Меня вытолкнуло из чужого разума так резко, что я на секунду потерял ориентацию в пространстве.

Поттер по-прежнему стоял в нескольких шагах от меня, только теперь его лицо больше не было похоже на лицо молодого парня, каким он и являлся. Я внезапно увидел нечто настолько пугающее меня, что сделал несколько бесконтрольных шагов назад.

Его глаза из светлых, зеленых стали вдруг кроваво-красными. И я совершенно точно знал, кому принадлежал такой взгляд.

Это произошло всего на секунду, такую малую и ничтожную, что я подумал: показалось! Но я точно видел… или произнес

— Думаю, стоит закончить ничьей, если вы, конечно, позволите, профессор.

Его голос смел внезапное наваждение. Он все такой же дерзкий, полный жизни и молодой звонкости. Передо мной совершенно точно был Гарри Поттер, а не Том Риддл.

— Ну что, Северус, вы теперь скажете? — негромко проговорила МакГонагалл. Она даже не пыталась убрать из голоса язвительность. — Годится Мистер Поттер на должность профессора Хогвартса?

— Не думал, что когда-нибудь скажу это, профессор МакГонагалл, но профессор Снейп в чем-то прав, — опередил меня мальчишка.

Он поднял с травы свою мантию, встряхнул её и, небрежно перекинув через локоть, легкой поступью направился ко мне. До меня не дошло сразу, зачем он ко мне идет, но потом, когда Поттер протянул смуглую, загорелую крепкую ладонь, я почувствовал секундное замешательство.

Он ждал спокойно, явно не испытывая дискомфорта от того, что стоял с вытянутой рукой, и, встречаясь с ним взглядом, я внезапно понял, что это за рукопожатие.

Не Гарри Поттер был передо мной, а его отец. Это то мгновение, которого я никогда бы не дождался в реальной жизни, но, видит Мерлин, в глубине души я бы желал примирения. Тот забитый, добрый и чистый ребенок, который вопреки всему, все ещё дышал во мне, никогда не хотел вражды с Джеймсом Поттером. Он бы предпочел не встречаться с ним вовсе.

— Ну же, профессор, неужели вы отвергнете меня еще раз? — с полуулыбкой произнес герой, намекая на тот случай, когда я с гордым видом прошел мимо него в суде, как только меня оправдали. Тогда он тоже протягивал мне руку и нес какую-то сбивчивую чушь про то, как он мне обязан жизнью и победой. — Вы же помните, что гриффиндорцы весьма уперты, правда?

Я различил в его голосе иронию, а потом выпрямился, расправил плечи и вложил в его широкую мозолистую руку свою узкую длиннопалую ладонь.

Интересно, значимо ли для него это рукопожатие так же, как для меня? И не ошибся ли я, усмотрев в нем зрелое решение покончить с прошлыми обидами, которые теперь, после войны, кажутся глупым ребячеством.

Удивительно, но я никогда бы не мог подумать, что мою многолетнюю ненависть, выпестованную и вынянченную с такой тщательностью, способно разрушить одно искреннее рукопожатие. Теперь я понимаю, почему за ним пошли люди, которых он спас в Министерстве. Поттер обладает какой-то особой магией, способной внушать уверенность и облегчать сердце. Странно…

— Профессор Снейп прав, директор, — его голос заставил вынырнуть меня из собственных мыслей, — в Защите я достаточно квалифицирован, но в других предметах… Думаю, все же мое решение поступить в штат преподавателей является поспешным. К тому же, — он окидывает меня быстрым взором, — мне нужно овладеть окклюменцией.

Он убрал руку, и моей ладони внезапно становится холодно. Я спрятал её в рукав мантии.

И вот он вернулся. Гарри Поттер, герой всея Британии, приехал в Хогвартс. Один только Мерлин знает, где его носило. До меня изредка доходили слухи, что он обучался у мастеров зельеварения в Италии, брал частные уроки у маститых американских магов, а потом и вовсе пропал на два года. Газеты разрывались от кричащих заголовков: «Где же Гарри Поттер?»

