- Да что ты! Никаких обид! - тут же возразил Кол. - Будь я лет на пятнадцать моложе, я бы и не таких бы дров ещё наломал! Уж я бы не забыл о кинжале, висящем на моём поясе!

Второй раз за два дня он забывает об оружии, имеющемся у него - подумал Бин. И эта мысль ему неожиданно очень понравилась. Он вспомнил, как отреагировала Мэйлинн, как встревожилась, что он мог бы зарезать того конюха. Нет, он умрёт, но не разочарует её! Ах, Мэйлинн...

- Как же мне её разлюбить? - грустно и растерянно спросил Бин.

- А ты подумай вот о чём, друг, - помолчав какое-то время, откликулся Кол. - Подумай о том, о чём думаю и я сам. Да, такая девушка как Мэйлинн могла бы дать мне очень много, могла бы превратить мою жизнь в один сплошной праздник... Но вот что я мог бы дать ей? И я понимаю, что обмен бы у нас вышел неравноценный: она мне - всё, а я ей - ничего. А ведь это не по-мужски, согласись? Так что не нужно быть эгоистом, Бин.

- Почему же я ничего не могу ей дать? Я могу ей дать свою любовь! - пылко возразил Бин.

- Хорошо. Допустим. Предположим даже на мгновение, что ты бы любил её так, как никто и никогда не смог бы её любить. Но что дальше? Пройдёт двадцать пять - тридцать лет, - совсем немного по лиррийским меркам! - и ты превратишься дряхлеющего старца. Из свежего яблока можно получить много сока, но из засушенного не получишь ни капли. А Мэйлинн едва-едва подойдёт к своему расцвету. И что прикажешь ей делать? Кормить тебя с ложечки и выносить судно по утрам? Ты готов обречь свою любимую на это?

Бин вновь уткнулся лицом в колени. Было видно, что каждое слово Кола доставляет ему невыносимую муку.

- Кроме того, подумай ещё вот о чём. За всю историю нашего мира не было ни одного случая союза лирры и человека. Ты можешь себе представить, как отнесутся к нему люди, и, особенно, как отнесутся к нему лирры? Вы станете изгоями, чужими для всех. А ваши дети?.. Жалкие полукровки, у которых не будет друзей, у которых не будет дедушки и бабушки, которые бы нянчили их на коленях... У этих детей не будет будущего...

- Хватит, я понял... - глухо прорыдал Бин.

- Вот и славно. Держи это в своей голове, как я держу в своей - и всё будет в порядке! В отличие от меня, у тебя ещё вся жизнь впереди, друг мой Бин! Радуйся хотя бы этому!

Снова воцарилось молчание, нарушаемое лишь редкими всхлипываниями Бина. Кол же сидел, тяжело и сурово глядя куда-то вдаль. Близкие друзья, возможно, заметили бы, как ему сейчас больно, но Бин пока ещё не был таковым, поэтому он лишь в очередной раз дивился этому ледяному спокойствию.

- Спасибо, друг, - проникновенно произнёс Бин, утирая лицо. - И прости меня ещё раз!

- Я не держу на тебя сердца, друг! И я очень рад, что мы всё выяснили сейчас, а не затаили ненависть друг к другу. Ну что - пойдём обмоемся, что ли? Надеюсь, Мэйлинн ничего не заметит.

Когда они вернулись в лагерь, лирра спала так же сладко, как и при их уходе. Бин и Кол легли на траву неподалёку от неё.

- А ты заметил, что на этой поляне совсем нет комаров? - спросил Кол, не открывая глаз.

- Я заметил, что в лесу их навалом! - проворчал, почёсываясь, Бин.

- Не иначе - опять наша подружка постаралась! - усмехнулся Кол.

- Не иначе, - засыпая, пробормотал Бин.

[1] Увиллий - название месяца в Латионе. Назван в честь короля Латиона Увилла Великого. Соответствует нашему августу.

Глава 13. «Два петуха»

Бин проснулся. Его разбудили странные звуки. Рядом кто-то возился и стонал. Причём стонала, однозначно, Мэйлинн. Резко повернув голову, Бин увидел лежащую на земле, извивающуюся лирру и навалившегося на неё Кола. Мгновение - и Бин уже оказался на ногах. Вжикнула сталь, высвобождаемая из ножен - в третий раз он о кинжале не забудет! Нет, только не в этот раз!

- Ах ты, животное! - взревел Бин, кидаясь к Колу.

Он уже замахнулся кинжалом, готовый бить без жалости и промедления, как вдруг Кол повернул к нему искажённое от боли и напряжение лицо, и выдавил:

- Помоги!..

