-- Провожу тебя,-- сказал Лев, доставая свой потасканный макинтош.
Оба одновременно кашлянули, это вышло глупо. Потом молча спустились по лестнице, вышли на улицу. Моросило.
-- Я на унтергрунд. Но как все-таки его звали? Черный, помпоны на лапах. Вот удивительно... Память тоже.
-- Буква "т",-- отозвался Лев,-- это я наверное помню. Буква "т".
Они перешли наискось на другую сторону улицы.
-- Какая мокрядь,-- сказал Серафим.-- Ну-ну... Так неужели мы не вспомним? На "т", говоришь?
Свернули за угол. Фонарь. Лужа. Темное здание почтамта. Около марочного автомата стояла, как всегда, нищая старуха. Она протянула руку с двумя коробками спичек. Луч фонаря скользнул по ее впалой щеке, под ноздрей дрожала яркая капелька.
-- Прямо обидно,-- воскликнул Серафим.-- Знаю, что сидит у меня в мозговой ячейке, но невозможно добраться.
-- Как ее звали, как ее звали,-- подхватил Лев.-Действительно это нелепо, что мы не можем... Помнишь, она раз потерялась, Тихотский целый час стоял в лесу и звал. Начинается на "т", наверное.
Дошли до сквера. За сквером горела на синем стекле жемчужная подкова -- герб унтергрунда. Каменные ступени, ведущие в глубину.
-- Ну, ничего не поделаешь,-- сказал Серафим.-- Будь здоров. Как-нибудь опять встретимся.
-- Что-то вроде Тушкана... Тошка... Ташка...-- сказал Лев.-- Нет, не могу. Это безнадежно. И ты будь здоров. Всех благ.
Серафим помахал растопыренной рукой, его широкая спина сгорбилась и скрылась в глубине. Лев медленно пошел обратно,-через сквер, мимо почтамта, мимо нищей... Вдруг он остановился. В памяти, в какой-то точке памяти, наметилось легкое движение, будто что-то очень маленькое проснулось и зашевелилось. Слово еще было незримо,-- но уже его тень протянулась -- как бы из-за угла,-- и хотелось на эту тень наступить, не дать ей опять втянуться. Увы, не успел. Все исчезло,-- но, в то мгновение, как мозг перестал напрягаться, снова и уже яснее дрогнуло что-то, и, как мышь, выходящая из щели, когда в комнате тихо, появилось, легко, беззвучно и таинственно, живое словесное тельце... "Дай лапу, Шутик". Шутик! Как просто. Шутик...
Он невольно оглянулся, подумал, что Серафим, сидя в подземном вагоне, тоже, быть может, вспомнил. Жалкая встреча.
Лев вздохнул, посмотрел на часы и, увидя что еще не поздно, решил направиться к дому, где жили Лещеевы,-- похлопать в ладони, авось отопрут.
