Странно, как смертные люди за всё нас, богов, обвиняют!

Зло от нас, утверждают они; но не сами ли часто

Гибель, судьбе вопреки, на себя навлекают безумством?

Гомер. "Одиссея"

сделанное собственноручно провизором Аптеки № 13 Спиритусом Вомитмахером.

"…Дальше виднелись темные очертания водорослей. Какая-то гадина шевелилась в них; Василий Петрович не мог рассмотреть её формы".

В.М. Гаршин. "Встреча"

У меня совсем пропала надежда что-нибудь прояснить с этим исчезнувшим поездом. И каждый раз, когда я звонил на станцию, я слышал в ответ: "Ничего не известно. Позвоните завтра". А тут ещё все мои сослуживцы, словно сговорившись, объявили мне бойкот. Это мне-то, их начальнику! Впрочем, я уже давно принял решение оставить эту работу и выйти на пенсию. Такое желание возникло сразу же, как стали происходить странные явления в аптеке. Причину недовольства сослуживцев я понял, когда однажды вечером, задержавшись в провизорской, услышал звонок. Так обычно звонили отчаявшиеся пациенты в надежде раздобыть спасительное лекарство для умирающего. Когда я открыл дверь, то к своему ужасу обнаружил маленького мальчика с зеленым лицом, который едва дотягивался до кнопки звонка. Я с трудом признал в нем старика Стекляриуса.

– Чего нужно? – спросил я не очень любезным тоном, заступая ему дорогу, потому что испугался и к тому же начал догадываться, что все наши злоключения и несчастья происходят по его вине.

– Я пришел за своим дневником, – нахально заявил он.

– Ты ничего не получишь, – ответил я ему, но этот нахал успел прошмыгнуть мимо моих ног и исчезнуть в глубине торгового зала.

Мне ничего не оставалось делать, как закрыть дверь и проследовать за ним. В провизорской я с трудом ухватил Стекляриуса за шиворот куртки, другой рукой приподнял его за штаны и, что было силы, швырнул в открытую форточку на улицу. Вскоре в окно посыпался град камней вперемежку с такими ругательствами, что у меня глаза на лоб полезли. Камнями были перебиты оконные стекла и много аптечной посуды. Мне пришлось вызвать милицию. Стекляриус сбежал, и не прошло нескольких дней, как выяснилось, что он вообще исчез из города вместе с поездом. В тот же вечер я нашел в его столе дневник, от которого у меня на голове волосы поднялись дыбом. Читая его, я начал кое-что понимать в событиях последних дней, взбудораживших нашу аптеку. И мне страстно захотелось вернуть старика Стекляриуса на работу, чтобы хоть как-то повлиять на ход надвигающейся катастрофы, которая грозила поглотить всех нас, как беспомощных букашек. С тех пор я каждый день звоню на станцию и справляюсь об исчезнувшем поезде.

Стекляриус вообще слыл странным человеком. Еще до войны он окончил фармацевтический институт, но так и не дослужился до звания провизора, работал некоторое время под моим началом. Не так давно он вышел на пенсию и на досуге стал заниматься, к великому удивлению всех его сослуживцев, переводами трудов Авиценны. Для этого ему пришлось выучить арабский язык. Потом кое-кто из моих работников уверял меня, что он некоторое время ходил молиться в местную мечеть, но вскоре его интерес к исламу угас, а появившаяся после этого другая страсть, вернее, другая крайность в его характере, повергла всех нас, его бывших коллег, в шок. Он стал алхимиком.

О, если бы он начал пить, или женился на старости лет (должен вам заметить, что Стекляриус всю свою жизнь прожил закоренелым холостяком), или хотя бы пустился во все тяжкие грехи, совращая малолеток, было бы ещё ничего. Ну, что поделаешь, как говорят, седина – в бороду, бес – в ребро. Мы бы ему и слова не сказали, отнеслись бы к его причудам с пониманием. Мало ли кто как выживает из ума на старости лет. Но он придумал такое, что уж совсем ни в какие ворота не лезет. И потом еще это превращение из старика в ребенка!