Я покривил бы душой, если бы сказал, что мне это безразлично. Привычка защищать этого мальчишку настолько въелась в мой мозг, что в глубине души все же таилось беспокойство. Однако, неделю назад, 31 августа на педсовете Минерва представила нам нового преподавателя Защиты от Темных Искусств. И как все обрадовались, увидев Поттера. Флитвик почему-то сиял больше всех, и долго обнимал бывшего ученика. Для этого Поттер даже сел на пол, чтобы быть с ним одного роста.

— Надеюсь, ни у кого нет возражений? — вопрос директора был адресован прямо мне, и я мгновенно ощутил взгляды всех присутствующих в мою сторону.

— Когда это моё мнение сильно кого-то волновало? — ровно отозвался я из своего угла.

Гарри Поттер возмужал.

Он стал на несколько дюймов выше, шире в плечах. Фигура его сделалась более крепкой, а лицо утратило юношескую нежность. Взгляд, которым он смотрел на меня, однако, не растерял своей весны.

Когда он услышал мой скептический голос, он впервые взглянул на меня, и мне показалась улыбка в самых уголках его губ. Я прищурился, всмотрелся в его лицо внимательнее, а потом отвернулся.

Вся моя жизнь основывалась на двух столпах: беспрерывная изворотливость чтобы выжить и ненависть к Поттерам. Внезапно оба эти столпа обрушились один за другим, и мне пришлось привыкать к мирной жизни.

Постепенно я перестал вскакивать по ночам от каждого шороха, перестал ловить себя на мысли, что меня вот-вот пронзит невыносимая боль призыва в левой руке.

Черная метка осталась на своем месте, но побледнела и напоминала розоватый уродливый шрам. Знак прошлого.

Я, наконец, позволил себе расслабиться, и жизнь моя стала размеренной, спокойной и безмятежной. Нарушали её только периодически что-то выкидывающие студенты слизерина, преимущественно первокурсники, так как все остальные знали, из какого теста слеплен их декан.

Иногда я размышлял, где я мог бы жить помимо школы, и моя фантазия заходила в тупик. Хогвартс был для меня тем местом, где я ощущал себя нужным и небесполезным. Он дарил мне стабильность, и постепенно я начал осознавать то странное чувство, все чаще посещавшее меня: мне начинала по-настоящему нравиться моя жизнь. И мне не хотелось ничего менять.

Но, как говорится, все хорошее рано или поздно заканчивается, и у меня под ногами валяется распростертый труп коллеги. Спокойная жизнь закончилась, однозначно.

Поттер подобрал учительскую мантию и поднялся на ноги. Лицо его выражало крайнюю степень сожаления.

— Лавиния умерла от удушения, и это было не заклинание. Посмотрите на эти белые отметины. Это дырочки для язычка. Её удавили мужским ремнем.

— Мерлин, кому же помешала бедная девочка! — всплеснула руками тучная Помона Стебль, встряхнув своими седыми кудрями.

— Сейчас гораздо более серьезно то, что в школе орудует убийца, — возразил я.

Лавиния Андерсен была безобидной пустышкой. В ее прошлом не было совершенно ничего, с чем можно было бы связать мотив преступления.

— Тогда это сделал магглорожденный? — тоненьким голоском спросил Флитвик.

Поттер покачал головой.

— Возможно нас пытаются запутать. Если её труп бросили просто так, а не трансфигурировали во что-нибудь и не выбросили в Запретном лесу, то убийце было нужно, чтобы мы её нашли.

— Любой преступник желает быть знаменитым, — негромко протянула Минерва МакГонагалл.

Директор Хогвартса постарела и сильно изменилась. Фигура её, доселе статная и непоколебимая, сделалась прозрачнее, словно её жизненные силы постепенно вытекали и испарялись. Голова совсем поседела, а лицо изрезали морщины.

— Профессор Снейп, — обратился ко мне Поттер, — проверьте её на скрытые заклятия ещё вы. Я ничего не нашел, но вдруг…

Я легким жестом устранил Поттера с дороги и медленно провел палочкой вдоль тела. Магия не вывела ничего, кроме того, что было уже сказано: её убили без применения волшебства. Я покачал головой.

— Ничего. Профессор… Поттер прав.

У меня до сих пор язык не поворачивался называть мальчишку профессорским званием. Впрочем, герой Британии еще не получил его. Повышение квалификации у него только в январе.

— Ладно, скоро рассвет. Я бы не хотела, чтобы студенты наткнулись на труп своего преподавателя между классами трансфигурации и заклинаний.