***

– Проклятый пес, всю ночь скулит, никому в деревне не дает заснуть.

– А ты гони его каменьями, вишь, приблудился.

– Вышел из тайги, совсем одичал, стал как волк, скоро и кур у нас начнет таскать.

– Ну, уж этому не бывать, сразу прибью, как только замечу такое дело. А все в этом городские виноваты, берут псину на квартиру, приручают, а потом, как надоест, выбрасывают ее на улицу.

– Может быть, его пристрелить, чтоб не мучился.

– Ребята, да что вы нехристи какие поганые, чтобы убивать Животину ни про что, неужто он вам мешает? Смотрите, какой старый, скоро сам подохнет.

– А-а, пшёл вон!

***

Гав у-у-у ну и народец пошел нынче так и норовит камнем голову пробить или палкой переломать все ребра и откуда у них столько злости берется подниму-ка я заднюю лапу и помочусь в их сторону вот так этим актом я выражу им свое полное презрение а тебя толстая задница как-нибудь подкараулю в темноте и тяпну за ляжку, будешь знать как бросать в меня камни ну ладно уж отойду в сторону вообще-то они люди славные когда спят но уж очень раздражительные не буду им уподобляться они конечно считают меня тварью а сами ведут себя иногда хуже последних тварей вон и луна поднимается над лесом в такие ночки только и придаваться воспоминаниям вот кстати одна история подтверждающая их людскую сущность я тогда служил этому слепому шизику тому самому что выбросился из окна на мостовую я водил его на поводке по магазинам и в общество слепых он жил возле самой набережной в квартире на пятом этаже дома таких же как он несчастных калек в обществе ему давали на меня деньги чтобы кормить а он сам их прожирал или тратил на всякие там свои щупательные книги и магнитофонные записи а меня морил голодом все хотел стать научным светилом сам жил во тьме а другим хотел светить забавно ему даже удалось написать книжонку о героях Эллады и какие-то там исследования по Гомеру он и себя-то считал вторым Гомером карябал какие-то там стихи и даже знал два мертвых языка – латынь и древне-греческий по-моему его знания ему так и не пригодились при жизни на почве эллинистики он и познакомился с моим вторым хозяином тем что оказался за решеткой кажется настоящим греком и имя у него было какое-то не русское то ли Родеф Нивос то ли Нивос Родеф или что-то в этом роде потом когда слепой разбил свою черепушку от вертикального падения с пятого этажа об асфальт меня забрал к себе этот горе-мыслитель от винных паров после которого я очутился у другого чокнутого Грека-философа по имени Александр того самого что улетел на облаке в дальние дали о чем я уже говорил раньше так что когда-то всю эту святую древнегреческую троицу объединяла любовь к эллинистике поэтому они и дружили сходились подолгу проводили время в умозрительных беседах а больше ничем другим не занимались кроме как чесать языками от них я научился такому что будь я человеком то трижды бы защитил какую-нибудь диссертацию и уж конечно бы получил ученую степень или на худой конец стал бы бакалавром по вопросам политики и экономики Древней Греции но гордиться своими талантами и выпячивать свои знания напоказ свойственно только людям я же скромный пес никогда не страдал ни манией величия ни ущемленным тщеславием так вот та история началась именно тогда когда они однажды вечером собрались втроем на квартире моего слепого хозяина.

***

Солнце уже зашло, но света еще никто не зажигал. В комнате царили сумерки. Слепому свет был не нужен, гости же сами не решались сделать щелчок переключателем.

– Лучшее время года – это лето, – сказал Грек-философ по имени Александр, – только летом я чувствую в себе такой прилив сил и энергии, что способен свернуть горы.

В окно временами влетал свежий ветерок, принося запах цветущей сирени с набережной.

– А по мне лучше зима, – ответил Нивос Родеф. – Зимой ничто не отвлекает от мыслей, вся тварь уходит в спячку, ни муха не пролетит, ни комар не укусит. Сонное состояние природы концентрирует мозг на каком-либо объекте, хорошо думается.

– А я ненавижу зиму, – заметил Александр, – зимой умерла моя мать, шла по улице, поскользнулась, упала и сломала себе ногу. Перелом шейки бедра. Знаете, после такой травмы обычно все пожилые люди умирают. Моя мать умерла на двадцать третий день.

