– Я вам удивляюсь. Вы находились рядом с таким сокровищем, с такой мудростью, с такой любовью ко всему сущему – и вы не знаете, что ваш родной отец писал книги! – огорченно воскликнул Белянский.

– Даже не подозревал. А впрочем, это неудивительно – кажется, он сам не знал, когда у меня день рождения. Большие мысли и потенциально «благодарное человечество» украли папу у меня, – начал раздражаться Павел. – Триста литров самогона мне его вернут?

Белянский поднялся со стула и протянул ладонь для прощания:

– Простите великодушно! Вечно не в свое дело лезу. Звоните, как соберетесь. Если книги выкинуть надумаете, я с удовольствием их заберу.

– Не стоит беспокоиться, не буду. Книги выкидывать не умею, – распахнул перед ним дверь Калугин.

Белянский накинул на плечи плащ и покинул дом.

Павел прикрыл дверь, огляделся по сторонам и принюхался: это был шафран, сосна, бельгийский табак и старые тряпки. Много старых тряпок!

Чтобы как-то оживить дом, он попробовал включить радио, но вскоре отказался от этой идеи. Последнее время все средства массовой информации охватила эпидемия случайных фактов, причем в поразительном изобилии и без всякой системы. Политических аналитиков сменяли светские хроникеры, их сменяли зоозащитники или сторонники новых систем изменения сознания и подсознания, а заодно и всей текущей реальности. И те и другие декларировали в эфир знания малозначительные, новости трудноуловимые, информацию, к обычной жизни отношения не имеющую.

И сейчас звонкоголосая ведущая новостной рубрики с неестественным воодушевлением сообщала о подробностях гибели восьмидесятилетнего пенсионера-рецидивиста Пяточкина, расстрелянного киллером в момент получения стариком бесплатного валидола в аптеке районной поликлиники. Старик оказался тоже не промах и в долгу не остался – метким выстрелом из своего пистолета проделал сквозную дырку от одного уха убийцы до другого. Убийца был рыжим.

Калугин не стал дослушивать деталей произошедшего кровавого конфликта между дедом-снайпером и неудачником-альбиносом. Радио выключил. Скорее всего, эта история была выдумана выпускающим редактором радиостанции за пять минут до эфира.

В дверь кто-то робко постучался. Павел вышел в прихожую, открыл дверь и обнаружил стоящую там брюнетку из белой машины.

– Простите. Я ваша соседка. Из «Фольксвагена». Бородина. Елизавета. У меня на ключе батарейка села, а Лилия Ивановна куда-то делась. Не поможете ворота открыть? У вас же есть ключ?

– Нет. Сторожиха мне своим ключом открывала, – ответил он и также поспешил представиться: – Павел Калугин.

– Очень приятно! А вот что неприятно, так это то, что мне срочно ехать надо! – огорчилась Бородина.

– Электричество попробовали отключить? А ворота – вручную? – Павел Сергеевич как-то забыл учесть хрупкий облик дамы.

– Что вы! Мне не отодвинуть, – усомнилась Елизавета.

Павел обреченно вздохнул:

– Могу помочь. Все равно я уже извозился. Пойдемте, покажете.

В сопровождении женщины Павел пошел через весь поселок к воротам.

– Много сейчас здесь людей живет?

– Осенью мало. Особенно поздней. Я периодически квартальный отчет должна сдавать. Дома дети не дают, вот я сюда и езжу. А остальные… Большинство только летом. На Новый год. На другие праздники, – проинформировала Бородина.

– Я помню, когда здесь было поле и два строительных вагончика у ручьев, – зачем-то поделился воспоминаниями Калугин.

– Так вы местный? – удивилась спутница.

Павел пожал плечами:

– С большой натяжкой. Просто в детстве меня сюда родители возили. Ну и пятый класс в местной школе провел. Тогда родители дома ремонт затеяли. Генеральный. На десять месяцев эта волынка растянулась.

