Ладно, что уж теперь считать.
Ожидать прибытия тюремного транспорта я должен был в Тихушке; мне сообщили, что он появится на нашей орбите примерно через три недели. В течение десяти дней после суда я имел право подать апелляцию, однако чтобы её приняли к рассмотрению, нужно было найти какие-то веские новые основания... Я не стал слишком вникать в эти юридические закавыки.
Я даже улыбнулся при мысли, что отправлюсь на Сомму, в другую систему. Правда, это была грустная улыбка.
Вот, значит, как я окажусь впервые в жизни на межзвёзднике.
Ночь после суда я спал, как убитый. Даже такая определённость оказалась лучше, чем выматывающее душу ожидание.
***
А на следующий день я вдруг снова стал Данилом Джалисом.
Произошло это без всяких опознаний и прочей дребедени, просто и буднично. Вскоре после обеда меня выдернули из камеры - ничего не объясняя - привели в кабинет, где находились мой адвокат, парочка следователей и какой-то судейский чиновник, а на столе были разложены мои собственные документы: паспорт, аттестат, метрика...
- Приятно познакомиться, Данил Джалис, - буркнул один из следователей и кивнул адвокату:
- Объясните ему.
Адвокат явно чувствовал себя неловко.
- Видите ли, Данил, - начал он многозначительно, но поперхнулся, закашлялся, приложил к губам платок.
Так и не отнимая платка, начал снова:
- Видите ли, идентификация личности после суда безусловно является основанием для апелляции.
Платок исчез в нагрудном кармане, голос адвоката обрёл наконец толику уверенности.
- Все, что нам с вами нужно сейчас решить - будет ли это для вас выгодно. Моя защита, если вы помните, строилась на том факте, что вы - выходец из неблагополучной социальной среды, так сказать, жертва изъянов самого общества...
Вот это завернул.
- Теперь представьте, что на новом слушании дела прозвучит, что вы выросли во вполне обеспеченной и благоустроенной семье, сын служащей высокого ранга, окончили школу, имели все возможности достойно продолжить свой жизненный путь...
Однако, на суде он не был так красноречив.
- Рассудите сами, как все это будет выглядеть, Данил. Пойдёт ли вам на пользу такая апелляция? Допустим даже, ваша мать сможет позволить себе платного адвоката...
А, так вот чего они испугались.
- ...Подумайте, чем он сможет вам помочь? Вы совершили тяжкое преступление, отказались сотрудничать со следствием, что могло бы хоть как-то облегчить вашу долю вины; как юрист я вам заявляю со всей ответственностью - улучшить своё положение вам вряд ли удастся, а вот ухудшить...
Ага. Как меня здесь, оказывается, любят - так стараются, чтобы я не дай бог своё положение не ухудшил.
- Чего вы хотите? - спросил я, перебивая плавное течение его речи.
Адвокат снова закашлялся. Простыл он, что ли?
- Подпиши бумаги, - без лишних заморочек брякнул следователь. - Отказ от апелляции, и мы тут же оформляем идентификацию личности, а через десять минут сможешь увидеть мать. Она здесь, ждёт свидания. А иначе вы у меня ещё полгода только доказывать будете, что ты - Джалис, а не хрен из Норы.
Адвокат продолжал натужно кашлять, аж весь покраснел, бедняга. Видимо, кашель помешал ему услышать слова следователя.
- Покажите бумаги, - сказал я.
Документ был составлен в простой и категоричной форме: отказ от права на апелляцию, без объяснения причин, без каких-либо оговорок.
Я подписал - настоящей подписью.
Следователь почти сумел сохранить непроницаемый вид.
14.
Комната свиданий почему-то вся была в белых тонах - потолок, стены, даже пол; прозрачная стеклопластиковая перегородка посередине почти не замечалась глазом и идеально резонировала звук - голос собеседника звучал совершенно естественно. Два белых вертящихся кресла по разные стороны перегородки совсем терялись в пустом пространстве комнаты.
Мама казалась испуганной, какой-то чужой в этом холодном, ослепительно-светлом помещении.
- Данилка, - сказала она, увидев меня. И всхлипнула. - Как ты вырос.
Я опустился в кресло, чувствуя предательскую слабость в ногах.
Как бы мне заговорить - и быть уверенным, что не подведёт, не задрожит голос?
Мама выглядела постаревшей.
Сколько я не видел её? Немногим больше года?
А она смотрела не отрываясь, даже не моргая, будто боялась, что стоит сморгнуть - и сын опять исчезнет в неизвестность.
Ох, мама.
Она вздохнула почти неслышно.
- Мальчик мой. Тебе тут совсем плохо.
Это не было, в общем-то, вопросом; но я ответил:
- Нормально, мама, - голос не подвёл. - Всё ничего. Не выдумывай себе всякие страшилки, ладно?
Мама всхлипнула, полезла в сумку за платком.
- Как ты узнала? - спросил я.
- В новостях, - отозвалась она. - Вчера вечером... О самом-то ограблении уже давно шумели, потом попритихли. А вчера - новый ролик, рассказали про суд, про приговор... И вдруг - твоё лицо. Я глазам не поверила... Я ведь думала, ты в космосе давно.
Мама так и не нашла платка, как-то неловко, непривычно принялась вытирать глаза открытой ладонью.
- Как же я мог в космос, мам, - проговорил я грустно. - Кто б меня без документов нанял.
Она сказала:
- Конечно.
И слезы потекли уже потоком.
Ну почему я такой болван.
- Вон платок, мама, - подметил я. - Справа, на пол упал.
- Спасибо.
- Не плачь, пожалуйста.
- Я понимаю, - кивнула она, торопливо сморкаясь, зачем-то засовывая скомканную тряпицу на самое дно сумки. - Всем врала, и себе вот вру по привычке. Конечно же, понимаю, что ты не мог улететь. Только я представить себе не могла... Не знала, что и думать. Где искать... Я...
- Мам, успокойся.
- Ты ведь всегда был таким умницей, Данил... Я надеялась, может, ты нашёл какой-то выход...
