Илья Печеркин, худенький и розовощекий, как взволнованный школьник, от волнения долго не мог сказать первую фразу.

Потом, чувствуя молчаливую поддержку аудитории, осмелел.

— …Кто первый начал подледные плавания на лодках, знаете, ребята?

— Не-ет!

— Думали люди об этом давно. Практически попробовали пройти подо льдом лишь в тридцатые годы. Первым решился на это американский полярный исследователь Хьюберт Уилкинс. До этого он бывал в Арктике с различными экспедициями не раз.

— Американец, значит, — прошел по кубрику говорок. — А думалось, наши первыми были…

— Подождите, братцы. Не говори гоп, пока не перепрыгнешь. Так вот Уилкинс. Купил он у правительства Соединенных Штатов подводную лодку. Продали ему какую-то старую, давно снятую с вооружения. Она уже на корабельном кладбище была.

— Откуда он денег набрал на лодку, этот Уилкинс?

Чикин, настороженный и бледный, откровенно переживавший за организованный вечер и больше всего переживавший за Печеркина (сумеет он «завести» ребят или нет?), заметно повеселел. Раз начались встречные вопросы — значит ребятам интересно.

— Уилкинс ведь, в принципе, готовился совершить подвиг, и умные люди — в большинстве своем ученые с мировыми именами — это понимали. В первую очередь они ему материально и помогли. Но этих денег было, конечно, мало, и Уилкинс не мог ради осуществления похода отказаться от помощи всякого рода. Например, ссудил его деньгами знаменитый Херст, газетный король, — он кругленькую сумму подбросил. Но деньги с одним условием дал: о походе Уилкинс должен был писать только в его газетах. Никому другому никакой информации не давать. Пришлось Уилкинсу лезть в кабалу.

Вбежал рассыльный.

— Подвахтенные, в машинный…

На него дружно зашикали. Чикин сиял.

— Лодку на завод отбуксировали, ремонт кое-какой произвели. Вооружение убрали, вместо него приборы поставили, и лодка вышла в море. Уилкинс назвал свой корабль «Наутилусом» — в честь подводной лодки капитана Немо. На проводах экспедиции присутствовал внук Жюля Верна.

Подвахтенные машинной команды вышли, стараясь ступать бесшумно. Уходить им явно не хотелось — это видно было по их расстроенным лицам.

— Лодка Уилкинса пересекла Атлантический океан. Зашла в Норвегию. Здесь к экспедиции присоединился известный норвежский ученый, знаток Арктики Харальд Свердруп. Он согласился быть научным руководителем похода… Это происходило летом тридцать третьего года. Лодка направилась к границе вечного льда. Уилкинс заявил репортерам, что он попытается достичь Северного полюса.

В кубрике стояла тишина. Ее нарушал только доносившийся издалека, из кормовых отсеков, ровный и спокойный, приглушенный гул работающих машин.

— На другой день похода случилась авария. Погода стояла хорошая, и потому Уилкинс решил не возвращаться в свою базу и ремонтироваться в море. Затратили на это двое суток. Плавание продолжалось. Лодка вошла, наконец, во льды. После суточного маневрирования среди ледяных полей Уилкинс решил сделать попытку пойти под плавающие льды. И когда все уже приготовились, заняли свои места, оказалось, что лодка идет без вертикальных рулей. До этого она все время шла в надводном положении, и никто не заметил, когда и где обломились рули…

Матросы рассмеялись.

— А еще «Наутилусом» себя назвали! — выкрикнул Федя.

— Кстати! Знаете, сколько было «Наутилусов»? — Печеркин снова взял в свои руки нить разговора. — Жюль Верн, оказывается, не сам придумал это название подводному кораблю капитана Немо. «Наутилусы» существовали и до него. Не в книгах, а в жизни. Они и сейчас есть.

Илья сделал короткую паузу, проверяя, какое действие возымели на слушателей его слова.

— Есть в тропических морях такой моллюск. Называется он «кораблик», что по-латыни и означает «наутилус». Живет он в спирально закрученной раковине. Обладает загадочной способностью всплывать и погружаться за счет того, что меняет объем внутренних камер своего жилища — раковины. Именем этого моллюска впервые назвал свой подводный корабль американский инженер Роберт Фультон…

Никто не перебивал рассказчика. Илья умел «подавать» интересные истории, а многое из того, что он рассказывал, нам и в самом деле открывалось впервые.

