– Что делаешь? – Книгу пишу, о твоей и моей мамах. – Интересная идея… А почему бы тебе не написать о чем-нибудь хорошем?

Я подстригла волосы. Не потому, что захотелось перемен или на меня напала решительность. Больше так не могло продолжаться.

Примерно так же я решилась на то, о чем эта небольшая книга.

Я не осознала необходимость прекращения отношений, они просто не могли больше продолжаться. Когда ситуация не может больше продолжаться – происходит революция. Хочешь ты ее или нет, готов ты к ней или нет…

Я хотела иметь красивые волосы, а не принадлежать им. Я терпела долго, десятилетия, потому что мама говорила, что волосы – это то, что меня украшает, а парикмахеры – что мои волосы не будут лежать в короткой стрижке. Мама говорила, что с моим лицом нельзя носить челку.

И вот у меня челка и волосы наконец свободны так, как когда мне было девять, и я умела летать, и волосы вместе со мной. И получилось лучше, чем я ожидала!

Конечно, хорошо, когда профессионал даст тебе совет, когда и как лучше поступить правильно, какими словами сказать то, что важно, каким способом подстричь волосы. Хорошо, когда ты вовремя все понимаешь. И когда, поняв необходимость перемен, готов их реализовать.

Но жизнь не переспрашивает, готов ли ты, и понимаешь ли ты, что с тобой происходит. Не успеваешь подумать о том, как лучше, берешь ножницы.

Эта книга о том, как происходит осознание истинных отношений с родителями, о том, как пытаешься привести в соответствие действительность и заявленный родителями шаблон. О том, как созреваешь к решению об отдалении, о том, как происходит разрыв, и главное – что будет потом, после него.

Посвящается всем людям, чувствующим себя сиротой при хороших родителях.

Родители начинаются в детстве. Мои родители начались после моей свадьбы. До момента, пока я не вышла замуж, я не понимала, что что-то неправильно. Я жила в полной уверенности, что у меня лучшие, понимающие родители. Я росла в гармоничной семье, окруженная любовью. У меня был не очень удобный характер, но я была мягкой по натуре, просила прощения охотно и всегда мирилась первой. Меня научили доверять. Доверять близким людям, как себе самой. Доверие было основой той прочной семьи, модель которой я усвоила в детстве. Близкие люди были фундаментом устойчивости в жизни.

Странным чувством пришла ко мне любовь к мужу. Во-первых, она пришла внезапно, экстренно и без времени на присмотреться. Можно сказать, что я выходила замуж с закрытыми глазами. Когда я поняла, что рядом со мной появился этот человек, я испытала чувство покоя. Впервые в жизни. А еще я испытала странное чувство спины к спине. Не локтя, не плеча. Я почувствовала, что мне есть на кого положиться, на кого опереться.

Когда я проговорилась об этом маме (это было еще тогда, когда я не проверила на вшивость мамин закон о том, что хорошая дочь доверяет матери все) – она оскорбилась. Как я могла испытывать потребность положиться на кого-то, кроме матери?

После того, как я вышла замуж, что-то разладилось в маминой модели. Между дочерью и ее мужем стали вызревать отношения, которые не вписывались в семью совсем. Например, муж чувствовал потребность выражать словами свою любовь. Мою маму передергивало от того, как часто он любил это повторять. Ей казалось, что настоящая любовь не должна находить внешнее выражение. Я верила ей. Но мне хотелось, чтобы было иначе, и я радовалась непрерывному «я тебя люблю» в своей жизни.

Ему всегда казалось, что он может ранить мои чувства. Маме эти его осторожности казались фальшивой попыткой подстроиться под меня, и значит неискренностью. Раздражение росло и накапливалось.

Свекровь со своей стороны вообще не приняла ни невестку, ни факт женитьбы сына. Мой мягкий муж, который так же, как и я, был уверен, что рос в очень хорошей семье с прочными устоями, и в том, что его родные – самые достойные люди в мире, решил, что терпением он сумеет высвободить место для своей семьи в кругу родни, и со временем его выбор оценят и одобрят.

Вроде бы это невозможно, вывести формулу семейного счастья? Но кто-то сделал это. Что исследовал, не помню, но в выводах стояло, что для счастливого супружеского союза партнеры должны иметь одинаковый социальный опыт. Без объяснения, что это такое. «Любовь предпочитает равных».

Мы оказались абсолютно одинаковыми детьми из семей с одинаковыми тараканами, с одинаково убежденными в своей идеальности матерями и одинаково советскими бабушками, старающимися как можно больше помочь своим дочерям в нелегкой жизни и вырастить из внуков как можно более… более непритязательных людей. Самый большой грех, который мы оба могли совершить в детстве – это захотеть чего-то. Моя мама так и говорила: «Ты была удивительным ребенком, ты никогда ничего не просила, с тобой было так легко!»

Ты самый счастливый ребенок на свете. У тебя самая лучшая на свете мама, которая тебя больше всех любит. Никто не любит тебя так, как мама. Такие родители как у тебя, бывают не у всех. Маму надо жалеть. Надо радоваться тому, что есть. Мама всегда лучше знает.

Нечего просить. Это особый пункт, о нем мама не знала. Пока меня воспитывала прабабушка, я научилась ходить по магазинам молча. Благодаря этой школе, мама получила «удивительного ребенка». Благодаря этому же навыку я лишь последние полгода по-настоящему позволяю себе некоторые вещи – витамины, косметику, одежду и предметы уюта в дом. Это было такое привычное табу, что я всегда насильно заставляла себя покупать одежду и до последнего откладывала, чтобы приобрести какой-нибудь коврик в ванную. Процессы перезапускаются очень медленно.

Перед смертью прабабушка сказала мне: «Мы тебе не говорили, какая ты красивая, чтобы ты не зазналась. Ты очень красивая». Это был очень подходящий момент, чтобы услышать о том, что я красивая.

Когда у меня случились трудности в жизни, мама пошла к экстрасенсу, и та сказала – это послано ей для того, чтобы она не возгордилась. И мама решила, что, раз это благо для меня, то хорошо, что эта проблема со мной случилась. Худшее, что могло ждать меня в жизни, похоже гордыня.

Однажды в детстве мне купили книжку. Называлась книжка «На все цвета радуги». Моей маме очень понравился один рассказ – «Саламата». Она давала его почитать подруге, когда та приезжала в гости и вдвоем они обсуждали эту тонко и искренне написанную повесть. Удивительно, как она прошла мимо того, какая именно любовь описана в этой книге? «Моих братьев золовки тоже любят, но они любят их для себя. А я его для него люблю.» Странно, мне было восемь или девять лет. Я запомнила эту фразу наизусть и на забыла за 30 лет. А она, тридцатилетняя, не споткнулась о нее ни разу, хоть и перечитывала не раз.

Я помню любовь к маме. Так же, как я помню вкус сливочного мороженого из СССР. Я хорошо помню, чем оно отличалось от молочного и от пломбира. Но этого мороженого больше нет и, хотя я вкус помню, я больше его не чувствую.

Понять, что исчезло мороженое, было проще. Любовь к маме исчезла между 14 и 15 годами. Совсем. Остались Жалость и Долг. И чувство вины за то, что я не чувствую любовь.

«Ты была очень сложным подростком». На вопрос, что во мне было такого сложного, потому что я просидела дома за печкой, как сверчок, всю жизнь до самого замужества, чувствуя себя только частью семьи и больше ничем, мама отвечала, что я все время плакала. И обижалась, что меня никто не понимает.