И, не говоря больше ни слова, быстро направилась в дом. Было видно, что девушка сильно замёрзла. Несколько секунд воины оторопело глядели ей вслед, затем наконец через недлинный ход выбрались наружу. Там действительно стояла несчастная лошадёнка, облепленная мокрым снегом, впряжённая в небольшие дровни. На них лежало несколько каких-то тюков. Очевидно, внутри было зерно.

Кряхтя, воины перетащили этих четыре мешка в замок. Задумались - что делать с телегой и лошадью. Конечно же, через потайной ход их было не провести. Понимая, что в такую пору ждать нападения не стоит, воины позвали стражу и те, поругиваясь, стали опускать мост и открывать ворота, чтобы ввести несчастное животное внутрь. Естественно, что это создало довольно много шума, несмотря на воющий ветер.

Появился Драонн и, узнав в чём дело, тут же бросился на поиски Кэйринн.

- Ты ослушалась меня! - выпалил он с порога, обращаясь к сгорбленной возле очага фигурке.

- И добыла тебе зерна, - онемевшие от холода лицевые мышцы ещё плохо слушались девушку, поэтому речь была немного невнятной. - Можешь не благодарить, мой принц.

- Ты напала на деревню?

- Тихонько пришла и взяла что нужно. Дворнягу только одну пристрелила. Эти олухи даже не проснулись. Не беспокойся, пурга вмиг заметёт след.

- Ты понимаешь, что ослушалась своего принца? - Драонн осознавал, как глупо это звучит, но не знал, что ещё сказать, ведь по большому счёту ему следовало бы благодарить Кэйринн.

- Мой сеньор - Делийон Тенедорионский, ваше высочество, - едко ответила она. - Его предкам присягали мои предки, и с тех пор лишь он имеет неотъемлемое право приказывать мне.

- Ты поклялась в верности мне! - гневно напомнил Драонн.

- Как мужчине, но не как принцу! - выпалила она и, похоже, сама испугалась вырвавшихся слов.

Драонн тоже стоял, не зная, что сказать. И, так и не найдясь, он просто вышел, оставив Кэйринн одну у очага. Она же, горько усмехнувшись, бросила в и без того жарко горящее пламя ещё полено, и задумалась, глядя в огонь немигающим взглядом.

[1] Бушель - имперская мера сыпучих тел, равная 8 галлонам. Один бушель овса весит примерно 18 кг.

Глава 33. Размолвка

Драонн оказался в явном меньшинстве. Мало кто из обитателей замка готов был поддержать его политику ненападения на людские поселения. Между собственным голодом и голодом людишек все, естественно, выбирали последнее. Нашлось немало добровольцев в «отряд Кэйринн», как теперь неизменно называли это все от мала до велика. Сама предводительница со свойственной ей циничной ухмылкой окрестила своё формирование просто «мародёрами».

В конце концов Драонн вынужден был сдаться. Для него это означало признать полномасштабную войну, причём из пассивной стороны её превратиться в активную. Умом принц понимал, что это ничего уже не изменит, но сердце продолжало надеяться на возможность переговоров. Теперь и эта возможность сходила на нет.

Однако Кэйринн была права - нужно спасаться сперва от реальных, а затем уж от предполагаемых опасностей. И потому Драонн дозволил ей подобрать себе команду из полудюжины илиров, на которых она смогла бы положиться.

Вскоре авантюра стала приносить плоды. Время для подобных набегов было идеально - глубокого снега, способного долго хранить следы, ещё не было, а вьюги, как никогда частые и свирепые этой зимой, заметали следы полозьев. Принцип был прост - на промысел отправлялись пешком, иногда выходя за много часов до сумерек, чтобы поспеть к месту вовремя. Выбирали деревеньку побогаче, дом на отшибе (а иногда и нет). Сразу же стрелой убивали цепного пса, чтобы не поднял тревогу, а затем, пользуясь ненастьем, осторожно вскрывали амбары, погреба. Обязательно находили лошадь с санями, на которых награбленное можно будет увезти. Лошадей этих, кстати, после забивали. Мясо у них было жёсткое и не слишком-то вкусное, но ни на что более они были не годны.

