Тип присел на одно колено, опустил руки, погрузив растопыренные пальцы в лужу крови. Он походил на бегуна, ожидающего старта гонки. Его рот растянулся в ухмылке. Он знал, что она напугана, возможно, чувствовал исходящий от нее запах страха, как она чувствовала исходящий от него запах грязи. И самым ужасным было то, что он наслаждался этим запахом. Она видела это. Наслаждался ее дискомфортом, ловил от него кайф, получал садистское возбуждение.

Изо рта у него вырвался негромкий, хриплый смех.

Мейси стала выходить из себя.

То, что этот варвар, вырожденец, этот кусок дерьма наслаждается ее страданиями, было для нее слишком. Да, ей хотелось убежать от него как можно быстрее и как можно дальше. Но какая-то ее часть хотела остаться и сражаться. Раскроить чем-нибудь ему башку, стереть с его морды эту насмешливую, злобную ухмылку.

Тип медленно двинулся вперед. Она отпрянула.

Он отступил назад и рассмеялся.

Игра. Только и всего. Она не сомневалась, что это закончится для нее чем-то страшным, но пока это была всего лишь игра. Запястья были все еще связаны у нее за спиной, но узлы уже успели ослабнуть. Мейси знала, останься она всего на несколько секунд без внимания, и она сможет освободиться.

Тип снова начал приближаться. Пахло от него так, будто он питался падалью и мусором.

Мейси ждала. Она не будет дергаться.

Мужчина протянул руку, чтобы схватить ее за лодыжку, и она инстинктивно отшатнулась. Вскинула правую ногу и ударила его пяткой в лицо. Он вскрикнул и упал.

Мейси не стала стоять на месте.

Последние три года она занималась гимнастикой, и теперь это дало о себе знать. Она перекатилась на спину, опустила связанные руки вниз, принялась корчится и извиваться, пока они не проскользнули мимо ягодиц. Напрягая каждую мышцу и связку, она завела руки за колени, потом вытащила из образовавшегося кольца ноги.

Мужчина таращился на нее. Еще не оправившийся от удара ногой в лицо, но уже готовый отплатить Мейси тем же.

 Сейчас или никогда!

Мейси вскочила на ноги, и когда этот пещерный сукин сын попытался схватить ее за лодыжку, отпрыгнула и ударила его ногой по ребрам. Он крякнул и упал. Мейси бросилась бежать, хотя понимала, что шансов на спасение у нее нет. На пути у нее встал какой-то мальчишка, и она отбросила его в сторону, потом оттолкнула женщину, и оббежала мужчину с топором в руках. И тут что-то ударило ее сзади. Она полетела на каменный пол, ободрав колени. Это был он. Тот грязный тип. Он схватил ее, и она принялась отбиваться руками и ногами. Она почти освободилась...

И тут чей-то кулак ударил ее по затылку.

Перед глазами у нее заплясали звездочки, и снова упала в лапы своего соперника. На этот раз это были уже не игры. Он ударил ее в лицо, по макушке. Врезал ей по животу, схватил за волосы и двинул коленом по ребрам. Она упала, и он потянулся к ней.

 Его покрытые грязью и струпьями руки схватили ее.

Она стала сопротивляться, не понимая даже, откуда у нее взялись силы. Дикарь был огромным, с мускулистым и жирным телом. Весил фунтов на сто больше ее. Она царапала ему лицо, давили пальцами на глаза, пыталась заехать ему коленом между ног. И он ударил ее снова, на этот раз рассек ей нижнюю губу и выбил зуб. Мейси упала, выплюнув кровавый сгусток.

Задыхающаяся и ошеломленная, она ждала возмездия.

Ее обступила толпа дикарей, ожидающих того же. Словно гиены, окружившие свежую добычу льва, они пребывали в возбужденном состоянии, что-то бормотали, рычали и поскуливали. Они хотели отведать ее, но не трогали, пока главный хищник не развлечется первым. Главным хищником в данном случае был высокий тяжеловес, покрытый грязью, кровью и животным жиром, который засох и превратился в потрескавшуюся корку, отчего тот походил на зловещую мумию, забальзамированного зверя, вернувшегося к жизни здесь, в выпотрошенных недрах оскверненной церкви.

