От одного воспоминания об этом ее затошнило.

Мистер Бенц утащил ее в кабинет, а Челси отвели к школьной медсестре. Она помнила, как мистер Шор, директор, обвинил ее в нападении. Спрашивал ее снова и снова, почему она, круглая отличница с безупречной репутацией, сделала нечто столь ужасное и жестокое. Челси отвезли в больницу. Ей потребуется наложение швов. Пока Шор продолжал распекать ее, Мейси просто сидела и слушала, а тот черный яд по-прежнему кипел у нее внутри. Она продолжала улыбаться, даже когда Шор попросил ее убрать с лица эту чертову ухмылку. Но она не могла. Будто кто-то улыбался за нее, заставлял думать и делать всякие ужасные вещи, а она была здесь просто не причем.

Пока Шор бушевал, она смотрела на его круглый живот, выпирающий из-под накрахмаленной белой рубашки. Какое месиво будет, подумала она, если кто-то вскроет его ножом.

А потом... то, что охватило ее, куда-то ушло.

Мейси расплакалась.

И это были не притворные крокодильи слезы, она расплакалась по-настоящему. Чем бы ни было это ужасное принуждение, когда оно отпустило ее, из, казалось бы, разорванных внутренностей хлынула кровь. Эта кровь была прозрачной и лилась у нее из глаз, но в ее воображении она была красной и обжигала щеки. Даже Шор смягчился, когда увидел это.

Возможно, он увидел, что Мейси... милая, нежная, добрая... вернулась.

А та другая тварь исчезла. Шор как только не пытался утешить ее, разве что не говорил ей, что все в порядке и ей не из-за чего так расстраиваться. Но, по правде говоря, тогда Мейси была в настолько подавленном состоянии, что он уже подумывал сказать ей это. Затем в кабинет вошла миссис Блир, школьный секретарь, и сделала то, на что многие мужчины неспособны: утешила Мейси. Успокоила ее словами, обняла, сказала, что, да, нападать на других учеников плохо, но они с этим разберутся.

Если б на месте Мейси Мерчант был кто-то другой, сочувствия и понимания с ее стороны было бы гораздо меньше. Но миссис Блир, как и мистер Шор, знали, что Мейси - хорошая девочка. Смышленая, воспитанная, послушная... не какая-нибудь дикая кошка, постоянно атакующая других детей.

Они оба продолжали спрашивать ее одно и то же: Почему? Почему она так поступила с Челси? Что Челси ей сказала? Что она сделала? Потому что оба прекрасно знали Челси Пэрис. И считали, что на этот раз Челси наверняка сделала что-то очень, очень плохое, раз вызвала такую реакцию у Мейси Мерчант.

Да, они хотели знать причину.

И когда Мейси шла по Колидж-стрит в сторону 7-ой авеню и Раш-стрит, она тоже хотела знать причину.

Она увидела Кэтлин Сомс, стоящую на крыльце. Та помахала ей.

Но Мейси продолжила путь, занятая своими мыслями. Прижав учебники к груди и опустив голову, она смотрела на тротуар. На трещины в нем. Каждые пару футов ей на глаза попадались муравьиные гнезда.

Больше всего ее беспокоило чувство, будто она утратила над собой контроль, будто кто-то или что-то захватил над ней власть. Она гадала, не так ли ощущают себя сумасшедшие, когда открывают огонь по посетителям супермаркета или нападают на кого-нибудь с топором. Словно это была не их вина, словно существует некто или нечто, какой-то страшный импульс, который берет над ними полный контроль, и которому они не в силах противостоять.

Неужели с ней произошло то же самое?

И теперь она относится к категории этих людей?

Боже, никогда не было ничего подобного, никаких признаков того, что она сумасшедшая. У нее бывали нехорошие мысли, как и у всех, но за всю свою жизнь она даже мухи не обидела. В тот момент, несмотря на страх и печаль, ее самочувствие не особенно отличалось от того, которое было у нее две недели или два года назад. И это было страшно... Не повторится ли с ней подобное? Не нападет ли она внезапно еще на кого-нибудь? Не потеряет ли контроль над собой?

Какой ужас, какой все-таки это ужас.

