- Да, это так, - спокойно кивнул Каладиус. - Мои здешние дела окончились ещё вчера, а в Дуондуре меня ждут дела иные, и, как вы знаете, неотложные. Я, тем не менее, отложил их на время, потому что вашему величеству грозила опасность. Опасности больше нет, и я хотел бы вернуться к своей главной миссии.

Император стоял, стиснув кулаки. Глаза его яростно сверкали, а ноздри раздувались, словно у горячего скакуна. Желваки ходили под тонкой кожей щёк. Однако, поистине нечеловеческим усилием воли Малилла вдруг заставил себя успокоиться.

- Простите меня, друзья мои, - негромко проговорил он. - Сегодня был очень тяжёлый день, и он иссушил мне душу. Я проявил недостойные государя злобу и обиду. Хотя должен был бы обнять вас и пожаловать вам дворянство, земли и богатства за верную службу.

- Мне они ни к чему, государь, - улыбнулся Каладиус. - В моей жизни всего этого было в избытке. Единственное, в чём я всегда испытывал недостаток - это в спокойствии и чистой совести. Потому и был излишне резок с вами, так как отношусь к вам с любовью и уважением, и хотел бы, чтобы вас минула та чаша, из которой я каждодневно вынужден пить горькую желчь. Простите старика, ежели чем-то оскорбил вас.

- О мессир! Прося у меня прощения, вы заставляете меня чувствовать себя жалким неблагодарным червём! Но я, вероятно, это заслужил. А вы, мужественный Сан Брос? Может быть, ваши чаяния будут более земными, и я хоть вас смогу наградить тем, чем может наградить император?

- Ваша дружба будет для меня драгоценнее всех наград, государь, - слегка поклонился Кол. - Кроме того, вы одарили меня великолепным мечом, который, уверен, послужит мне на славу. Что же касается титулов, земель и золота... В дороге мне это ни к чему, а после... Я и сам не знаю, что будет после того, как мы найдём Белую Башню, но у меня предчувствие, что это полностью изменит мою жизнь.

- Станете таким же аскетом, как ваш друг? - усмехнулся Малилла.

- Не исключено, - совершенно серьёзно ответил Кол.

- Что ж, - император подошёл и протянул руку Колу. - Вот вам моя рука, как знак вечной дружбы, которую я питаю к вам. Вы всегда будете желанным гостем в моей стране. А вам, мессир, - Малилла пожал руку мага. - Я пожелаю удачи на вашем пути. И... Примириться с собой. Вы очень несправедливы к себе, друг мой. Поверьте - с вашим появлением мир стал лучше.

- Хотелось бы верить, - но в голосе Каладиуса звучало сомнение. - Что ж, спасибо вам за всё, государь. Может быть, когда-нибудь свидимся.

- Это будет самый счастливый день для меня, - поклонился Малилла.

Друзья вернули императору поклон, затем быстрым шагом вышли из дворца, повелев седлать им лучших лошадей. Не прошло и четверти часа, как они, дав шпоры коням, ускакали в сгущающуюся мглу.

***

Они действительно скакали всю ночь и бо́льшую часть утра, остановившись в придорожном трактире лишь когда солнце уже придвинулось к полудню. За всё это время друзья едва обмолвились несколькими фразами. Разговаривать совершенно не хотелось: любые темы, которые заводил тот или другой, казались какими-то натянутыми, неуместными и ненужными. В конце концов, со взаимного молчаливого согласия лошади были пущены почти в галоп, насколько это позволяла ночная темнота. За ночь путешественники уже дважды поменяли лошадей на почтовых станциях. Каладиус показывал смотрителям бумагу с большой имперской печатью, и лошади находились незамедлительно, причём лошади отменные - из императорской почты.

Большой нужды спешить не было, поэтому маг, на счастье благородных животных, не прибегал к зачарованию. Теперешний галоп был попыткой убежать от нагоняющих чёрных мыслей. Однако, судя по мрачным лицам, скрытым темнотой, ни тому, ни другому этот побег не удался.

Дневное солнце и умиротворяющий равнинный пейзаж вокруг постепенно сделали своё дело, равно как и несколько бокалов отличного саррассанского вина, опрокинутых в трактире. Языки всадников понемногу развязались. Наконец-то Каладиус подробно рассказал о битве у Врат Блантура, а затем поведал со слов Мэйлинн то, что случилось в Дуондуре.

