— Мне кажется, что это должен делать каждый любящий мужчина.

— Должен, но не все это делают. Они пугаются, не все конечно, но многие, а ты был рядом с ней и даже сейчас, когда всё хорошо, ты продолжаешь сидеть около её кровати, хотя тебе тоже не мешало бы отдохнуть, — говорит она саркастическим тоном, но сразу улыбается. — Меня восхищает твоя преданность жене, в наше время очень редко можно увидеть такое, — я улыбаюсь ей в ответ. Перевожу взгляд на Лиз. Ради неё я и не на такое способен. — Ладно, отдыхайте. Я скажу медсестре, чтобы она принесла тебе одеяло, если ты собираешься спать здесь, — она кивает головой в сторону кресла, стоящего в углу напротив кровати. — И я советую тебе действительно поспать, потому что твои силы пригодятся не только тебе, но и твоей жене и вашим дочерям, — я киваю, как бы заверяя её в том, что я всё сделаю.

Она ещё раз бросает взгляд на Лиз и выходит из палаты, оставляя нас вдвоём. Я сажусь рядом со своей женой на стул и несколько минут просто смотрю на неё. Мне кажется, я стал любить её ещё сильнее. Хотя я не знал, возможно ли это? Потому что я уже был без ума от неё. Я гордился ей. То, что она сделала было настоящим подвигом. Без преувеличения. Этого не поймёшь, пока не увидишь, как страдает твой самый дорогой человек, пытаясь дать жизнь маленькому человечку. Лиз у меня невероятно сильная, смелая и такая храбрая. Она всё сделала для того чтобы наши дочери родились здоровыми, хотя при этом сама испытывала ужасные мучения и буквально отдавала им все свои силы, которых у неё было не так много. Но всё же не смотря ни на что, она смогла, она выдержала и справилась с поставленной задачей. Это делает её настоящей мамой, и я ни секунды не сомневался в том, что так оно и будет. Лиз действительно будет самой лучшей и самой заботливой мамой на свете. Я готов был поклясться, что она и жизнь бы свою отдала ради наших дочерей, если бы это потребовалось. От этой мысли меня передёргивает, даже думать об этом не могу.

Я подношу её руку к своим губам и целую каждый пальчик, потом прижимаю её руку к своей груди.

— Больше ни за что на свете я не позволю тебе пройти через это снова, — говорю я вслух. — Я отдам всё на свете лишь бы ты так не страдала опять. И почему ты такая упрямая? — мой голос очень тихий и я бы сказал слегка недовольный, но как только я смотрю на её бледное лицо, то все чувства проходят, и остаётся только одно самое большое — любовь. Сейчас я боготворю её. Я целую её ладонь и смягчаю свой тон. — Но знаешь, ты у меня такая молодец. Я очень тобой горжусь. Наши дочери просто красавицы. Они такие же красивые, как и ты, — я провожу рукой по её волосам. — Я люблю тебя, Лиз. Ты не представляешь, как сильно я хочу сейчас увидеть твои прекрасные серые глаза. Проснись, пожалуйста, поскорее, чтобы я смог убедится в том, что с тобой всё хорошо, — прошу я её, хотя прекрасно понимаю, что она меня не слышит и что ей нужен полноценный отдых, но мне было необходимо сказать ей об этом.

Я тяжело и устало вздыхаю, встаю и целую её в лоб, в уголки глаз, целую в нос и лишь слегка дотрагиваюсь своими губами до её губ: они у неё тёплые, но такие сухие, но их розоватость успокаивает меня. Сажусь обратно на стул, спиной прислоняюсь к спинке и закрываю глаза, потому что только сейчас ко мне пришло осознание того, что я безумно устал. Я просто выжат как лимон. Никогда не думал, что это рождество будет таким выматывающим, но безумно счастливым. В голове сразу всплывает картина как Лиз держит на руках наших детей и улыбается, а в её глазах слёзы безграничной радости. Я мысленно молю, чтобы я увидел эту картину наяву, потому что нет ничего прекраснее Лиз с нашими дочерьми. Я погружаюсь в эти размышления и не замечаю, как засыпаю.

Следующие сутки я просто не находил себе места. В голове было много разных мыслей, а в душе много разных чувств. Всё это время я разрывался между палатой своей жены и палатой своих дочерей. Мне хотелось быть и там и там одновременно, но я не мог разорваться. Большую часть времени я был рядом с Лиз, а все остальные поочерёдно наблюдали за нашими дочками. Они были совершенно здоровыми и крепкими, но так мне было спокойнее. Потому что я должен был быть рядом со своей женой, когда она проснется, и я боялся пропустить этот момент. Мама просила, даже умоляла меня пойти домой нормально отдохнуть, но я так и не смог заставить себя, я просто не хотел уходить оттуда, где в данный момент находилась моя семья. Когда она увидела, что я не намерен уступать, то сдалась, поняв, что мне так нужно.