Может, у нее химический дисбаланс, вроде шизофрении, или та штука, о которой она узнала в прошлом году на уроке психологии. Расщепление личности. Хорошая Мейси и плохая Мейси. Если это так, ей потребуются медикаменты и лечение. В любом случае, ее жизнь уже не будет прежней. В школе кто-то повесит на нее ярлык психа. Но для всех остальных, кто всегда хотел поставить Челси Пэрис на место, но боялся это сделать, она будет героем. Да, это будет своего рода слава. Слава, без которой она вполне могла бы обойтись.

Мама не обрадуется всему этому.

Ее папа умер от сердечного приступа, когда ей было пять. Хотя Мейси не помнила, какой была ее мама до этого, ей почему-то казалось, что раньше она не пила. Что могла удержаться на работе больше двух-трех месяцев. Что не спала с любым встреченным ей в баре мужчиной.

По крайней мере, Мейси надеялась на это.

Правда, иногда было сложно сказать, кто именно выполнял родительские обязанности. Теперь они остались вдвоем, и мама обычно страдала от похмелья. Поэтому все ложилось на плечи Мейси. Ей приходилось готовить, стирать и убирать по дому. Она распоряжалась чековой книжкой, если на ней вообще водились деньги. Все необходимые дела выполняла Мейси. Она знала, какие среди соседей ходят слухи. Знала распространенное предположение, что ее мать - пьющая шлюха, и что Мейси, без надлежащего родительского надзора, скоро тоже пойдет по ее стопам. Как говорится, яблоко от яблони не далеко падает.

Но все они заблуждались.

Мейси не курила, не пила, не принимала наркотики, и в шестнадцать все еще была девственницей, в отличие от Челси Пэрис, Шэннон Киттери и всей их компании. Что касается потри девственности, то тут, наверное, у нее было не так много шансов, поскольку к восьмому классу она не обладала достаточной привлекательностью. И все-таки, даже если она была бы похожа на Челси или Шэннон, то вряд ли прыгнула бы в постель к кому-то так быстро, как они. То же самое с алкоголем и наркотиками, и другими соблазнами, которые обычно сбивали подростков с пути истинного.

Мейси не интересовалась ими, потому что так решила.

Возможно, она имела самообладание и самоуважение. Возможно, была более зрелой в эмоциональном плане, чем ее сверстники. Тем не менее, она поставила себе высокую планку, и иногда гадала, не кроется ли причина в ее матери и отце. В ее матери, потому что Мейси искренне стеснялась ее, и не хотела на нее походить. А в отце, потому что тот умер молодым, и у Мейси не было возможности хорошо узнать его. Но она чувствовала, что ради его памяти должна вести себя так, что он гордился бы ею, будь он жив.

Мейси, конечно же, не признавалась в этом никому, тем более матери.

Потому что мама не любила говорить об отце. При любом его упоминании она впадала в хандру, и единственный, кто мог помочь ей выйти из нее, был "Джим Бим". Иногда Мейси думала, что мать хочет, чтобы она пустилась во все тяжкие, что ей было бы приятнее, если б ее дочь сбилась с пути истинного и перестала быть "паинькой", как часто ее называла.

А как же тогда родительские обязанности?

Но маме понравилось бы то, что случилось сегодня. Мейси атаковала другую девочку и была лишена права - Боже милостивый! - посещать школу до окончания расследования. У Мейси было странное чувство, что мама рассмеется, когда это услышит. Скажет что-нибудь глупое, вроде "Ну, ну, ты просто такая же, как и все остальные, верно?".

В том-то все и дело.

Мейси не хотела быть, как все остальные.

Она усердно работала, усердно училась, ставила себе высокие планки, а теперь все это рухнуло. Она напала на Челси Пэрис. Это было невероятно и необъяснимо.

Она не переживет это.

Дойдя до середины 7-ой авеню, Мейси внезапно подняла глаза.

Посмотрела и не поверила своим глазам...

14

Близнецы Майк и Мэтт Хэк стояли на тротуаре над грудой камней и с равнодушным видом швыряли их в припаркованный у обочины минивэн. Мейси остановилась и стала смотреть, как мальчишки бросают камни один за другим. Окна были покрыты паутиной трещин, двери и задние крылья поцарапаны и помяты.