На секунду Бин опешил, и этой секунды хватило, чтобы увидеть ситуацию более трезво. То, что он принял за изнасилование, на поверку оказалось экстренной помощью. Хрупкое тело лирры били и ломали жестокие судороги. Её гнуло дугой, било о землю всеми конечностями. Из горла неслись сдавленные стоны. И Кол, как мог, старался помочь. Навалившись своими двумя сотнями фунтов, он пытался, хотя не всегда успешно, удерживать лирру более-менее неподвижно, не давая ей калечить себя. Более того, Бин увидел, что лирра впилась зубами в левое предплечье Кола, причём кожаный нарукавник не спас руку от острых зубов.

Отбросив в сторону кинжал, Бин кинулся к Мэйлинн и прижал колотящиеся ноги к земле. Прошло несколько томительно долгих минут, пока судороги постепенно прекратились. Лирра как-то обмякла и впала в глубокое забытьё. Кол и Бин тяжело поднялись на ноги. Осторожно сняв нарукавник, Кол оглядел рану. Укус был весьма глубокий, кожа вокруг посинела и опухла, из ран лилась кровь.

- Ассова задница! - только и выговорил Кол.

- Что это было? - тяжело дыша, спросил Бин.

- А я почём знаю? - ответил Кол. - Я проснулся, услышав, как она бьётся в судорогах. Бросился помочь. Вот, побоялся, что прикусит язык, а под руками ничего подходящего не было. Решил сунуть в рот хотя бы предплечье. Надеялся, что кожа нарукавника выдержит. Но у неё челюсти, как у калуянского крокодила!

- Надо промыть рану! - Бин кинулся к фляге с водой.

- Надо, - согласился Кол. - И желательно - не только водой.

Специально для таких целей Мэйлинн наполнила одну из фляг ржаной водкой. Сейчас эта фляга была извлечена. Кол открутил крышку, и первым делом сделал хороший глоток.

- Обезболивающее, - прохрипел он Бину. Затем, оторвав кусочек ветоши, Кол смочил его водкой и приложил к ране. Шумно втянул воздух сквозь крепко стиснутые зубы. - Забинтуй, а?.. - попросил он Бина.

Бин коротко кивнул, взял ветошь, и стал отрывать от неё длинные полосы. Затем кое-как забинтовал руку товарища.

- Туже давай! Не хочу, чтобы туда что-то попадало, - приговаривал Кол.

Наконец перевязка была закончена, и приятели сели недалеко от потухшего кострища. Солнце давно перевалило за полдень, но до вечера было ещё несколько часов. С тревогой они ожидали, когда очнётся Мэйлинн.

Спустя менее получаса лирра вышла из обморока. Она застонала, и пошевелилась. Кол при этом просто повернулся к ней, Бин же подскочил стрелой, держа в руках открытую флягу с водой.

- Это опять случилось... - не спрашивая, а утверждая, слабо пробормотала лирра.

- Тише! Выпей вот воды! - заботливо ответил Бин. Он приподнял голову Мэйлинн, и та сделала пару глотков.

- Ничего, не пройдёт и часа, как я буду вновь на ногах. Я знаю... - прошептала лирра и вновь отключилась.

Но, действительно, прошло не более трёх четвертей часа, как она открыла глаза и села. Никаких особых признаков слабости уже не было. Мэйлинн несколько виновато улыбнулась своим спутникам:

- Прошу прощения, что вам пришлось это увидеть.

- Что это вообще было, во имя Асса? - вскричал Кол.

- Я толком сама не знаю. Это началось у меня после неудачного пробуждения. Первый приступ случился почти сразу после него. Было ещё несколько. Правда, в последние недели они стали чаще. Это - пятый приступ за последние три недели. Мои преподаватели не смогли объяснить причины моей болезни, и не смогли найти лекарства. Сказать по правде, я не знаю, что будет дальше. Боюсь, что со временем будет только хуже. Именно поэтому мне необходимо как можно скорее найти Белую Башню.

- Ты сможешь продолжить путь сегодня вечером? - тревожно спросил Бин.

- Конечно смогу. Эти приступы начинаются внезапно, бывают очень жестокими, но очень скоро они проходят почти бесследно. В принципе, я уже и сейчас могла бы держаться в седле. Не забывайте, что я ведь добралась как-то из Наэлирро в Латион, и у меня не было под боком таких верных помощников! - Мэйлинн тепло улыбнулась обоим, и Бин почувствовал, как глупо расплывается его рот в широченной улыбке.