После того, как Бин занял своё место в седле, они пустили лошадей быстрой рысью - Кол не рисковал уходить в галоп, боясь не удержаться на крупе лошади без седла. Они снова двигались на восток.
Анурские горы надвинулись как-то стремительно. Ещё недавно казалось, что они где-то там, а вот уже они закрыли собой половину неба.
- Добрались, - выдохнул Кол, утирая пот со лба. Путь занял у них чуть больше двух часов.
Переход через перевал был несложен. Танийский перевал в самом высоком месте не достигал и шестисот футов. Кавалькада двигалась по хорошо утоптанной, широкой дороге сначала постепенно вверх, а затем - так же плавно вниз. Дорога почти не петляла - Танийский перевал был словно прореха в плотном ряду зубов Анурского хребта.
Вскоре после начала спуска Бин увидел раскинувшиеся впереди земли. Они так резко контрастировали с оставленными ими землями Симмерских болот, что Бин невольно мысленно сравнил Танийский перевал с Белым Мостом, который, если верить жрецам Арионна, разделяет мир живых и мир мёртвых. За тем Мостом начинался Белый путь - винтовая дорога, похожая на скрученный в спираль рог единорога, ведущая к Белому полюсу Сферы. Кстати, именно поэтому все храмы Арионна строились в виде башен, которые снаружи обвивала винтовая лестница, ведущая на вершину. Это, во-первых, придавало им больше сходства с рогом единорога, а во-вторых, служило символом Белого пути. По большим праздникам жрецы и паломники поднимались пешком до самого пика, символизируя восхождение душ.
Так вот Бин сейчас ощущал себя так, словно он возвращался из мира мёртвых в мир живых. Позади была чахлая гниловатая зелень, корявые деревца, изморённая засухой земля. Впереди - цветущий край садов, бушующей зелени и желтеющих нив. Бин был просто поражён.
Местность за перевалом была обитаема. То здесь, то там виднелись небольшие аккуратные деревни, окружённые возделанными, готовыми к жатве полями и садами, полными плодов. Друзья проехали по хорошей дороге, которая вела от перевала к Лоннэю, всего несколько миль, и въехали в первую из придорожных деревень. Здесь же располагался и постоялый двор, который хотя и не мог похвастаться обилием постояльцев, тем не менее, содержался в чистоте и порядке. В этот день путешественники решили больше никуда не ехать - пренебречь отдыхом в гостинице было выше их сил.
На следующее утро в этой же деревеньке Кол сумел сбыть четырёх лошадей вместе с сёдлами (одно, правда, он оставил для своего вороного скакуна), а взамен приобрёл вполне добротный четырёхколёсный фургончик с парой тягловых лошадей, несколько тюфяков, которыми устелили пол фургона, да ещё и осталось вполне достаточное количество денег, чтобы ни в чём себе не отказывать в пути. Дорога впереди была лёгкой и очень хорошей, так что не позднее, чем через десять дней, Кол планировал быть в Лоннэе.
***
Теперь наша компания с большим комфортом продолжала двигаться на юг. Бин, которому неожиданно для него самого осточертело сидеть на козлах, пересел на саррассанского жеребца, а править повозкой стала Мэйлинн. Она всё ещё чувствовала слабость, но старалась не подавать вида. Хотя её бледность выдавала её с головой. Кол же с наслаждением гарцевал рядом с фургоном на своём вороном, которого он прозвал Ураганом.
Днём путешественники наслаждались пасторальными пейзажами, грызли яблоки и весело болтали. Ближе к вечеру они останавливались на каком-либо постоялом дворе. Ужинали всегда с размахом. Радушные хозяева выставляли на стол всё, чем богата была земля Пунта, и всё самое свежее, самое вкусное. После подобного ужина друзья затем ещё около часа просто сидели за столом, не в силах подняться. Несколько осунувшиеся за время предыдущего путешествия лица постепенно возвращались к прежнему виду.
Мэйлинн особенно радовал тот факт, что Кол практически не притрагивался к вину. Нет, изредка он мог пригубить стаканчик, «чтоб не обидеть хозяина», когда оный хозяин в экстазе описывал несравненные качества своего вина, утверждая, что такого они больше нигде не попробуют. Тогда и Кол, и Бин действительно осушали по стаканчику вина, но затем Кол решительным жестом отвергал предложение хозяина оставить бутылку, одновременно благодаря его и восхваляя (всегда - абсолютно искренне) его винодельческий дар. Сама же лирра никогда не притрагивалась к вину, предпочитая молоко, которое в Пунте неизменно было вкусным, жирным и сладким.