Ладно. Пока не буду об этом. А то меня сразу же начинает лихорадить, а при моих непонятных летах нервничать вредно. Можно коньки отбросить.

На следующий день, придя на работу, я ни словом не обмолвился о вчерашнем происшествии, но когда пришло обеденное время. и мы расселись, как обычно, со своей едой в провизорской, я вслух заметил:

– Нет, что ни говори, а я нахожу Стекляриуса немного странным…

– Вы только сейчас начинаете прозревать, – оживилась Белла Абрамовна. – Нам всем уже давно было известно, что он за субъект.

– Он часто мне говорил, что открыл какой-то запредельный мир и готов перебраться в него. Но я думал, что его слова не больше, чем шутка. Сейчас я подозреваю, что он был недалек от истины, – сказал, хмуря брови, Олег Васильевич.

– А мне кажется, что в его имени есть некий скрытый смысл, который наводит на меня ужас, – заметила Белла Абрамовна. – И сам он похож на замороженный кристалл или какое-то чудовищное ископаемое. Кстати, кто его видел последний раз?

– Я, – пришлось признаться мне, и все взгляды служащих устремились в мою сторону. – Вчера вечером вот здесь, на этом самом месте.

Я показал на его пустой стол.

– А как он выглядел? – спросил Котлевский.

– Несколько странно, – уклончиво ответил я.

Котлевский сидел в конце нашего общего мраморного стола, жевал кусок колбасы и запивал горячим чаем прямо из термоса. Я заметил, что его совершенно лысая голова за последнее время покрылась легким пушком.

– Хотите, я скажу вам моё мнение? – нарушила тишину Анечка.

– Страстно желаем! – воскликнул с иронией Горин, считавшийся самым умным работником в аптеке.

Анечка покраснела. По ее подвижному лицу было видно, как она мучительно старается сформулировать это мнение в своей маленькой кудрявой головке. Горина Анечка побаивалась за его острый язык. Когда впервые она появилась в нашей аптеке, Горин долгое время был к ней неравнодушен, пока окончательно не разочаровался в ее умственных способностях.

– У меня есть своё собственное мнение о нем, – сказала она. – Я думаю, что он один из тех… которые… ну, вы сами понимаете. Мне это трудно выразить словами.

– Тогда вырази жестами, – улыбнувшись, посоветовал ей Горин.

Белла Абрамовна тут же пришла девушке на помощь:

– Он один из тех прощелыг, которые норовят вас одурачить, а когда вы, в самом деле, попадаете впросак, то они начинают из вас вить веревки. Ведь так же, милочка?

– Да, совершенно верно! – воскликнула Анечка.

Хотя все подумали, что она собиралась сказать нечто другое, но не нашла нужных слов в своем лексиконе. Впрочем, кому это было интересно?

Белла Абрамовна не думала останавливаться в своих рассуждениях, тут же, повернувшись ко мне, ехидно заметила:

– Куда же сбежал ваш неразлучный дружок?

Если бы она знала, как этого дружка я вчера за задницу выкинул в форточку!

– Вы, наверное, очень сожалеете, что расстались с ним? – продолжала она. – А вы знаете, что он настоящий Сатана, дьявол?

– Кто? – спросил я.

– Господин Стекляриус.

– Почему дьявол?

– Да мы все так решили, – и она обвела победным взглядов сидящих за столом коллег.

Я набил бутербродом рот и сделал вид, что старательно прожевываю пищу.

– Да это уж точно, можно подумать, что вы были неразлучными дружками, – продолжала Белла Абрамовна. – Этот прохиндей много чего натворил, а вы всегда его покрывали. А теперь мы должны расплачиваться за всё своей собственной шкурой.

Я опять сделал вид, что меня этот разговор не касается.

– Чтобы его черти унесли куда-нибудь в тартарары! – сказала Белла Абрамовна с негодованием.

Все опять посмотрели в мою сторону, и я почувствовал на себе их неодобрительные взгляды.

– Конечно, можно было его уволить, как только он начал вести эти странные разговоры, – заметил Котлевский.