========== 1. Поражение ==========
Сэр Лонгарм: Пока Крыса бестолково носился вдоль границ графства, небольшой отряд наших людей занял его собственный замок. Сейчас Крыса направляется туда, надеясь его вернуть, а я хочу, чтобы вы опередили
герцога и возглавили наш тамошний гарнизон.
Вражеские осадные машины мгновенно разнесли стены и башни крепости. Наши люди стояли насмерть, но их было слишком мало, войска Крысы перебили всех солдат до одного и беспрепятственно подошли к замку. Потеряв надежду, я стояла в покоях герцога де Пюса на каменном балконе, который увивал дикий плющ и укрывал меня от посторонних глаз. За дверью уже слышались яростные крики и топот. Оставалось только, скорбя о погибших, смириться и ждать своего часа.
— А ну, все вон отсюда! — послышался звонкий молодой голос, и постепенно крики утихли.
Вскоре в воцарившейся тишине раздался скрип массивной дубовой двери, при звуке которого у меня по спине пробежала холодная дрожь, и вот, в покоях появился хозяин замка. Его оранжевый гербовый щит, пересеченный слева направо черно-белой перевязью – зна́ком незаконнорожденного, и забра́ло виде крысиной морды, ни с какими другими спутать было невозможно. Герцог де Пюс был с ног до головы закован в тяжелые доспехи, а на его поясе висел убранный в ножны длинный меч. В этот момент я поняла одно – только в легендах и сказаниях герой, с поразительным безразличием к собственной жизни, улыбается, глядя опасности в лицо. В реальности же, когда ты оказываешься один, в руках убийцы, не имея возможности защитить себя, всё совсем по-другому. Мною овладел ужас. Крыса пронзит меня мечом, как его патрон Волк, герцог ди Вольпе когда-то пронзил моего отца. Неужели мне предстоит истечь кровью и умереть? Больше я никогда не вернусь в свой замок, не увижу матушку, моих людей, сэра Лонгарма, не увижу неба и солнца, не услышу пения птиц и мычания коров, не пробегусь босиком по мокрой лесной траве, никогда не стану любящей женой и матерью, о чем я всегда мечтала больше всего на свете? Неужели вместо всего этого будет только боль и смерть? Одно было утешение: может быть, я встречу на небесах моего дорогого отца. Эта мысль на мгновение подарила радость.
Голос заметившего меня Крысы заставил опомниться и вернуться на землю.
— Ах, вот ты где, моя красавица! — обрадовался герцог и, заперев дверь на ключ, не спеша подошел ко мне. Страх сковал меня словно цепями и не давал даже шевельнуться. Герцог прикоснулся к моему подбородку.
— И что же с тобой сделать за твое предательство? Может быть, повесить?
Только не это! Даже не пасть от меча, как отец, а умереть на виселице, как преступница, на глазах у толпы! Терять было нечего. В отчаянии, заливаясь слезами, я упала на колени обхватив руками поножи де Пюса:
— Сжальтесь, Ваша светлость, прошу вас!
Совсем недавно мне принесли полученный от Крысы свиток, в котором было написано: «Скоро ты будешь ползать передо мной, умоляя о пощаде. Где тебе со мной справиться!». Тогда я только улыбнулась, прочитав сие глупое послание, но, кто бы мог подумать, оно сбылось – я здесь, в чужом замке, наедине с врагом.
— Встань! — в голосе Крысы послышалось недоумение. — Чего ты, я же пошутил!
Я не ослышалась?
— Встань, — повторил герцог.
Всё еще не веря своим ушам, я нерешительно поднялась с колен. Мой взор приковали к себе два смеющихся серых глаза, затем я почувствовала, как на мои полуоткрытые плечи опустились руки в холодных металлических перчатках. Это прикосновение заставило вздрогнуть.
— Раздевайся и ложись в постель, — Крыса указал взглядом на огромное высокое ложе, стоящее у балкона. — Я сейчас вернусь. И не вздумай бежать, везде патрули!
