- Вы видели его? Слушали его речи? Люди попадают под его влияние, именно такие как он и должны доносить идеи народу, но это не значит, что он их автор - всего лишь марионетка. Все революции и восстания начинают поэты и одухотворенные романтики, они хотят перемен к лучшему, светлого будущего, - Грантер не мог сказать, зачем покрывает Люсьена, но это была его единственная надежда. Главное, чтобы бунт не наступил слишком рано. - В итоге, именно эти люди падут первыми, по их трупам пройдут новые политики и тираны. Не убивайте глашатая, он ни черта не знает, мсье.
Жавер нахмурился, а потом глубоко вздохнул, не обращая внимания на нарастающий шум в толпе.
- Всего лишь пешка в руках анархистов и политиков? Вы верите в это? Циничные речи, сказанные на фоне того, за что так самоотверженно борется мальчишка и его друзья! Неужели автор этих речей - нигилист?
Грантер хмыкнул и кивнул. Если надо будет, он накинется на этого человека. У Эпонины и Прувера хватит ума заставить детишек сбежать с площади и залечь на дно. Жавер отдал приказ отряду полиции, потому что толпа начала оглушительно реветь.
- Черт тебя дери, Анжольрас, - скривился Грантер.
- Не трогайте его. Я вам расскажу секретные планы по свержению правительства, хотите? – с нажимом произнес Грантер, положив руку на плечо офицеру.
- Мне жаль, мсье, но ваш друг доигрался. Вперед! – выкрикнул он отряду.
- Ну, я предупреждал, - вздохнул Эммануэль и со всей силы заехал кулаком в челюсть Жаверу.
В то время, пока Эр разговаривал с инспектором, Эпонина и Прувер протискивались сквозь толпу. Когда Тенардье неожиданно споткнулась и вдруг заметила Филиппа Комбеферра, она вздохнула с облегчением.
- Вы что не видите, сколько там полиции? – зло зашипела она. – Они же вас размажут по асфальту!
Комбеферр обернулся к ней с улыбкой на лице, абсолютно несвойственной ему - она была пропитана адреналином, а в глазах было столько уверенности в том, что они непобедимы. Эпонина с удивлением засмотрелась на него.
- Ферр, что за черт…
- Нас слушают, за нами пойдут, мы достучимся до их сознания, моя дорогая Эпонина, - радостно воскликнул он. Вид у Комбеферра был безумный, словно у солдата в разгар битвы - отсутствие страха, будто за спинами кучки активистов была целая армия, непобедимое войско.
Эпонине это не понравилось. Люди толкали её со всех сторон, что-то выкрикивали, и никто не обращал внимания на полицию, которая, подобно своре охотничьих псов, ждала приказа.
- Прувер, - она схватила Жеана за руку, - нужно уводить их отсюда…
Жеан неотрывно смотрел на Анжольраса, который взобрался на основание обелиска в центре площади. Он возвышался над головами толпы совсем чуть-чуть, но его слушали, его идеям внимали, словно он впервые открывал перед ними простые истины.
- Присоединяйтесь к борьбе, которая подарит вам права быть свободными, хватит ждать и деградировать в уютной рутине! – выкрикнул Анжольрас.
- Жеан! – Эпонина дернула его за руку – Полиция их сейчас всех повяжет, помоги мне!
Дальше Тенардье очень сильно толкнуло вперёд, Жавер отдал приказ, а Анжольрас выкрикнул «за свободу!», сотрясая ясное осеннее небо. Началась суматоха и жутко громкий шум со всех сторон. Понина задыхалась, потому что не знала, что делать, она дернулась влево, натыкаясь на Комбеферра.
- Филипп, - договорить она не успела. Комбеферр притянул её к себе и быстро прижался губами к губам Тенардье.
- Пусть живет Франция, - выдохнул он.
Комментарий к Вы, на баррикадах, слушайте!
Журнал Прувера после митинга http://cs621231.vk.me/v621231312/cb94/rEjhp8tBe-A.jpg
========== Пусть живет Франция, ублюдки ==========
Площадь Согласия довольно гудела: ей нравилось, что опять страну лихорадит, что десятки голосов выкрикивают лозунги и призывы, провоцируя агрессию. Площадь ликует - ей все равно, появится ли в её центре пост полиции, самосуд народа или торговцы круассанами, даже нашествие иммигрантов она вытерпит, подождет и отомстит, как всегда делала в любую эпоху; только кровью прощала она.
