Сперва Попов даже усомнился в данных воздушной разведки.
- А не напутали летчики? - спросил командующий.- Может, танки им только померещились?
- Вряд ли,- ответил я.- Сведения поступили сразу от двух экипажей. Летчики ясно видели колонны танков и мотопехоты.
- А снимки есть?
- Я уже распорядился произвести фотографирование. Завтра утром проведем доразведку и сделаем снимки.
Доразведка подтвердила первые сведения и дала нам в руки новые ценные сведения. Выяснилось, что противник от Ляды повернул на север: танки пошли в обход озера Самро с запада, а мотопехота - с востока. Сомнений больше не было: немцы стремились обойти Лужский оборонительный рубеж в районе юго-восточнее Кингисеппа, затем частью сил вырваться к Финскому заливу, а другие соединения повернуть в сторону Ленинграда на Гатчину. И то, и другое было для нас одинаково опасно.
15 июля под Ивановским и Большим Сабском начались жестокие бои. Так на подступах к Ленинграду возникло новое угрожающее направление. Вернувшись от Попова к себе в штаб, я созвал небольшое совещание. Мы прикидывали и так и этак и, в конце концов, сошлись на том, что для борьбы с 41-м моторизованным корпусом немцев придется привлечь часть сил фронтовой авиагруппы. Иного выхода не было. Из-за усложнившейся обстановки на Карельском перешейке мы не могли больше ослаблять ВВС 23-й армии, бомбардировочную авиацию которой еще раньше всецело переключили для действий на юго-западе от Ленинграда. Тогда же в принципе решили и вопрос о создании оперативной группы во главе с моим заместителем И. П. Журавлевым. Ему поручили непосредственно руководить всеми боевыми действиями авиации на новом направлении.
Незадолго до описываемых событий решением ГКО были созданы главные командования ВВС трех направлений. Меня назначили командующим военно-воздушными силами Северо-Западного направления. Отныне в мои обязанности уже официально входила координация усилий авиации двух фронтов и морской. Однако никаких особых прав в отношении ВВС КБФ и авиации ПВО Ленинграда мое новое положение мне не давало, они не находились непосредственно в моем подчинении, и я не мог просто приказать командующему ВВС КБФ В. В. Ермаченкову или командиру 7-го иак С. П. Данилову, а должен был согласовать с ними тот или иной вопрос. К чести обоих должен сказать, что они не страдали местническими настроениями и не усматривали в моем вмешательстве ущемления их авторитета, понимали, что авиация должна быть собрана в кулак, и с первых же дней войны во всем шли мне навстречу.
Вечером, 12 июля, предварительно заручившись согласием главкома Северо-Западного направления К. Е. Ворошилова о привлечении морской авиации для оказания помощи нашим войскам под Ивановским и Большим Сабском, я был у командующего ВВС КБФ генерала В. В. Ермаченкова и договорился с ним о совместных действиях.
Вернулся я в штаб на Дворцовую площадь поздно и сразу же потребовал боевую сводку дня. Ничего утешительного в ней не было. Правда под Лугой противник безуспешно пытался занять предполье, но на новгородском направлении соединения 56-го моторизованного корпуса теснили нас на Сольцы. Наша авиация, пользуясь улучшением погоды, все светлое время висела над войсками гитлеровцев, нанося по ним бомбовые и штурмовые удары. По предварительным данным, советские летчики только на лужском направлении уничтожили за двое суток - 11 и 12 июля - 60 танков и около 100 автомашин с мотопехотой врага{99}.
Отдельно от сводки лежала телефонограмма. "Опять потери!" - с горечью подумал я. Но на этот раз ошибся. В телефонограмме сообщалось о подвигах двух летчиков-истребителей командира эскадрильи 154-го иап коммуниста В. И. Матвеева и командира звена 19-го иап кандидата в члены партии Антонова. Оба сбили вражеские самолеты тараном{100}.
С 14 июля для ленинградских летчиков началась новая полоса испытаний. Противник, встревоженный большой активностью нашей авиации, стал спешно перебрасывать ближе к фронту свои истребительные части. Воздушная разведка отметила и перебазирование бомбардировочных эскадр на аэроузлы Пскова, Порхова и Острова.