Меня очень беспокоило то, что Лиз так долго спит. Хоть доктор Стивенс и уверяла меня, что это нормально, и она обязательно проснется, когда её организм полностью окрепнет. Да и приборы, подключённые к ней, говорили о том, что всё с ней в порядке, но прошло уже больше суток, и я сходил с ума от того, что она никак не открывала свои глаза. Мне хотелось снова почувствовать её прикосновения. Хотелось ощутить сладкий вкус её губ. Мне так хотелось раствориться в её объятиях. Это было просто невыносимо. Я так скучал по ней. По её мягкому и нежному голосу, по её нежным рукам, которые всегда так умело скользили по моему телу. Я скучал по её ласковым невинным и страстным поцелуям. Я скучал по её взгляду, который всегда заставлял меня верить в то, что она желает только меня, потому что она всегда просто пожирала меня. Я просто скучал по ней и по всему, что с ней связано. Меня все успокаивали и все повторяли, что всё будет хорошо, что она обязательно проснётся, а я только обречённо и беспомощно кивал головой. Мне ничего другого не оставалось, как только верить в это.

Я поражался тому, насколько наши друзья поддерживали нас. Я конечно же не сомневался в их преданности, но меня это удивило, даже сам не знаю почему. Ведь для нас было в порядке вещей во всём и всегда поддерживать друг друга, и этот случай не был исключением. Они все сидели в больнице в ожидании. Мэди и Джеймс само собой, потому что их с малышами Эммой и Джаредом ещё не выписали, поэтому они и так находились здесь. Джеймс периодически заглядывал в палату, чтобы проверить Лиз, а потом возвращался к Мэди и докладывал ей о том, что она всё ещё не пришла в себя. Самой ей ещё нельзя было вставать, да и ни к чему чтобы девушка, которая родила пару дней назад, таскалась по больничным коридорам. Кендалл с Джесс побыли несколько часов после рождения наших дочерей, но потом уехали домой, всё-таки Тори маленький ребёнок и не стоило им сидеть здесь. Их сменили Карлос с Кейтлин. Дастин тоже не желал уходить, да и по-моему, ему нравилось здесь, потому что он имел возможность заигрывать с симпатичными медсёстрами, которые так и вились вокруг него. Он был явно доволен тем, что с ним происходило.

Морально они все очень помогали мне. Я был благодарен тому, что кто-то из них обязательно сидел в коридоре напротив палаты моей жены. Хотя я говорил им и убеждал, что не стоит этого делать, но они не хотели слушать меня и так же ждали когда проснётся их подруга. Чед также всё это время находился здесь. Он выглядел невозмутимым и был спокоен, но я видел, что он тоже не находил себе места и также как и я молился про себя только об одном, чтобы его «сестра» наконец-то открыла свои глаза и произнесла хоть что-нибудь. Мы знали, что с ней всё хорошо, но когда дорогой тебе человек лежит, не открывая глаз уже долгое время, это не даёт покоя и заставляет голову придумывать себе много всего не нужного.

Чед остался с Лиз в палате, а я пошёл в детское отделение. Сейчас я стою у окна палаты, в которой лежат маленькие детки, среди которых мои дочери — Лилиан и Лора. На их кроватках красуется табличка с их именами «Лилиан и Лора Хендерсон», а меня переполняет гордость. Я был благодарен Лиз за то, что она позволила мне дать имена нашим дочерям, и даже настояла на том, чтобы мы продолжили нашу семейную традицию семьи Хендерсон, и подобрать им имена, которые начинались с буквы «Л». В данный момент наши малышки мирно лежат в своих кроватках и спят. На них розовенькие хлопковые комбинезончики с большим медведем на животе, белые носочки и розовенькие шапочки — все эти вещи им купила Лиз перед рождеством, когда ходила с Кейтлин по магазинам. Смотря на них, никак не могу осознать тот факт, что теперь я отец. Теперь моя ответственность возросла втрое. Мне нужно будет заботиться не только о моей прекрасной жене, но и о моих дочерях, на которых я просто не мог наглядеться и которых мы так хотели. Это были наши долгожданные дети. Я пытался осознать то чудо, свидетелем которого стал. На какие же муки идут женщины ради рождения детей. Это просто не укладывалось в моей голове. Столько страданий — и вот оно маленькое чудо.