Он производил впечатление доброго и благородного, представал в хорошем свете. Вангорича тешила мысль, что все это видят шпионы его врагов. Он знал: их до безумия бесит факт, что он остановился на пару минут в стоящей на отшибе скромной часовенке для прислуги, чтобы помолиться в тишине. Те, кто пытался его подсидеть, не могли найти в нем ни единого изъяна, и это их крайне беспокоило.

Сказать по правде, он, скорее всего, куда больше думал о том, как выглядит в глазах других людей, нежели такие, как Месринг и Лансунг. Они всегда действовали напоказ, пытаясь завоевать популярность, в то время как Вангорич устраивал шоу исключительно для шпионов, которые постоянно кружили поблизости. Он играл эту роль для своих недругов, показывая им ровно то, что хотел, чтобы они увидели.

И каким же он предстанет их взорам, когда придет на собрание? Человеком среднего роста, непримечательного телосложения, в черной одежде, с темными, умащенными маслом и зачесанными назад, точно у клерка, волосами над узким лицом. Из-за жизни в вечных сумерках Дворца кожа его приобрела бледность. У него не было каких-то особых отличительных черт, если не считать тяжелого взгляда широко посаженных глаз да полученного на дуэли шрама, рассекающего левую часть рта и подбородка.

Вангорич никогда не распространялся о том поединке и говорил лишь, что тот состоялся задолго до его возвышения, когда он был еще юн, и что было ошибкой решать вопрос рапирами — ему следовало подкрасться с кинжалом в руке к ничего не подозревающему сопернику сзади.

Дракану Вангоричу нравилось убивать. И обязательно с максимальной эффективностью и минимальными усилиями. Но убивал он, только если на то была причина… хорошая, достойная причина. Смерть служила окончательным решением величайших и наиболее пугающих проблем жизни.

Остальные организации и агентства этой особенности древнего Официо Ассасинорум не понимали. Он был не просто какой-то там архаичной машиной убийства, сеющей повсюду хаос и разрушения по прихоти своего безумного великого магистра, — где-то пуская в ход яд, где-то используя нож. Нет, он был вовсе не алчущим крови мечом, которым беспорядочно размахивает маньяк.

Он был необходимым очищающим пламенем. Последним словом, ставящим точку в любом споре. Надеждой и избавлением. Самым благородным и справедливым Официо Терры.

Император же все понимал, почему и основал данную организацию, позволив ей функционировать еще при Его жизни. Он осознавал, что порой необходимо принимать тяжелые решения, и потому наделил Шестой легион теми же правами в отношении примархов и других соединений Адептус Астартес. А организация Вангорича выполняла подобные функции при дворе.

Поэтому-то великого магистра так страшились другие лорды. Они постоянно ждали удара ножом в спину… и за-бывали о том, что сам он был не более чем инструментом в их руках. Это их голосование определяло имя его жертвы. Скорее им стоило опасаться друг друга.

— Приветствую, Дневной Свет, — произнес он, перешагивая порог часовни и направляясь к Великому Залу.

Закованный в безукоризненно начищенную броню Имперский Кулак неторопливо обернулся и слегка кивнул Вангоричу.

— Доброго дня, великий магистр, — произнес космический десантник, чей голос, раздававшийся из динамиков шлема, рокотал подобно пробуждающемуся вулкану.

В левой руке великан, возвышавшийся над лордом, сжимал инкрустированное копье, а в правой — украшенный словами литании щит. Вангоричу было жаль стенных братьев Седьмого. Они считались лучшими и самыми способными из всех воинов своего ордена. И все же из-за всех этих традиций и церемоний были обречены провести дни своей службы здесь. Избранные бойцы — один для каждой из стен Дворца, который обороняли Кулаки, — впустую растрачивали свой невообразимый потенциал, торча именно в том месте, куда война, может, и вовсе никогда уже не вернется.

У них не было даже имен. Воинов в идеально начищенных доспехах называли так же, как и те стены, которые они патрулировали дни и ночи напролет.

— Кажется, я опаздываю на встречу, — заметил Вангорич.