Он возвышался над Мейси в мерцающем свете костра, темная тварь, исполненная первобытных желаний. Он тяжело дышал, скрипел зубами, напрягая мускулы, отчего покрывающая его корка продолжала трескаться и осыпаться. Его дикие глаза блестели.

Она ненавидела его. Жаждала увидеть его страдающим. Если б в руке у нее оказался нож, она перерезала бы ему горло.

Казалось, он все понимал, и это его возбуждало.

 Глядя на Мейси сверху вниз, он схватился за пенис. Сжал его окровавленной рукой. Тот уже был твердым. Хрюкая, как свинья, он принялся мастурбировать, решительно и уверено. При этом смотрел на нее своими черными, звериными безумными глазами. И он знал, что она тоже смотрит на него. Затем он вскрикнул и кончил, его семя брызнула Мейси на щеку и стекло по лицу горячей струей.

Еще день назад, или неделю, она бы закричала.

Ее бы стошнило.

Но сейчас она даже не вздрогнула. Она уже прошла через такие унижения, что ее уже ничего не брало. Она уже не чувствовала себя человеком. Потому что это происходило. Она знала об этом и хотела этого. Регресс. Цивилизованный, разумный, интеллигентный человек не мог надеяться выжить или противостоять им. Вы не смогли бы обратиться к их разуму. Логика была для них чуждым понятием. Они защищали свою территорию. Вели себя, как звери. Это были лохматые, безумные, смердящие дерьмом ужасы, выползшие прямиком из плейстоцена. Они понимали лишь законы племени, технику охоты, анатомию убийства, выживания и кровавых битв. То были их печень, легкие и душа. Регресс захватывал Мейси горячей волной генетического импульса, медленно топил ее, погружал в черную бездну доисторической эпохи, в первобытную землю, где она чувствовала прохладную влажную почву атавизма, ощущала звериный мускусный запах племени, сладкий вкус крови изначальной пустоты.

Теперь она была одним целым со всем этим.

И когда дикарь с обмякшим пенисом посмотрел на нее с едва ослабшим аппетитом, она почувствовала, как падает в оглушительную металлическую тишину.

 Но иногда, чтобы убить змею, требуется другая змея...

68

Она наблюдала за мужчиной у костра.

Он был высоким, стройным и мускулистым. В лунном свете, с окровавленным молотком в одной руке и ножом в другой, он походил на первобытного человека, которого можно было бояться, понимать и желать одновременно.

Кайли Синклер дрожала.

В темноте кустов лунный свет едва касался ее. На голове у нее был венец из прутьев и листьев, который служил не украшением, а маскировкой. Древний охотничий прием. Ее сестра и мать ждали неподалеку.

Мужчина просто стоял там.

Она чувствовала запах жарящейся на костре свиньи. Жирные, пузырящиеся куски мяса роняли в огонь манящий горячий сок. Она ждала, когда мужчина снимет тушу с вертела и начнет есть. Возможно, срежет мясо с костей и возьмет с собой.

Нет.

 Он не стал делать ни то, и ни другое.

Он опустился на колени в траву, его била дрожь. Кайли пребывала в замешательстве. Конечно, это была его добыча, порезанная на куски и насаженная на вертел. Он первым пустил кровь и первым отведает сладкую награду. Но он не хватал ее и не заявлял на нее права.

Кайли ждала.

Она чувствовала едкий смрад, исходящий от своего тела... запах листьев, глины и чернозема, мускуса и животного жира, который едва перебивал насыщенный запах ее тела. Хороший земляной запах. Запах, который не смущал, а воодушевлял и вселял уверенность. Она провела пальцами по церемониальным рубцам и шрамам, которые покрывали ее кожу. Как и украшающие ее тело рисунки краской, сделанной из крови и костного мозга, они были символами того, кем или чем она являлась, символами ее племенной принадлежности.

Она понюхала свои пальцы, лизнула их, заинтригованная собственными вкусом и запахом.

Коснулась пальцами подмышек, вагины, ануса. Каждый запах и вкус был еще более пьянящим и органичным, каждый все сильнее кружил ей голову.

Мужчина сдвинулся с места.

Он что-то услышал. Кайли была уверена в этом, ибо исходящий от него запах изменился. Стал резче. Запах страха. Да, он услышал что-то. Голос. Взяв в руки оружие, он взволнованно огляделся.