своей суженой, хитро оскалился, и спросил, кивнув в её сторону:

- Ну что, сослужить тебе еще одну службу? Мне запросто, мне эта Царевна на один зубок. Нет Лягушки, нет и проблемы. Ну так как? Соглашайся!

Он издевательски облизнул свои сабли длинным красным языком и подмигнул.

- Ты что, - покосился я на Царевну. - Не думай даже! Живое сушество всё же.

- Как знаешь, - согласился Волк. - Если пожелаешь, только мигни, я разом проблему твою проглочу.

Я не сомневался, что он так и сделает, но это было бы совсем нечестно по отношению к несчастной болотной Царевне Лягушке.

Веселье разгоралось, когда из-за угла трактира, со стороны стоявших стеной камышей, послышались заунывные звуки. Все обернулись, кто-то с оживлением на лице, а кто-то, вроде меня, с недоумением.

Оказалось, это пришёл скоморох Яшка. Он переоделся в скоморошьи одежды и был теперь в козьей безрукавке, вывернутой мехом наружу, в кожаной маске, изображавшей козла, и дудел в волынку, которая издавала такие звуки, словно под эту музыку не меня с Лягушкой, а чертей женили.

К моему счастью, заунывная музыка продолжалась недолго. Яшка отложил в сторону волынку, передохнул, вытер губы и вытащил из-за пояса две погремушки, сделанные из надутого бычьего пузыря, на коротких палочках, затряс ими, изредка ударяя локтями в бубен, висевший на поясе, на животе.

- Что это у него в погремушках гремит? - спросил я у Волка.

- Горох сушёный в бычьи пузыри насыпан, он и гремит. Потому и называют скомороха шут гороховый, оттуда и пошло это название.

- А ещё отсюда же пословица пошла, как об стенку горох. Слышишь, как горошины стучат о стенки пузыря? - подмигнул через стол мой просветитель Буян. - Сухой горох кидаешь в стенку, а он обратно отскакивает, и хоть бы хны ему, целёхонек.

- Почему у скомороха на физиономии маска козлиная? Он что, меня изображает? - с плохо скрытой обидой спросил я.

- Нет, брат, - улыбнулся Буян. - Ну, если только самую малость. У скоморохов разные маски были. Только сами по себе скоморохи хулиганы, богохульники. Их за это власти всегда не любили. Церковь тоже. Скоморохи всё больше чертей изображали. А чтобы их за это плетью не отходили, церковь не любила, когда люди чертей изображали, они оправдывались тем, что изображали вовсе не чертей, а козлов. Вот откуда и маски эти козлиные. На самом деле, это маски, изображающие чертей. Скоморохов попы за это так ненавидели, что даже на кладбище возле церкви запрещали хоронить.

- Это за что же? - удивился я. - За то, что маски носили?

- И за это, - утвердительно кивнул Буян. - Церковь на них ополчилась за то, что они под маской лицо скрывали, лицом играли, лицедействовали. И тем самым оскорбляли Бога.

- Да чем же? - не понял я.

- Тем, что Бог человека создал по образу, и подобию своему, вот почему церковь всех лицедеев всегда преследовала. И актёров потом так же преследовали. И не только православная церковь так поступала. Великого Мольера во Франции запретили хоронить возле церкви. Так и похоронили за церковной оградой.

Позже и народ на скоморохов натравили. Говорили, что скоморохи пьяницы, бездельники, воры и скандалисты. Ну, что-то и правду было. Но не настолько, чтобы так их ненавидеть.

До того доходило, что когда Лже-Дмитрия свергли, народ в Кремль ворвался, и Гришку Отрепьева, самозванца, который сам себя царевичем Дмитрием назвал, казнил, а его тело на виду, на лобном месте бросили, чтобы все его видели, на лицо ему напялили маску скоморошью, козлиную. Так ему своё презрение выразили, козлом его посмертно обозвали. Да только всё сложнее было. Его этой маской вроде как в самовольном присвоении царского титула обличили, назвали лже-царём, лицедеем. Как бы показали, что он не тот, за кого себя выдавал.

Этой маской, напяленной на лицо убитого Отрепьева, вскрыли его сатанинский облик, будто истинное лицо его показали. Вот так-то...

Скоморох тем временем звонко заблажил:

- Я - скоморох Яшка, порвана у меня рубашка! Мне вместо короны на голову нагадили вороны! Вы на меня глядите, а от рыжего карманы берегите! Все рыжие - воры бесстыжие! Не скажу вам, как я крестился, расскажу, как козёл на лягушке женился!

За столами заулыбались, предвкушая веселье, стали оборачиваться на меня и мою Царевну. Шутки скомороха в этой компании пользовались успехом, только меня они не радовали. Скоморох же готовился к представлению. Он поправил на лице маску козлиную, одернул безрукавку, вывернутую мехом наружу.

Я старался героически выдержать насмешливые взгляды, старательно кривил подобие улыбки, на самом деле не зная куда деваться от стыда. Я хотел выйти из-за стола, сославшись на какую-то необходимость, но Яшка опять заблажил, мерзким козлиным голосом, изображая меня:

- Задумал я, братцы, жениться, да не было где деньгами на свадьбу разжиться!

Присваталась ко мне невеста, свет Хавроньюшка любезна. Красавица какая, хромоногая, кривая, лепетунья и заика. Сама ростом не велика, лицо узко, как лопата, а назади-то заплата, оборвали ей ребята!

На этих самых словах скоморох повернулся к столам, наклонился, задрал кверху длинную безрукавку, и все увидели его сверкающий голый зад в большой прорехе штанов.

Он звонко хлопнул себя по тощему заду, с нарисованной на нём углем смеющейся рожицей, и продолжил балагурить под дружный, несмолкаемый хохот, а ко мне перегнулся через стол Буян.

- Вот даёт Яшка! Во насыпает перцу! Правильно в народе говорят: бог дал попа, а чёрт скомороха! - хлопнул себя по коленям Буян, приглашая разделить с ним восторг Яшкиными талантами.

Я кисло улыбнулся. А Яшка, чувствуя успех, вовсю отрывался:

- Звали мою любезную невесту Ненила, которая юбки не мыла. Какие у ней ножки, чистые, как у кошки. На руках носит браслеты, кушает всегда коклеты. Сарафан у ней французское пике и рожа в муке.

Как только задумал жениться, мне и по ночам не спится. С испугу не стал молчать, стал караул кричать. Тут сейчас прибежали, меня связали, невесте сказали, так меня связанного и венчали.