До конца месяца ВВС фронта не получали ни малейшей передышки, летчики работали с полным напряжением физических и моральных сил.
Основные события в небе развернулись над вражескими плацдармами в районах Ивановское - Большой Сабск и Сольцы - Шимск. 14 июля по приказу главкома Северо-Западного направления советские войска нанесли контрудар по прорвавшемуся к Шимску 56-му моторизованному корпусу Генерала Манштейна. Мы привлекли сюда более 200 самолетов, в основном бомбардировщиков. За пять суток соединения 11-й армии отбросили противника на 40 км. 8-я танковая дивизия фашистов оказалась отрезанной от главных сил корпуса и вырвалась из окружения ценой больших потерь. Тылы войск Манштейна были буквально разгромлены. Этот неожиданный удар будущий генерал-фельдмаршал, с войсками которого мне впоследствии не раз приходилось сталкиваться под Сталинградом и на Украине, запомнил на всю жизнь. Много лет спустя после рассказываемых событий, не будучи в силах обойти правду, он признался, что положение его корпуса в те дни оказалось незавидным и даже критическим{101}.
Этим внезапным для противника контрударом мы временно ликвидировали угрозу прорыва на Новгород, облегчили положение своих войск под Лугой и выиграли время, необходимое для усиления обороны на Лужском рубеже и ближних подступах к Ленинграду.
Во многом способствовали нашему успеху и летчики. Они геройски вели себя не только в воздухе, но и на земле. Будучи сбитыми, в плен не сдавались, дрались до последнего вздоха, упорно пробивались к своим и часто возвращались в строй.
Мне особенно запомнился такой случай. Однажды в самый разгар июльских боев в кабинет вошел комиссар штаба ВВС фронта
М. И. Сулимов и положил на стол чей-то рапорт. Я мельком взглянул на подпись. Докладывал командир 44-го Краснознаменного бомбардировочного авиаполка{102}.
- Опять насчет пополнения? - вырвалось у меня.- Скажите, что нет, пусть обходятся тем, что имеют. Ни одного СБ. Вы же сами знаете: истребителей хоть понемножку, но подбрасывают, а о бомбардировщиках и слышать не хотят.
Я откинулся на спинку стула и посмотрел на Сулимова.
- Скоро вообще останемся без ударной группы, придется истребители приспосабливать под штурмовики.
Говоря так, я нисколько не преувеличивал. Передо мной лежала сводка боевого состава ВВС Северного фронта. Последние десятидневные бои на юго-западе от Ленинграда изрядно потрепали нашу бомбардировочную авиацию. К тому времени у нас для борьбы с группой армий "Север" имелось около 80 СБ и АР-2. Крохи остались и у балтийских моряков. Оперативно подчиненным нам 1-м дальнебомбардировочным авиакорпусом распоряжалось Главное Командование сегодня он у нас, а завтра его могли передать другому фронту.
- Посмотрите, - и я пододвинул на край стола сводку.
- Да, большие потери,- пробежав глазами документ, согласился Михаил Иванович.- А впереди...
Сулимов не договорил и сокрушенно покачал головой.
- Но будут летчики, будет и техника. Сбитые летчики не остаются в тылу противника, а пробиваются к своим. Прочитайте докладную, товарищ командующий.
Докладная оказалась интересной и необычной.
В районе Острова был сбит наш СБ, посланный на разведку. Советские летчики приземлились на парашютах в тылу у противника и скрылись в лесу. На пути к линии фронта командир экипажа старший лейтенант П. А. Маркуца встретил большую группу солдат из 749-го стрелкового полка, возглавил ее и с боями вывел в расположение наших войск.
Это краткое донесение я читал с большим удовольствием еще и потому, что лично знал Павла Андреевича Маркуцу. Он был отличный летчик и светлой души человек. Маркуце шел 34-й год, но он имел уже большой боевой опыт: служа в кавалерии, сражался во время конфликта на КВЖД, участвовал в боях на Дальнем Востоке, в Монголии и Финляндии на Карельском перешейке. У него была романтическая натура. Это и привело его в кабину боевого самолета. Он был очень начитан, страстно любил поэзию и сам писал стихи.
