- Что-то пытаюсь. Как ты?

- Паршиво. Но лучше, чем ты, - она усмехнулась. – Скоро тебя отсюда выпустят?

- Не знаю. Но лучше уж быть запертым тут, чем кого-то убить в припадке.

Она поднялась и подошла к картинам, посмеиваясь. С полминуты она осматривала мои мрачные работы, порывистые, резкие и страшные, как моя боль.

- Отвратительно тут кормят. За это можно и убить.

- Ты общаешься с Китнисс? – нерешительно спросил я.

- Приходится. Мы в одной комнате живем.

Я насторожился.

- И что она делает?

- Ее только недавно из второго дистрикта привезли с пулевым. Она туда ездила с этим красавчиком… как его…

- С Гейлом?

- Угу, - Джоанна противно заулыбалась. – Что, неужели все сохнешь?

- Нет, - мне даже смешно вспомнить. Внутри только злость. Теперь я не могу доверять даже Джоанне.

- Хм. Твой доктор, он прихвостень Койн. Ты знаешь?

- Могу догадаться.

- И как он? Чем-то помогает тебе?

- Да, конечно.

- Хм, странно.

- Почему? – искренне удивляюсь я.

- Потому что, - тихо говорит она, присаживаясь рядом со мной и подбираясь к самому уху, - он ее шпион, а не доктор.

Я посмеиваюсь.

- Тогда он просто хороший человек.

Она смотрит вопросительно.

- Потому что искренне пытается мне помочь.

Возле двери слышатся шаги, Джоанна поднимается. Входит доктор.

- Выздоравливай, Пит. Может, зайду еще.

Как бы там ни было, сказать мне все равно нечего ни Койн, ни кому-либо еще.

Однажды доктор сам начинает странный разговор:

- Койн больше не заинтересована в твоем лечении, Пит. Она считает, что мы зря тратим время. И Китнисс уже смирилась. – он вздыхает и прохаживается по палате. От последней фразы невольно сжимаю кулаки. - В общем, с тех пор, как все попытки выяснить что-то об этой методике промывки мозгов не принесли реальных плодов, Койн приказала нам просто делать вид, что мы лечим тебя. Она почему-то убеждена, что ты безнадежен.

- Да, я заметил, что никто, кроме вас больше не приходит, – я помолчал. – Вы тоже думаете, что я безнадежен?

- Я думаю Пит, что у меня не хватает опыта.

- Но ведь вы не откажетесь от меня?

Он молчит.

- Я бы хотел тебе помочь. И ты заслужил это.

- И?

- Будем продолжать нашу прежнюю методику.

В меня проникает тепло. Кому-то не безразлична моя участь. От этого появляются силы.

Меня снова мучает Китнисс. Внутри новое чувство - любопытство. Мне захотелось увидеть ее теперь, когда я был не под действием яда и мог себя сдерживать.

Прошло еще пару недель. К свадьбе я подготовил огромный торт на тему моря. На пару дней я полностью ушел в работу. Это было счастье. На праздник меня не пустили. Это могло плохо кончиться, но Энни я все-таки поздравил, когда показывал торт. Она была с Финником. Хеймитч тоже зашел посмотреть на мои труды. Теперь у него вечно виноватый вид. Он заходит всегда очень ненадолго.

Я попросил его привести Китнисс после праздника.

Она осторожно зашла в палату и остановилась на приличном расстоянии от меня. Видимо, я правда чуть не убил ее тогда. С интересом рассматриваю ее как какую-нибудь незнакомую бабочку или жука. Память демонстрирует ассоциации, тасует кусочки прошлого, но ничего определенного. Ужасно неудобно лежать перед ней в ремнях и с иглой в руке. Чувствую себя каким-то ущербным. Хотя, почему меня это волнует? Разве она хоть что-то значит для меня? Продолжаю изучать ее, каждую деталь – привычка последних недель – погоня за деталями.

- А ты не такая уж высокая и не особо красивая, - констатирую я свои наблюдения. И вроде бы я сказал это равнодушно, но внутри, кажется, порадовался, что задел ее.

Она сжимает губы и тормошит пальцами рукав своего платья.

- Ну, раньше ты тоже выглядел лучше.

После терпеливого тона врачей и ласковых речей посетителей эта реплика изрядно режет слух, но я не обижаюсь, а скорее удивляюсь. В конце концов, я тоже слишком уж привык пользоваться своим положением больного и перестал следить за словами. А Китнисс… Она разговаривала со мной, как будто я был совсем здоров, как будто я был прежний. Это мне понравилось.