Соседка перешагнула через яму на дороге.

– Я тоже в первый класс здесь ходила. У меня папа рядом в совхозе работал. Бухгалтером. С мужем тоже здесь познакомилась. На танцах. Здесь дом его родителей. Можно сказать: жизнь привела обратно.

– Так бывает! – нейтрально поддержал Калугин.

– Чаще, чем хотелось бы! – согласилась Бородина.

Они подошли к воротам, перед которыми стояла иномарка. Павел обошел ее и заглянул в салон:

– Вы машину не глушили?

– Дизель. Лучше пусть работает. Ему полезно, – сообщила Елизавета.

Калугин прислушался к звукам, слабо доносящимся из салона:

– Шаде! Музыка юности… У меня тоже в бардачке лежит ее диск.

– Это радио, – поспешила разочаровать его женщина.

Калугин подошел к воротам и принялся разглядывать забранный в кожух двигатель. После нескольких тщетных попыток сдвинуть ворота вручную ему пришлось признать, что это невозможно:

– Не откроем. Намертво. Либо ломать, но тут молот кузнечный нужен.

Бородина еще раз бесполезно потыкала своим электронным ключом:

– Где же эта Лилия Ивановна?

– Может быть, сходить к ней на участок еще раз? Вдруг она просто, когда вы к ней заходили, спала или ванну принимала? – предположил Павел.

– Вряд ли Лилия Ивановна средь бела дня ванну принимала. Да и ванны у нее нет. У нее душ в бане. Точно ушла. Замок висит, – усомнилась Елизавета.

– Как поступите? – вопросительно взглянул на нее спутник.

Она развела руками:

– Выбора нет. Буду ждать в машине.

– Хотите, с вами подожду? – по-джентльменски предложил Калугин.

– Что вы! – заскромничала она. – Не надо. Все хорошо, я сама дальше…

– Как изволите! Если что… смело обращайтесь, – смирился незадачливый кавалер.

Елизавета села в машину, а Павел зашагал обратно к дому отца. Изумлению его не было предела, когда по дороге он встретился с Лилией Ивановной, мирно курящей на лавочке у водонапорной колонки.

– Лилия Ивановна, там у женщины брелок разрядился и ворота не открывает, а ей ехать надо, – обратился к сторожихе Калугин.

– Это не брелок. Штормовое предупреждение разве не слышали? Дерево повалило где-то за «Альтаиром». Вот вам и авария на линии. Все теперь выключены: и «Альтаир», и «Шамбала», и мы. Пока света не будет, к нам не попасть и от нас не уйти, – устало проинформировала гостя старушка.

– Что же ей делать?

– Через забор пусть лезет и пешком на электричку идет, – резонно посоветовала Лилия Ивановна.

– Долго света не будет? – растерянно спросил Павел.

– В прошлый раз шесть часов ремонтировали, – с горечью сообщила она.

– И часто такой ужас у вас?! – возмутился Калугин.

– У нас внучок, у нас! – напомнила сторожиха.

– У нас, – спешно оговорился тот, соглашаясь с ее логикой.

Лилия Ивановна глубоко затянулась сигаретой, выдохнула два клуба табачного дыма и довольно сакраментально изрекла:

– У нас такая вот ситуация всегда! И будет до тех пор, пока Заведиморе не сместят. Что практически невозможно.

– Куда сместят? – не понял Павел.

– Из председателей правления коопсоюза, – сообщила Лилия Ивановна и ловким щелчком отправила дымящийся окурок в мокрые заросли борщевика. – Проклятый борщевик вырос везде, где только мог. Говорят, что это военные разработали плантации зонтичных для быстрого откорма скотины. Но от борщевика у коров молоко было горькое. Теперь организацию штрафуют, если на подведомственных ей территориях много борщевика. Кто будет эту пакость выдирать в конце осени?! И от нее ж ожоги остаются!