Дрин сказал: "Говорят, аватара искушал ее обожествлением, но она отклонила его."
"Но это глупость! Времена Хранителей давно померкли. Мы знаем только их изображения, которые вечно горят на горизонте событий, но их сущность с тех пор давно исчезла."
Дрин пожал плечами: "Тем хуже. Говорят, она силой принудила аватару признать, что Хранители мертвы. Говорят, она является аватарой чего-то большего, чем Хранители, хотя этого не услышишь на ее проповедях. Она заявляет, что эта вселенная есть все, что имеется, и что судьба такова, какой ее сделаешь. И я прихожу в отчаянье от того, с какой готовностью змеи поверили этой шлюхе."
Господин Нараян, чувствуя мороз на коже, здесь, в пестрой от солнца тени, сказал: "Она намекала мне, что узнала это очень далеко, в галактике за пределами нашей."
"Летит корабль", сказал Дрин. "Может, они справятся с ней."
***
В огненной ночи Разрушения господина Нараяна в конце концов привели во дворец из розового песчаника. Жилище Дрина парило над ними черным облаком, наполовину затмевающим пылающий красный вихрь Глаза Хранителей. Ленты белого дыма, прозрачные на фоне огней, питающих их, изливались из высоких арочных окон дворца, сплетаясь в полотнища, набегающие словно волны прибоя на край парящего жилища. Господин Нараян увидел, как среди множества резных шпилей дворца - казалось, их здесь больше, чем ему запомнилось - что-то взлетело вверх и снесло кусок жилища, которое медленно заколыхалось в черном небе.
Люди вокруг заорали и засвистели на это, схватили господина Нараяна за руки и повели вверх по широким ступеням и сквозь высокие двойные двери во дворик. Он был завален мебелью и гобеленами, выброшенными из тысяч высоких окон, выходящих во двор, но дорожка была расчищена к ближайшей лестнице, что все вилась и вилась вверх, пока, наконец, господина Нараяна не вытолкнули на крышу дворца.
Наверное с полтысячи последователей Ангела столпились среди шпилей, поваленных деревьев и камней, многие нагие, все в головных повязках с лозунгом на лбах. Всюду горели дымные факелы. В центре толпы стоял большой дворцовый трон, на котором по священным дням и праздникам в начале маскарадов и парадов Дрин принимал городских священников, торговцев и артистов. Его освещала корона из машин, сверкающих ярко, как солнце, а сидела на нем - свободно, элегантно и устрашающе - Ангел.
Господин Нараян провели сквозь толпу и поставили в одиночестве перед троном. Ангел подозвала его подойти поближе, ее улыбка была одновременно триумфальной и испуганной: господин Нараян почувствовал, как ее страх мешается с его собственным страхом.
Она сказала: "Что теперь я должна сделать с вашим городом, когда я отобрала его у вас?"
"Вы еще не закончили свою историю." Все, что планировал сказать господин Нараян отпало напрочь от простого факта ее присутствия. Поставленный перед ее яростной, едва сдерживаемой энергией, он чувствовал себя старым и изношенным, с тяжелым от прожитых лет телом, сожалеющим о своей полноте. Он добавил осторожно: "Я бы хотел дослушать ее до конца."
Он подумал, а знает ли она, как по-настоящему должна заканчиваться ее история. Наверное, знает. Наверное, ее дикая радость вызвана не ее триумфом, а близостью смерти. Наверное, она действительно верит, что пустота - это все, и торопится обнять ее.
Ангел сказала: "Мои люди расскажут вам. Они прячутся с Дрином там, наверху, но уже осталось недолго."
Она показала на крышу. С десяток людей возились с салазками, которые содрогались, словно живые, пытаясь переориентировать ее в гравитационном поле в некую разновидность стартовой площадки, нацеленной на жилище. Края жилища уже были неровными, словно надкушенными, и среди шпилей крыши деревья-башни явно дотягивались до него, их спутанные основания пульсировали и набухали, когда группы мужчин и женщин поливали их питательными растворами.