Кол с огромным интересом слушал рассказ мага. Иногда он одобрительно кивал, соглашаясь с действиями, предпринятыми Каладиусом во время сражения. С простодушным восторгом выслушал историю с демоном, несколько раз перебивая мага заверениями, что уж он бы в этой ситуации точно навалил в штаны. Конечно же Каладиус ни на секунду не поверил в эту клевету на самого себя, поскольку знал Кола, как облупленного.

Саму схватку с некромантами Каладиус помнил очень плохо, поскольку находился тогда почти на грани обморока. Так что здесь его рассказ был довольно скуден, и даже, быть может, оставил у Кола несколько превратное представление о том, что произошло. Со слов Каладиуса выходило, что они просто пришли, увидели, победили.

Отдушиной для Каладиуса стал разговор о том, что случилось в подвале гномьей крепости. До сих пор он держал это в себе - рассказать эту историю Мэйлинн маг считал невозможным, всё равно что позвать младенца на скотобойню. Да и Варан, при всём уважении, которое Каладиус к нему испытывал, не казался тем человеком, которому можно излить душу. При общении с мастером Теней всякий раз создавалось впечатление, что в каждой его фразе есть какой-то второй, а то и третий смысл. Для утешителя такой собеседник явно не годился. А вот добродушный и прямолинейный Кол подходил как нельзя лучше.

Каладиус не утаил ничего. С почти эксгибиционистским наслаждением он вскрыл самые тайные мысли и ощущения, которые испытал в тот момент. Пожалуй, маг даже излишне самобичевал себя, но от этого неожиданно становилось легче.

- В этом нет вашей вины, мессир, - резюмировал Кол, когда маг завершил рассказ на отсечении голов пленников. - Это была необходимость.

- Вы никогда не задумывались, друг мой, что нет более разрушительного и страшного слова, чем необходимость? - спросил Каладиус. - Это слово удивительным образом оправдывает и защищает любые, самые кровавые дела. И разбойник, сажающий на нож припозднившегося путника в подворотне, и палач, вырывающий язык раскалёнными щипцами, и самый кровожадный тиран, подвергающий гонениям своих подданных - все они несут это скользкое слово, словно щит пред собою. Никто ни в чём не виноват, поскольку то, что они делали, они делали по необходимости. В том не было их свободной воли - они подчинялись слепому року, толкавшему их делать так, а не иначе. Не унижайте меня подобными словами. То, что было сделано, было сделано мной, а не какой-то там пресловутой необходимостью.

- Знаете, мессир, - Кол, чуть сощурившись, поглядел на мага. - Ни за что не пожелал бы прожить такое безумное количество лет, снедаемый подобными мыслями. Вы же словно сами казните себя каждый день!

- За двести лет отшельничества я, было, почти сумел примириться с собой, - горько усмехнулся Каладиус.

- Жалеете, что отправились в путь?

- Ничуть не бывало! - возразил Каладиус. - Сейчас мне кажется, что лучше быть терзаемым совестью живым, чем упокоенной бледной тенью самого себя.

- Отличные слова, мессир! - белозубо улыбнулся Кол.

Дальше разговор пошёл о том, что случилось в Дуондуре. Кол с гордостью и восторгом восклицал, когда маг поведал о решении Мэйлинн ловить ассассинов на живца:

- Вот уж совсем не благородная девица, не находите, мессир?

- Это точно, - с деланой ворчливостью отвечал Каладиус. - Сумасбродная девчонка, вот кто она!

- За это мы её и любим! - рассмеялся Кол. - Я думаю, мессир, что она - одна такая на свете. Таких больше нет, не было, и не будет. И дело не в том, что она - какая-то там аномальная лирра. Просто она... - Кол лишь раскрыл рот, но так и не смог выразить свою мысль. В конце концов он изобразил рукой какой-то неопределённый жест и вновь рассмеялся.

- Я полностью с вами согласен, друг мой, - так же смеясь, отвечал Каладиус. - Она - именно такая, как вы сказали. Другой и не удастся сделать то, что сделает она.

- Вы думаете, что мы найдём эту самую Башню? - посерьёзнел Кол.