— Было это в тысяча восьмисотом году. Испытания подводной лодки проводились в Париже, на Сене. Корабль пробыл под водой четыре часа. Скорость его передвижения составляла всего три километра в час. Двигалась лодка при помощи гребцов. Для внутреннего освещения применялась обычная сальная свеча.

Но первый «Наутилус» не оправдал надежд. И сам Наполеон сказал: «Опыты с подводной лодкой американского гражданина Фультона прекратить». Через десять лет по чертежам Фультона французы братья Куэссен построили новый подводный корабль. И назвали его тоже «Наутилусом». При первом же погружении он затонул. Строились и потом подводные лодки. Но все они были далеки от жюль-верновского «Наутилуса». Никто из конструкторов даже и не отваживался давать это имя своим кораблям. Первый осмелился Уилкинс… О том неудавшемся походе Свердруп книгу написал. И между прочим, сделал там следующее заявление: «Я не удивлюсь, если первой подводной лодкой, которая проникнет под лед, будет советская подводная лодка». Норвежец не ошибся. Через пять лет, зимой тридцать восьмого года, подводные лодки нашего флота впервые прошли подо льды Арктики. Это было во время спасения четверки папанинцев.

— Какие лодки тогда ходили? — спросил кто-то.

— Наши «Декабристы». Отрядом командовал известный североморский ас-подводник Герой Советского Союза Иван Александрович Колышкин. Командиром одной из лодок — Д-3 — был Виктор Котельников, тоже подводник известный…

Илье трудно. Я вижу мелкие бисеринки пота, выступившие на его лице, и мне очень хочется помочь Илье, но я бессилен что-либо сделать. Я не знаю и трети того, о чем рассказывает он ребятам, и мне остается лишь переживать за Печеркина — только бы выдержал, только бы не «сломался»: он ведь пришел сюда сразу после вахты, и, конечно, для него никак не отдых эта нелегкая работа — держать в своих руках внимание аудитории.

Я вижу, как то и дело Печеркин поглядывает на Чикина, сидящего чуть в стороне, — он словно молча спрашивает его: «Ну как?»

Но и Чикину трудно ответить на этот вопрос. Он нервничает сам, следя за быстро меняющимся настроением матросской аудитории. Он переживает не меньше Ильи.

— Что сталось с Уилкинсом после? Так и не увидел он полюса, что ли?

Ребята оживают, они начали забрасывать Печеркина вопросами, и это встряхивает и ободряет Илью. Значит, у матросов появился интерес к разговору; значит, они начинают забывать об усталости; значит, удается ему, Печеркину, то, что задумали Чикин со Штурмановым: хоть немного отвлечь людей от постоянных мыслей о работе.

Я вижу, как слабой радостью загораются глаза Ильи, как веселеет Чикин.

Все, значит, идет как надо.

— На походе Уилкинса не закончились попытки — американцев взять полюс штурмом из-под воды. До полюса все-таки дошел на лодке «Скейт» другой американец — Калверт. Это случилось много позже тех дней, о которых рассказал Илья…

В разговор вступил Петелин. Опять адмирал подошел незаметно и пристроился в стороне, молча следя за нашим разговором.

Печеркин благодарно улыбнулся ему за эту неожиданную поддержку.

— Поход Калверта сложился не менее трагически, чем поход его предшественника. Лодка его хоть и специально готовилась к этой задаче, но тоже не раз подвела в походе своего командира. Калверт, конечно, исследователь никакой, в этом смысле ему далеко до Уилкинса, поход его носил чисто стратегический характер, потому что сам Калверт — профессиональный военный, и этим предопределяется характер всех его действий и желаний. Это, конечно, фигура менее интересная, но я отдаю должное мужеству Калверта: он не сдался и не отступил. С Калвертом как раз и дошел до полюса Уилкинс. Вернее, Калверт, выполняя последнюю волю этого человека, доставил на полюс урну с его прахом… В воспоминаниях Калверта о походе немало места отведено Уилкинсу. Были там и такие строчки — они как раз и являются ответом на вопрос о дальнейшей судьбе Уилкинса…