– А сколько лет было твоей матери? – спросил слепой Гомер.

– Что-то около семидесяти семи.

– Хороший возраст, – похвалил слепой.

– Она жила бы намного дольше, если бы не сломала ногу. Но вот что странно, перед смертью она утверждала, что дважды видела дьявола, и все на одном и том же месте, там, где падала. Один раз упала и больно ушибла руку, а второй раз уже сломала ногу.

– И все на одном и том же месте? – удивились в один голос Нивос Родеф и Гомер.

– Вот именно. Потом я осматривал это место возле тополя, ничего примечательного, но мать утверждала, что как-то раз, еще до этого несчастья видела одного пьяного, который блевал прямо под тополем. Умирая, она просила меня вбить в то дерево освященный крестик.

– И ты этого, как всегда, не сделал? – догадался прозорливый Нивос.

– Да. Как-то все не было времени. Так что до сих пор я еще не исполнил ее последнюю просьбу. И знаете, что интересно, после ее похорон я сам видел этого черта. Но странное дело, он показался мне не с рогами, а с собачьей мордой.

– Может быть, это был египетский бог смерти Анубис? – сделал предположение Нивос.

– Расскажи нам, как это произошло, – попросил слепой.

– Случилось это через полгода после ее похорон, – начал Александр, – я поехал к ней домой, она жила одна, и после ее смерти квартира пустовала, я еще не решил, продать ее или пустить жильцов и брать с них деньги. Не зная, что делать, я время от времени наезжал туда, чтобы полить цветы и немного прибраться. Так было и в тот день, когда я поднялся по лестнице на третий этаж и только возле двери ее квартиры обнаружил, что забыл ключи. Меня охватила такая досада, что я сел на ступеньку лестницы и не знал, что делать. Представляете, проехал пятьдесят километров в душной электричке для того, чтобы вернуться ни с чем. Погода портилась, когда я еще ехал, все предвещало грозу. А тут вдруг прокатили раскаты такого грома, что весь дом содрогнулся, и сразу же ударил ливень, дождь лил как из ведра, невозможно было носа высунуть на улицу, а у меня даже зонтика не было с собой. Так я и сидел на лестнице, как бездомный пес, не ломать же двери. А в доме – жуткая тишина, все затаились, попрятавшись по своим квартирам. Ни музыки, ни разговоров, кругом как будто все вымерли. Потом лестничное окошко потемнело, словно его кто-то прикрыл ладонью. Представляете, днем стало темно как ночью. Я человек не робкого десятка, но и у меня мурашки пробежали по спине. А тут еще молния прорезала небо так, что осветило всю лестничную клетку, и в какое-то мгновение я увидел его, поднимающегося бесшумно по лестнице.

– Кого его? – спросил ошарашенный слепой.

– Ну, кого еще, конечно же, дьявола с собачьей головой.

– Но почему с собачьей?

– А черт его знает.

– И что было дальше?

– Дальше-то?.. Он прошел мимо меня и вошел в мою квартиру, то есть в квартиру моей покойной матери.

– Как же он туда вошел? – обалдело воскликнул слепой. – У него, что же, были ключи от ее квартиры?

– Нет. Ключей у него никаких не было, да и кто ему мог их дать.

– Как же он открыл дверь?

– А он ее и не открывал. Сделал шаг к двери и исчез за ней. Я сразу же понял, что он прошел сквозь дверь, никак ее не повредив.

– Что-то не очень верится во все это, – подал свой голос Нивос Родеф. – Ты рассказываешь нам какую-то фантастику.

– Не верите, ну и не надо, – обиделся Грек-философ. – После того случая я ни разу не переступал порога той квартиры, приезжал в домоуправление, платил за нее и тут же уезжал домой электричкой. Хотел ее продать, но вы же знаете, как трудно сбыть жилье в том городе из-за плохой экологии, к тому же ее квартира старая, с совмещенной ванной и санузлом. На таких сейчас спроса нет. И оценил-то я ее совсем дешево, и все равно желающих, не нашлось. Никто не откликнулся на мое объявление в газете.