В пяти остановках метро от места сборища новых революционеров был лагерь беженцев из Сирии - среди них было много детей. Смуглых мальчиков и девочек, которые широко раскрытыми глазами смотрели на новую для них страну, спали на затёртых, просевших диванах в комнатах, где ночевало по пятнадцать человек. Детская одежда была слишком легкой для будущей Парижской зимы: грязные футболки, джинсы, кеды или туфельки. Черноволосые девчушки сидели, растеряно сжимая в руках не менее затёртого медвежонка или зайца; мальчишки, собравшись в стайки вокруг телевизора, что-то смотрели и бурно обсуждали, иногда смеясь.
Фейи знал, что Грантер бы не одобрил, узнай он, что его друг работает в лагере беженцев. Эммануэль их недолюбливал. Дело не только в том, что бюджет страны начнут доить ещё больше, расширяя его для социальных выплат по безработице или зарплат на уровне прожиточного минимума для беженцев - нет, всё это можно было покрыть из карманов налогоплательщиков. Хуже было то, что арабы навязывали свое мировоззрение; они не уважали страну, которая их приютила, и постоянно устраивали бунты, беспорядки, требуя всё внимание властей к себе, не пытаясь при этом найти для себя работу.
Анжольрас тоже боролся против этого, но его точка зрения была ближе к равенству всех граждан или политическому перемирию - европейцы бы его послушали, а арабы только вспыхнули бы праведным гневом, узнав, что их, гордых сынов Мухамеда, пытаются сравнять с порядками Старого Света.
Мирный протест Анжольрасa резко превратился в политическую стычку с привкусом ксенофобии: сущий бедлам на Площади Согласия, где французы с упоением били по морде полицию и беженцев из Сирии и прочих арабских стран.
Бартоломей Фейи не знал, что там происходит - он просто помогал готовить еду для детей. Грантер разрешил ему взять несколько детских книг, по которым можно было учить французский язык. Эммануэль не интересовался, зачем Фейи припекло взять эти книги, а может быть, он догадывался, но никак не реагировал: в конце концов, Грантер не считал нужным или правильным навязывать кому-то своё мнение на разные вопросы. В отличие от Анжольраса, который говорил всё, что думал, который писал так, словно мгновение - и у него не будет больше времени, будто завтра день, когда он умрёт, сгорит в собственном порыве.
К лагерю подъехал грузовик с едой, купленной на деньги волонтёров, и Фейи, закинув небольшое белое полотенце себе на плечо, поспешил ко входу, чтобы помочь занести все консервы и овощи, которые были закуплены. Когда водитель открыл дверцу в кузов машины, Фейи тяжело вздохнул: ящиков было много, и размеры они имели внушительные. Но, в действительности, еды хватит на неделю максимум. Он ухватился за ближайшую коробку и потянул её на себя - она оказалась жутко тяжелой, от чего
Фейи сдавлено зашипел, как вдруг сзади послышался голос:
- Хэй, чувак, тебе нужна помощь?
Бартоломей оглянулся и увидел подтянутого, крепкого вида молодого человека в кожаной куртке, светлых джинсах и с туннелями в ушах.
-Ну, если у тебя есть время, буду весьма благодарен.
Парень кивнул и подошел к Фейи.
- Этот донесешь? Или вместе?
- Нет, бери следующий, - Фейи кивнул на ящик с этикеткой «овощи». – Спасибо.
- Да нет проблем, - хлопнул по руке он, да так сильно, что Фейи чуть не уронил на ноги себе коробку. – Ой, брат, прости, я просто вчера вечером был на тренировке по боксу, привычка, знаешь…
Фейи рассмеялся, и они пошли внутрь, поднявшись по ступенькам.
- Мой друг тоже раньше занимался борьбой, но потом забросил это дело, засев в свое магазине с книгами, хотя, если его кто-то разозлит, то он начнет использовать все приемы грязного бокса, - хмыкнув, сказал Фейи.
Парень рядом с ним задумался:
- А как твоего друга зовут? Я просто знал одного товарища. Он, кстати, давненько не появлялся в зале, Бойцовским клубом ещё называл это место, потому что мы иногда устраивали любительские бои.