Улыбаясь, герцог вышел из комнаты, не забыв запереть за собой дверь, и я снова осталась одна. В голове бродили самые разные догадки, зачем он просит меня обнажиться, страх не выпускал из своих мучительных оков. Из рассказов знакомого монаха мне было известно, что нередко человека подвергают пыткам абсолютно нагим, это делается для совмещения физического страдания с нравственным унижением. Почему-то вспомнилось, каким ужасным и бесчеловечным образом раньше казнили рабов и повстанцев в Риме и Карфагене. Дрожь с удвоенной силой пробежала по моей спине. Я подхватила полы своего платья и, подбежав к открытому окну, посмотрела вниз. Не обманул герцог, спуститься и вправду невозможно ни с какой стороны – территорию замка патрулировали солдаты, к тому же покои расположены слишком высоко. Даже если связать всю имеющуюся под рукой ткань, не дотянуться до земли. Остается только надеяться на милосердие. Дрожащие руки потянулись к застежкам на платье и ткань с лёгким шуршанием опустилась на пол. Я прилегла на ложе и прикрылась мягким покрывалом. Быть может, не так страшно, если герцог ушёл разоружаться и снимать доспехи. Но что если он ушёл за палачом? Меня терзало чувство абсолютного неведения и я глубоко вдохнула. Вспомнилось детство, вспомнился родной край, вспомнилось то чувство безграничного счастья и свободы.
Невольно я залюбовалась видневшимися за уцелевшими стенами замка просторными долинами, яблоневыми садами, каштановой рощей, зелеными холмами, красоту которых совсем не замечала при осаде. Высоко, в чистом синем небе резвились ласточки, вдали, над рекой, переливающейся на солнце, возвышался кафедральный собор – старейшее здание в графстве. Время тянулось довольно долго. Немного успокоившись, я лежала и смотрела за открытые балконные двери, в глубине души радуясь, что всё еще не убита. Как все-таки прекрасен мир! Как хочется жить.
Наконец, снова скрипнули петли и де Пюс появился из-за двери. Он был один. Вместо тяжелых устрашающих доспехов теперь на нём было домашнее платье. Я приподнялась на постели, давая Крысе понять, что причин для гнева нет. Мне удалось рассмотреть де Пюса получше. Он был стройным юношей, на вид лет двадцати, со светло-русыми волосами. Несмотря на высыпания на коже, которые, судя по всему, он имел привычку расчесывать, его личико было довольно миловидным.
— Вот умница, — Крыса скинул с себя платье и присел рядом на кровати. — Какой дурак, интересно, тебя прислал-то сюда. Бедное, нежное, беззащитное существо.
Я поняла, что он рассматривает меня, и сжалась.
— Дрожишь? Не бойся, — юноша потянул покрывало, оголив мою грудь, и его серые глаза заблестели. Он прикоснулся губами к шее, стало так щекотно, что по всему телу пробежала дрожь. Поглаживая мои плечи, герцог стал осыпать поцелуями грудь, живот, затем, разведя мои ноги, прильнул губами к лону. Неожиданно для меня самой, из моей груди вырвался стон. Какое непонятное, но приятное чувство! В то же время так стыдно и немного страшно: внутренний голос с укором нашептывал мне, что происходящее противоречит учению Святой Церкви. Но вместе с тем, хочется, чтобы это не прекращалось. Ласковыми прикосновениями моя воля была сломана окончательно.
— Не знавшая мужчины. Значит, ты не только умна и красива, но и чиста. Это прекрасно. Я-то думал, жениться теперь совсем не на ком стало, — словно с издёвкой улыбнулся юноша, после чего подхватил меня на руки таким образом, чтобы я повисла на его бедрах и прижал к висевшему на каменной стене гобелену. Я почувствовала, как внизу ко мне прикасается его плоть, пытаясь проникнуть внутрь, стало больно. Я не знала, что человеческая плоть может быть такой твёрдой. На мгновение показалось, что меня усаживают на Колыбель Иуды.
— Боже мой, что вы делаете, Ваша светлость… — тихо произнесла я, не ожидая ответа.
— Всего лишь хочу быть с тобой ближе. Потерпи немного.
Чтобы стерпеть боль, я, закрыв глаза и стиснув зубы, сильнее обхватила его шею и запустила руку в волосы. Наконец, растянув что-то снаружи, де Пюс проник глубоко в мое тело. Движения его чресел всё сильнее и сильнее возбуждали в моём теле точки, о которых даже думать было грехом. Закружилась голова, боль странным образом сменилась наслаждением. Не хотелось думать о перенесенном горе, о потерях и смерти, о том, как сказать сэру Лонгарму, что доверенный мне замок пал. Хотелось просто покориться. Мы были вместе, пока я не почувствовала, как меня наполняет что-то тёплое. Герцог выдохнул и уложил меня обратно на постель. Увидев кровь на моём лоне, он подал мне стоящий на тумбе серебряный кувшин с водой и указал на резную ширму в углу комнаты, за которой стоял таз.