"Я обнаружила, как улучшить антигравитационные устройства в салазках", сказала Ангел. "Они реагируют на поле, которое вырабатывает гравитацию для этого искусственного мира. Запасенная инерция поля дает им высокую кинетическую энергию, так что они превращаются в хорошие ракеты. Мы раскрошим эту летающую крепость кусок за куском, если получится, или же закончим растить башни и штурмом возьмем остаток, но я жду, что они капитулируют задолго до того."
"Дрин не является правителем города." Как и ты, подумал господин Нараян, но благоразумно не стал на это указывать.
"Больше никогда", ответил Ангел.
Господин Нараян отважился шагнуть ближе. Он сказал: "Что вы нашли там такое, против чего яритесь?"
Ангел засмеялась: "Я расскажу вам об этой ярости. Это то, что вы все забыли или никогда не знали. Это двигатель эволюции и конца эволюции тоже." Она выхватила у подавальщика кубок вина, осушила его и отбросила в сторону. Ее снедала энергия, которая больше не была ее собственной. Она сказала: "Мы путешествовали так долго, не мертвые и не спящие. Мы были не более чем сохраняемыми потенциалами, трижды высеченными в золоте. Хотя корабль летел так быстро, что сгибал время вокруг себя, путешествие все-таки заняло тысячи лет замедленного бортового времени корабля. А в конце этого долгого вояжа мы не пробудились - мы были рождены. Или, скорее, были рождены другие, похожие на нас, хотя у меня имеются их воспоминания, как и у них присутствуют мои собственные. Они тогда обнаружили, что Вселенная не создана для того, чтобы людям было удобно. Они нашли галактику разрушенной и мертвой."
Она крепко сжимала ладонь господина Нараяна, говоря тихо и напряженно, ее глаза глубоко заглядывали в его глаза.
"Миллиард лет назад наша соседняя галактика столкнулась с другой, гораздо меньшей галактикой. Звезды обоих галактик оторвались при столкновении и рассыпались в обширное гало. Остальные слились в единое тело, но кроме древних шаровых скоплений, которые пережили катастрофу благодаря своим плотным гравитационныи полям, это все были обломки. Мы не смогли нанести на карты ни единого мира, где развилась бы жизнь. Я помню себя, стоящей в мире, разорванном пополам невероятным приливным напряжением, его орбита была столь эксцентрична, что в своей дальней точке он был холоднее Плутона, и горячее Меркурия в ближайшей. Я помню себя, стоящей в бродящем среди звезд мире метанового льда, такого холодного и темного, как и сама Вселенная. Миллионы таких миров выброшены в пространство. Я помню себя, стоящей на фрагменте мира, разбитого на миллионы осколков и рассыпавшегося так широко на своей орбите, что у него никогда больше не появится шанса собраться вновь. Существуют миллионы таких миров. Я помню газовые гиганты, вывернутые наизнанку и состоящие из одного гигантского шторма, и я помню миры, выжженные до гладкого состояния извержениями собственных звезд. И нигде никакой жизни.
Вы знаете, как много галактик претерпели подобные столкновения? Почти все. Жизнь - это статистическое отклонение. Похоже, что только звезды нашей Галактики обладают планетами, или уж наверняка другие цивилизации возникли бы где-нибудь еще в безграничной Вселенной. И поэтому, мы явно одиноки. И мы должны сотворить из себя все, что сможем. Мы не должны спрятаться, как решили сделать ваши Хранители. Вместо этого мы должны ловить день и овладеть Вселенной с помощью технологии, которой воспользовались Хранители, чтобы создать нору, где спрятаться."
Она уже сжимала довольно больно, но господин Нараян терпел. "Вы не можете стать Хранителем", печально сказал он. "Теперь уже никто не может. Вы не должны лгать этим невинным людям."
"Мне нет необходимости лгать. Они возьмут мою историю и сделают ее своею. Они видят сегодня, что именно они могут унаследовать - если осмелятся. И они не ограничатся одним городом. Это станет крестовым походом!" И она добавила несколько мягче: "Вы запомните все это, не так ли?"
Вот тогда-то господин Нараян и понял, что она понимает, как все должно закончиться, и его сердце разбилось. Ему хотелось попросить ее снять с него это бремя, но он не смог. Он привязан к ней Он ее свидетель.