Также у мужчин не было отбоя и от иных предложений. Почти на каждом постоялом дворе Бин, и особенно Кол привлекали внимание слабой половины человечества. Юные смуглые красотки призывно улыбались им, как бы невзначай касались их бёдрами и грудью, поднося еду, а некоторые и вовсе делали недвусмысленные предложения. Однако оба товарища, обычно незаметно взглянув на Мэйлинн, неизменно отказывались от подобных предложений, приводя местных красавиц в отчаяние.
Кстати, Кол, сбросивший за время похода несколько килограмм, и, главное, избавившись от отёчности бывалого выпивохи, словно даже помолодел на несколько лет, и выглядел весьма эффектно. И вот сейчас он почему-то тратил свою эффектность впустую. Бывший легионер сам себе удивлялся - в былые годы он бы не пропустил ни одной из этих юных прелестниц, тем более, что это не стоило бы ему ни доррина. Теперь же, несмотря на мудрые советы, которые он в своё время дал Бину, он чувствовал, что Мэйлинн занимает в его жизни слишком особенное положение. Веду себя, словно женатый, - усмехался про себя Кол.
Однажды он даже решил это прекратить, начав флиртовать с смазливой пышногрудой брюнеткой на одном из постоялых дворов. Он чувствовал всю искусственность ситуации и попытался разжечь в себе огонь, посадив девушку к себе на колени. Та весело рассмеялась, и это привлекло на секунду внимание Мэйлинн, которая в этот момент увлечённо болтала с Бином. Лирра обернулась, в её глазах заплясали смешливые искорки, и она тут же вернулась к прерванному разговору, но Кола как обожгло. Он довольно грубо столкнул девушку с колен, затем пробормотал несколько извинений невпопад и, поднявшись, вышел на улицу «подышать», как он хмуро бросил своим товарищам.
Выйдя на высокое крыльцо, Кол облокотился на перила и стал тупо разглядывать шелестящие неподалёку деревья. Были лёгкие сумерки, небо на западе полыхало закатом, воздух был свеж и немного прохладен.
- Что-то случилось? - в его щеку словно дохнул тёплый молочно-яблочный ветерок.
- Угу, - прежде, чем мозг успел хоть что-то сообразить, язык уже выдал ответ.
- Хочешь об этом поговорить? - Мэйлинн также, не отрываясь, глядела на вечерний сад, опираясь не перила.
- Нет, - слава Ассу, на этот раз язык и мозг были солидарны.
- Хорошо, - в голосе лирры слышалось плохо скрываемое облегчение.
Кол повернул голову и взглянул на точёный профиль Мэйлинн.
- Всё будет хорошо, - совершенно искренне сказал он.
- Я в этом уверена, - Мэйлинн также посмотрела ему в лицо и улыбнулась. Её ладонь накрыла руку Кола. - Ты - отличный друг! Я рада, что ты с нами!
- Ты тоже, - пробормотал Кол, не найдя других слов. Затем, помолчав, прибавил:
- Я не доставлю тебе проблем.
- Я знаю, - вновь улыбнулась Мэйлинн.
И они вновь замолчали, вдыхая густой яблочный запах.
- А она симпатичная, эта Долли, - с улыбкой в голосе прервала молчание Мэйлинн.
- Не в моём вкусе, - буркнул Кол, поняв, о ком идёт речь.
- Жаль, - в голосе лирры слышалось искреннее огорчение.
- Мне тоже... - и они вновь погрузились в молчание.
- Эй, вы чего тут? - несколько минут спустя открылась дверь, и оттуда послышался голос Бина. - Сколько вас ждать?
- Иди к нам, приятель! - с облегчением позвал его Кол.
- Погляди, какая красотища! - подхватила Мэйлинн.
Бин пристроился рядом с Мэйлинн, и все трое стали наблюдать, как переливаются багряным золотом листья яблонь в лучах закатного солнца. Всем троим было хорошо, и даже мрачность Кола сменилась лёгкой приятной грустью.
Так наши друзья и продолжали своё путешествие. Они особенно не торопились, растягивая приятные деньки. Кол рассказал Мэйлинн о судьбе её преследователей вскоре после её пробуждения. Лирра была опечалена, что из-за неё погибли люди, но всё же чувствовала облегчение, что погони больше не будет. Поэтому они и не стремились как можно скорее достичь цели путешествия, последний этап которого мог быть не столь приятным.
