Свою норму вылетов "уткой" я к тому времени уже сделал. Новое пополнение ещё не прибыло, и мы менялись по жребию - просто тянули внутри троек на палочках, и командование молчаливо соглашалось с нашим выбором. Летать теперь приходилось чаще: нас стало меньше, а задачи остались прежними.
Занимались мы не только "утиной охотой". В нашем секторе происходило перебазирование мобильных пехотных частей, и на огневую поддержку наземников мы вылетали по несколько раз в сутки, иногда - штатно, в прикрытие или на разведку, чаще - экстренно. Наземникам приходилось туго. Нам, впрочем, тоже: ирзаи взорвали мост на трассе Берк-Самаи, и весь грузопоток к самайским рудоперерабатывающим предприятиям двинул через Тарское ущелье, так что мы едва успевали утюжить те места от ирзайских ракетчиков. Выматывались здорово, спали урывками между вылетами. И каждый день в бараке спотыкались взглядом об очередные койки, оставшиеся сегодня пустыми.
Погиб Карп. Я не участвовал в том вылете, но пережил неделю мрачных косых взглядов украдкой; впрочем, в длинной череде потерь эта смерть ничем особенным не выделялась, и подозрительность суеверия так и не выплеснулась в новый инцидент. Двоих парней увезли с ПСНА - в неадекватной стадии, что заставило меня вспомнить слова Василия.
Мой механик, Тарас, был, пожалуй, в те дни единственным человеком на базе, сохранившим способность радоваться. Я бы даже сказал - счастливым человеком. Он словно помолодел лет на десять с тех пор, как перестал слышать своё прозвище, сделался оживлён и говорлив, исчезла печать угрюмости, совсем недавно казавшаяся неотъемлемой чертой его характера. И ещё он расцветал, как хризантема, всякий раз, когда я сажал леталку на площадку. Тяжесть непонятной, иррациональной вины, долгое время прижимавшая его к земле, свалилась с плеч - его летун теперь возвращался. О стычке в бараке Тарас, к счастью, ничего не узнал.
В день, о котором идёт речь, ранняя утренняя побудка выдрала меня из чёрного провала сна, заставив оторвать от койки не успевшее отдохнуть тело. Я притащился к ангарам, на ходу пытаясь хоть немного проснуться - и застал Тараса непривычно хмурым. Механик почти забытым уже движением опускал голову, косил глазами куда-то вбок - в общем, делал всё, чтобы только не посмотреть на меня прямо. В другое время я бы непременно выяснил причину такого поведения. Но в тот момент я был слишком озабочен тем, чтобы привести себя в состояние, хотя бы приблизительно пригодное для полёта.
Впрочем, Тарас заговорил сам. Помявшись неуверенно, он вдруг выдал:
- Данилка, ты это... Поаккуратней там сегодня, паря, ладно?
И добавил совсем уж тихо:
- Сон я видел нынче... нехороший.
- Когда ты только успеваешь сны смотреть, - буркнул я, отчаянно растирая кулаками словно засыпанные песком глаза.
Ночью у группы было три вылета, все три - довольно напряжённые: дважды мы помогали огнём попавшим в переделку (и понёс же их черт ночью через перевал!) наземным подразделениям, а потом - уже почти перед рассветом - отбивали потерявший управление на переправе Биши и застрявший в прострельной зоне транспорт с оборудованием. Так что в промежутках меня хватало только на то, чтобы доползти до койки и рухнуть на неё, одновременно с этим проваливаясь в темноту; и я точно знал - пока я в воздухе, Тарас не спит тоже.
Механик отмолчался угрюмо.
Я поднял в воздух "Стрижа" - предстояло штатное задание, и была моя очередь лететь "уткой" - и вместе с остатками сна выкинул из головы мрачноватое предупреждение Тараса. Там разберёмся.
Мы успели проверить меньше половины намеченного квадрата, когда поступил новый приказ - прервать выполнение задания и двигать в указанную точку, на выручку попавшему в окружение отряду спецназа.
Это было неширокое, но крутое ущелье, на дне которого пошумливал под камнями почти невидимый глазом водный поток. На одной стороне каскадом круглых, похожих сверху на термитники домов лепился к склону ирзайский (простите, вайрский) поселок. Напротив - изломанной линией уходила вверх шеренга массивных стоек ветроулавливателей, и виднелась плоская крыша аэроэлектростанции. А ниже того и другого, загнанный массированным огнём в узкую расщелину на простреливаемой со всех сторон круче, беспомощно и бесцельно погибал взвод спецназа.
Мы шли тройкой, как на "утиной охоте", лишь слегка перестроившись: впереди, ведущим - Василий, получивший в последнее время прозвище Утюг и очень им гордившийся; за ним ведомым - Мика, занявший место погибшего четыре дня назад Санька; я болтался над ними в верхнем эшелоне, осуществляя обзор, и чувствовал себя не на месте в своём "Стриже". "Стриж" для огневого контакта не слишком приспособлен: его хоть и называют лёгким истребителем, но по сути это - разведчик, из вооружения он несёт только относительно короткострельные плазменные пушки, и с наземной батареей на нём не очень-то поспоришь. Оба "охотника" шли сегодня на "Торнадо" - серьёзных боевых машинах, отягощённых к тому же солидным грузом ракет.
Огонь вёлся преимущественно со стороны посёлка, и это было плохо - по населённым пунктам как ювелирно не работай, все равно начнётся вопёж по поводу жертв среди мирных вайров. Хотя словосочетание "мирный вайр" и стало уже притчей во языцех у всех наземников: нечто, что теоретически существует, но чего никто пока не встречал. "Они просто становятся мирными, когда умирают" - цинично и горько пояснил однажды пехотинец, снятый нами с высотки, на которой держал последний рубеж обороны - единственный выживший из группы, отправленной в числившийся лояльным посёлок на переговоры к старейшинам. А этот конкретный населённый пункт, по-моему, вполне напрашивался на то, чтобы его стёрли с лица планеты. Наша цель была горячей, очень горячей - не меньше трёх батарей лупили одновременно из разных точек, замаскированных скоплением вайрских домов; по всему посёлку высверкивали зловещей иллюминацией вспышки плазмобоев. На подлёте я засек пуск из ручника откуда-то с окраины; ракета вмазалась в противоположный склон, осыпав в расщелину, где укрывались спецназовцы, град скальных осколков.
- Ручник на три-пять-семь, - предупредил я Василия. - Не подсунься.
- Вижу, - лаконично отозвался тот.
Облаков здесь не было - возможно, их разметал постоянно дующий в ущелье ветер - и заходили мы со стороны солнца, пытаясь хоть так отыграть себе необходимые для атаки секунды.
- Я по северной, Мика по восточной, - отрывисто скомандовал Утюг. - Данил, тебе ручник. Работаем.
Это было логично: мне с моими короткими пушками батарею из укрытия не выковырнуть, они меня раньше достанут. А вот из ручника засадить в атакующего "Стрижа" куда как сложней, чем в тяжеловесный "Торнадо".
Я свалил машину в штопор.
Случившиеся в следующие несколько мгновений события произошли практически одновременно - и так же одновременно я их воспринимал, слышал и видел, не в силах что-либо предпринять; все они произошли прежде, чем мой со свистом скользящий с высоты "Стриж" вынырнул из штопора.