Благодаря тому, что в окрестностях хватало людских поселений, а также было несколько постоялых дворов, можно было пока что каждый раз выбирать разные цели, что делало всю операцию относительно безопасной. Очевидно, до людей стали доходить слухи, что где-то орудует банда лирр, крадущих продовольствие, но в большинстве деревень, конечно, никакой охраны не было. Сельские мужики, такие храбрые, когда в красных повязках всем миром нападали на лиррийские хутора, теперь предпочитали лишиться части зерна, нежели жизни. Словить стрелу в темноте, да ещё и предварительно мёрзнуть для этого - никому не хотелось.

Нельзя сказать, что теперь еды стало вдосталь - в неделю отряд Кэйринн делал вылазки не более двух-трёх раз. Однако же хлеб - и не овсяные лепёшки, а настоящий ржаной хлеб - вновь стал появляться на столах в Доромионе. И если кого-то данное положение дел и не устраивало, то это были лишь Аэринн и Кэйринн. И если понять первую было совсем несложно, то недовольство второй несколько удивляло.

А не нравилось Кэйринн то, что они, гордые лирры и великие воины, вели себя подобно мелким воришкам, промышляющим по тёмным углам. Её неутолённая жажда мести требовала большего. Она, видевшая своими глазами, как насаживали на рогатину отца и как растягивали, ломая руки, на грубом столе мать, срывая с неё юбку, хотела хотя бы отчасти вернуть долг людям, которых она ненавидела от первого до последнего, от немощного старца до грудного младенца.

Её останавливал страх за Доромион - за Драонна, за его детей, за всех илиров, живших в замке. Она понимала, что мужчина, которого она любила, не простит ей, если она накликает беду на его дом. И это заставляло её, скрепя сердце, подчиняться. Но проблема заключалась в том, что и другие илиры не питали к людям того минимального уважения, которое почему-то испытывал принц Доромионский, и так уж случилось, что сдерживать кровожадность их должна была мстительная Кэйринн.

Конечно же, долго так продолжаться не могло. Не прошло и трёх недель, как она, возвратившись, невозмутимо доложила Драонну об одном убитом. Какой-то мужик то ли случайно оказался не в том месте не в то время, то ли всерьёз хотел защитить с таким трудом нажитое добро. Так или иначе, но он оказался в амбаре, причём Кэйринн поняла это сразу, поскольку дверь была не заперта. Осторожно пробравшись внутрь, она тенью скользнула к зазевавшемуся мужичку и хладнокровно всадила ему меч в горло. Затем она быстро ногой отшвырнула корчащееся в агонии тело, чтобы кровь не попала на деревянные лари с мешками.

Драонн отчитал девушку, но как-то вяло. Вероятно, в глубине души он давно ожидал чего-то подобного. Также как и вполне отдавал себе отчёт в том, что это повторится ещё не раз. Что-то во взгляде Кэйринн убеждало его в этом. Волчий взгляд хищника, попробовавшего крови. И ни капли сострадания или раскаяния.

И действительно - в ту же неделю Кэйринн убила целую семью. Собака успела-таки залаять, и хозяин на свою беду выглянул во двор, чтобы узнать, в чём дело. Отброшенное стрелой тело влетело обратно в хату, откуда тут же раздался визг. Быстрее молнии девушка оказалась внутри убогого жилища, где, прижимаясь друг к другу, верещали баба и трое детишек не старше десяти лет каждый. Отставшие лишь на несколько секунд илиры, ввалившись в дом, увидели уже четыре тела на земляном полу. Лица детей были рассечены ударом меча, а у женщины голова почти отделилась от туловища - настолько сильным был удар.

А Кэйринн совершенно равнодушно вытирала лезвие меча о какой-то рушник, висящий на стене. Она даже не глядела на подрагивающие ещё трупы, не наслаждалась зрелищем поверженного врага. На её лице не читалось ни удовольствия, ни раскаяния. Она словно отрубила голову курице. Никого из присутствующих нельзя было обвинить в излишней любви к людям, однако даже некоторых из этих суровых илиров передёрнуло при виде убитых детей.

- Чего встали? - бросила Кэйринн, задвинув меч в ножны. - Выносим всё, что можно!..

На этот раз Драонн был куда более эмоционален. Едва ли не впервые он кричал на бесстрастно стоящую перед ним девушку, не замечая брызжущей из его рта слюны. Однако все его обвинения и угрозы уходили, словно дождь в песок. Кэйринн даже не пыталась защищаться - её линия была пряма и несгибаема: я - воин, идёт война, они - враги.