Меня опять тянет сказать что-то колкое, но Китнисс не намерена терпеть, она идет к двери. Ладно, хватит пререканий, нужно сказать самое важное:

- Китнисс, я помню про хлеб.

Она озаряется светом. Мы вместе вспоминаем памятный день в школе, одуванчик. Я вижу эту картинку в голове, и накатывает грусть. Я никогда не буду прежним. Однако внутри что-то теплится: маленький огонек прежних чувств. Он начал искриться, когда мы вместе вспоминали наше детство.

- Должно быть, я очень тебя любил.

Ее голос срывается, она пытается скрыть, но бесполезно. Мне вдруг ужасно хочется добиться от нее правды, посмотреть на наши отношения ее глазами. К тому же мое положение дает мне полное право на прямоту.

- А ты любила меня? – я впиваюсь в нее глазами. Чего я жду от нее? Что она может сказать парню, который еще месяц назад едва не задушил ее? Какая уж тут любовь. Но вспоминая просмотренные записи… в голове полная неразбериха. В конце концов, мной движет только любопытство, стремление восстановить память. Она говорит уклончиво и все не то. Наверное, нет. Не любила. Я почему-то начинаю злиться. И с каждым ее слово все больше и больше. С чего вдруг? Я ее больше не люблю, нас ничто не связывает…

- И нас это устраивало, что ты целуешься с обоими? – в моем голосе звучит равнодушный упрек. Она готова взорваться от злости.

- Нет. Вас это не устраивало. Только я у вас и не спрашивалась.

Мой последний выпад, и она вылетает в коридор как ошпаренная. Хеймитч с упреком смотрит на меня. Я презрительно улыбаюсь и все-таки внутри чувствую что-то к этой маленькой стерве. И это что-то причиняет мне боль. А еще из глубин поднимается застарелая ревность, которая будит неприятные воспоминания. Снова начинается приступ. Руки ищут шею мерзкого переродка.

Вскоре мне разрешают выходить из палаты и бывать на учениях. Пока что просто осматриваться. Руки постоянно в наручниках и рядом охрана. После встречи с Китнисс я снова и снова пересматриваю записи. Злоба растет. Постепенно я осознаю, какой никчемной пешкой был во время всей этой заварушки с Играми. А ведь когда-то я так боялся быть именно пешкой в чужих руках. От этого злость еще сильнее. Каким же ничтожеством я был, бегая за ней, даже не пытаясь разглядеть, насколько она расчетлива и лицемерна. Последнее время мысли все чаще возвращаются к Китнисс. Почему я не могу просто вычеркнуть ее из жизни? И ведь чувствую совсем не любовь, а ненависть.

Беру поднос с едой и иду прямо к ее столу. Вот они, бывшие победители, Делли, Гейл - все здесь, все на ее стороне. Знают ли они, что она из себя представляет? Сидит рядом с Гейлом и даже глаз не поднимает на меня. Неужели совесть зашевелилась, Китнисс? Зачем она притворялась, будто запуталась, зачем постоянно выбирала между нами? Было бы куда легче с самого начала знать, что ничего невозможно. Но нет, ей нравилось дразнить меня, заигрывать с нами поочередно. Двуличная стерва.

- А вы как – уже официальная пара? Или они все талдычат про несчастных влюбленных?

- Все талдычат, - отвечает Джоанна.

Злость закипает с новой силой, я близок к очередному приступу. Последней каплей становится упрек Делли, и я погружаюсь в пучину своей ярости. В этой бездне со мной разговаривают окровавленные безгласые, переродки откусывают мне руки и ноги, там Китнисс снова и снова превращается в зверя и охотится за мной, там она раз за разом отвергает мою любовь. А я кричу, пока не чувствую боль в горле. Когда я просыпаюсь, боль остается. Похоже, я и вправду кричал.

Пару недель я спокойно тренируюсь, изредка вижу Китнисс на другой стороне поля. Мне вспоминается детство, школа, моя любовь. С последней стычки я сижу за столом только с новобранцами. Тело ноет от нагрузок. За время, проведенное в палате, я изрядно потерял форму. Да еще ушибы и синяки зажили не до конца. Я много думаю о прошлом. И кажется, принимаю его.