Растущая мощь европейских торговцев и их финансовая поддержка властителей в Индии в конечном итоге имели важные последствия в самой Европе. По мере того как все больше индийского хлопка прибывало в Европу, появлялись новые рынки и новые моды. Прекрасные коленкоры и муслины привлекали внимание растущего класса европейцев, имевших деньги для их приобретения и желание демонстрировать свой социальный статус, одеваясь в них. Индийский хлопок стал еще более модным в XVIII веке, и желание заменить этот импорт было мощным стимулом для наращивания производства хлопка в Англии и в итоге для революции в этом производстве[80].
Более того, господство в Азии сопровождалось экспансией в Америке. Когда Испания, Португалия, Франция, Англия и Голландия захватывали гигантские территории в Америке, они увозили движимые богатства континента – золото и серебро. Несомненно, часть этих украденных драгоценных металлов и была средством покупки хлопковых тканей в Индии.
Однако со временем европейским поселенцам в Северной и Южной Америке не хватило золота и серебра, и они изобрели новый путь к богатству: плантации, на которых выращивались тропические и субтропические растения, особенно сахарный тростник, а также рис, табак и индиго. Такие плантации нуждались в больших количествах работников, и, чтобы раздобыть их, европейцы депортировали первые тысячи, а затем и миллионы африканцев в Америку. Европейские торговцы строили укрепленные торговые посты вдоль западного побережья Африки: Горе в сегодняшнем Сенегале, Элмина в сегодняшней Гане, Уида в сегодняшнем Бенине. Они оплачивали африканским правителям охоту на рабочую силу и обменивали пленников на продукцию индийских ткачей. Сначала испанские и португальские, а потом присоединившиеся к ним британские, французские, голландские, датские и прочие купцы в течение трех веков с 1500 года перевезли более 8 млн рабов из Африки в Северную и Южную Америку. В течение одного XVIII века они депортировали более 5 млн человек, в основном из западной части Центральной Африки, Бенинского залива, Золотого берега, залива Биафра[81]. Рабы отправлялись почти ежедневно на Карибские острова, а также вдоль побережья обеих Америк.
В результате этой торговли рос спрос на хлопковые ткани, так как африканские правители и торговцы почти всегда требовали хлопковые материи в обмен на рабов. Хотя часто считается, что работорговля приводилась в движение простым обменом ружей и безделушек на человеческий товар, рабы чаще обменивались на гораздо более банальную вещь – на хлопковый текстиль. В исследовании британского торговца Ричарда Майлза о 1308 операциях бартерного обмена на 2218 рабов Золотого берега с 1772 по 1780 год показывает, что текстиль составлял более половины стоимости всех обмененных товаров. Португальский импорт в Луанду в конце XVIII – начале XIX века говорит о том же: ткани составляли около 60 % импорта[82].
Африканские потребители имели дурную репутацию из-за своей привередливости и быстро менявшихся предпочтений, приводивших в отчаяние европейских торговцев. Один европейский путешественник отметил, что вкусы африканских потребителей были «самыми непостоянными и капризными», и что «две деревни редко бывали согласны в своих канонах вкуса». Когда корабль работорговцев «Дилижан» приплыл из своего французского порта в 1731 году, в трюмах был тщательно подобранный ассортимент индийского текстиля для обслуживания конкретных потребностей побережья Гвинеи. С той же целью Ричард Майлз посылал своему британскому поставщику очень специфические инструкции в отношении цветов и типов текстиля, которые в то время были востребованы на Золотом Берегу, вплоть до конкретных производителей, которых следовало нанимать. «(Мануфактуры) мистера Кершоу ни в коей мере не сравнятся с мануфактурами Найпа, – сообщал он своему британскому корреспонденту в одном из писем 1779 года, – по крайней мере, не в глазах черных торговцев здесь, а ведь именно им необходимо угодить»[83]. Европейская торговля хлопковым текстилем связывала Азию, Америку и Европу в единую сложную коммерческую сеть. Еще никогда на протяжении четырех тысячелетий истории хлопка не была создана подобная система, охватывавшая весь мир. Никогда прежде изделиями индийских ткачей не платили в Африке за рабов, покупавшихся для работы на плантациях в Америке, где выращивались сельскохозяйственная продукция для европейских потребителей. Это была внушительная система, которая ясно говорила о преобразовательной мощи союза капитала и государственной власти. Наиболее радикальными были не отдельные характеристики этих торговых механизмов, а сама система, в которую они входили, и то, каким образом различные части этой системы подпитывали друг друга: европейцы изобрели новый способ организации экономической деятельности.
Экспансия европейских торговых сетей в Азии, Африке и Америке строилась не на предложении лучших товаров по хорошим ценам, а на подчинении конкурентов войной и на принудительном европейском торговом присутствии во многих регионах мира. В зависимости от относительного баланса общественных сил в конкретных местах этот центральный принцип реализовывался по-разному. В Азии и Африке европейцы селились в прибрежных анклавах и доминировали в заокеанской торговле, поначалу не занимаясь выращиванием и производством хлопка. В других частях мира, прежде всего в Америке, местное население эксплуатировалось, а часто вытеснялось с мест своего обитания или уничтожалось. Европейцы создали новый мир, начав разворачивать плантаторское земледелие в массовом масштабе. Когда европейцы занялись производством, они сделали экономическую ставку на рабство. Эти три движущие силы – имперская экспансия, экспроприация и рабство – стали основой возникновения капитализма.
Они сочетались еще с одной чертой нового мира: с государственной поддержкой этих предприятий торговли и поселений, однако это было слабым фактором в установлении власти над далекими территориями и народами. Вместо этого частные капиталисты, нередко организованные в учрежденные государственными хартиями компании (как, например, Британская Ост-Индская компания) устанавливали власть над землей и людьми и структурировали связи с местными правителями. Мощно вооруженные капиталисты-захватчики стали символом этого нового мира европейского господства, так как их начиненные пушками корабли, купцы-солдаты, вооруженная частная милиция и поселенцы захватывали земли и рабочую силу и подрывали, вполне буквально, позиции конкурентов. Приватизированное насилие было одним из их основных навыков. Хотя европейские государства предусматривали, поощряли и поддерживали создание огромных колониальных империй, они оставались слабы и беспомощны, предоставляя простор для частной инициативы и возможность создания новых форм торговли и производства. Этот момент в истории капитализма характеризовался не надежными правами собственности, а волной экспроприации труда и земли, что свидетельствует о нелиберальной природе истоков капитализма.
Сердцем этой новой системы было рабство. Депортация многих миллионов африканцев в Северную и Южную Америку сделала более интенсивными связи с Индией ввиду увеличения потребности в поставках хлопковых тканей. Именно благодаря этой торговле установилось более весомое коммерческое присутствие европейцев в Африке. Именно благодаря этой торговле появилась возможность наделить экономической ценностью обширные территории, захваченные в Америке, и таким образом преодолеть ресурсные ограничения Европы. Эта многогранная система безусловно существовала в разных вариантах и с течением времени изменялась, но она настолько отличалась от прежнего мира и от того мира, который возникнет из нее в XIX столетии, что заслуживает своего собственного названия – военный капитализм.
Военный капитализм опирался на способность богатых и могущественных европейцев делить мир на «внутренний» и «внешний». «Внутренний» мир включал в себя законы, институты и обычаи отечества, в котором царил поддерживаемый государством порядок. Напротив, чертами «внешнего» мира были имперское господство, экспроприация огромных территорий, уничтожение туземного населения, кража их ресурсов, порабощение людей и господство частных капиталистов на обширных землях при незначительном реальном надзоре со стороны далеких европейских государств.