— Сэр, у вас еще шесть минут и тринадцать секунд, — отозвался космодесантник. — Но советую воспользоваться Золотой Тропой и обойти Шесть Парадных Врат.

— Потому что встреча пройдет не в Великом Зале?

Десантник кивнул:

— Именно так, сэр.

— Всё не уймутся, — с раздражением в голосе произнес Вангорич. — Глупость какая-то. Великий Зал вполне устраивал наших предшественников. Его и построили для правительственных нужд.

— Времена меняются, — сказал воин по имени Дневной Свет.

Вангорич помедлил и, подняв глаза, посмотрел прямо на устрашающий шлем. Оптические линзы мерцали подобно пылающим углям.

— Неужели? — поинтересовался великий магистр. — И тебе бы этого хотелось, Дневной Свет? Хотелось бы получить возможность сражаться?

— Каждым фибром моей души и всякую секунду моей жизни, сэр, — ответил Имперский Кулак. — Но у меня есть долг, и я повинуюсь ему всем сердцем.

Вангорич чувствовал, что должен что-то сказать, но так и не смог придумать ничего, соответствующего ситуации, а потому просто кивнул, развернулся и зашагал по тенистому проходу.

Глава 4

Терра — Императорский Дворец

Великий Зал являлся средоточием власти Терры с момента постройки Дворца. Он представлял собой нечто вроде гигантского стадиона, настоящего колизея, с высокой кафедрой в центре, креслами для Верховных лордов и бесчисленными рядами сидений для менее значимых чиновников и господ, а также слуг, просителей и тому подобной челяди. Всего в нем могли разместиться около полумиллиона человек. Зал пострадал во время Осады, но был восстановлен и даже улучшен. У восточного выхода воздвигли огромный памятник Рогалу Дорну, прославляющий его сверхчеловеческие усилия по защите планеты и экстраординарные тактические навыки, проявленные во время развернувшейся в этих коридорах битвы.

Решение об установке памятника принял не Дорн. Это Жиллиман приказал его воздвигнуть.

— Мой брат оборонял Дворец в самый тяжкий час, — сказал тогда примарх. — Пусть же наблюдает он и за действиями властей.

Но вот уже несколько десятилетий Сенаторум Империалис предпочитал назначать встречи в других местах. Большинство уверяли, будто Великий Зал так огромен, что годится лишь для полномасштабных собраний, — слишком уж шумное и официозное это было место. Правительство же проводило закрытые переговоры в небольших помещениях и в более интимной обстановке. Часто для этих нужд использовалась библиотека Кланиум, превратившаяся уже практически в их личный кабинет. Но иногда Верховные лорды отдавали свое предпочтение Анесидорийской часовне.

Больше всего же ценился Церебриум — относительно небольшое, облицованное деревом помещение почти под самой крышей Противосолонь-башни. Рассказывали, что сам Император любил уединиться в этом здании ради медитаций и раздумий и особенно в Церебриуме.

— Собираясь здесь, мы оказываемся ближе к Его мыслям, — заявил как-то раз Удо, отстаивая необходимость использования именно этого помещения.

Но Вангорич прекрасно понимал истинную причину.

В центре Церебриума стоял большой резной стол, достаточно большой, чтобы разместить перед ним двенадцать стульев.

Стало быть, сидеть за ним могли лишь двенадцать членов верховного совета Сенаторума, а вот второстепенные чиновники, вроде самого Вангорича, были вынуждены стоять в тени или же занимать скамьи вдоль одной из стен.

Демонстрация власти. Глупая инфантильность.

Церебриум — отличное место с хорошей обстановкой и особенной атмосферой. Стоило распахнуть створчатые окна, и открывался прекрасный вид на крыши Дворца, его кольцевые врата и бронированные рубежи планеты. Вангорич часто думал, что неплохо было бы превратить это помещение в частную студию или кабинет.

Но вот для управления Империумом оно совершенно не годилось. Слишком уж маленьким было, недостаточно основательным, каким-то даже неуместным. Это была задняя комната, годящаяся лишь для уединенных раздумий и тайных переговоров, но никак не для правительственных заседаний.