Он был окружен своими друзьями, держал в объятиях своего саба, а его родители дома готовились к новогоднему обеду с семьей Курта.

Все было так, как и должно было быть.

========== Изменить ситуацию. Часть 2. ==========

Первый день Нового года…

Золотистая челка нависала над широко распахнутыми глазами, а белые зубы тревожно теребили полные, розовые губы до тех пор, пока они не стали вишнево-красными и припухшими. Бледные пальцы дрогнули, накладывая груды и груды еды, осторожно размещая ее на подносе, который располагался рядом с плитой.

Он повернулся к столешнице и продолжил взбивать яйца, обжаривать бекон, выжимать апельсины, подрумянивать хлеб на тосты, и все это время его тело дрожало от беззвучных страданий.

Он проснулся сегодня утром, в первый день Нового года, который был временем начала нового старта, дрожа и болезненно осознавая свой новый статус. Теперь он был утвержденным сабом. Руки, обвившиеся вокруг его талии, были теплыми и не несли угрозы, но они все еще пугали его из-за власти, которую они над ним имели.

Он снова отдал последние клочки своего изорванного контроля в чужие руки и смирился с тем, что это обозначало.

У него снова были обязанности. Обязательства. Ожидания, которые он должен был оправдать, и саба почти тошнило от чувства, что он опять потерпит неудачу.

Он вылез из постели, стараясь не разбудить спящего Дома, и направился прямиком на кухню, находящуюся в отведенном им крыле дома родителей Ника, преисполненный стремлением взяться за дело. Начать проявлять себя.

У него был очень длинный список вещей, которые, как он знал, от него ожидали, но еще более длинным был список вещей, которые он не знал о Нике, информации, которая была ему необходима для выполнения поставленных задач, и все это вращалось в его голове по кругу снова и снова, заставляя его еще усерднее работать над вторым списком.

Для начала, он не знал, когда Ник обычно просыпался. Было ли у него обычное время для пробуждения? Он не знал, что ему нравится есть или пить по утрам. Он клал сахар в кофе или молоко… а пил ли он вообще кофе? Может быть, он пил чай… что, если он пил чай! Он любил фруктовые ароматы или что-нибудь еще? С сахаром? Без него?

Он сглотнул и взволнованно потянул себя за волосы, из-за чего резко вздрогнул от боли, но ничего не предпринял, чтобы вытащить себя из черной дыры паники.

Отец Ника был французом. Что, если у них были совершенно другие привычки, касающиеся завтрака, и он передал их Нику, но Джефф о них не знал, а Ник проснется через несколько мгновений и ему не понравится то, что он для него приготовил… он хотел быть хорошим сабом, но снова все испортит…

Он громоздил новые горы продуктов поверх уже сложенных на подносе, но у саба сохранялось ощущение, что он что-то упустил, пока был занят делом. Всегда чего-то не хватало.

Чашки загремели друг об друга, когда через него пронеслась его одна ужасающая дрожь, а из его губ вырвался приглушенный вздох, когда маленький кувшин с молоком опрокинулся через край подноса и рухнул на пол.

Падение и грохот светло-голубого кувшина, разбившегося об пол, прозвучали достаточно громко, чтобы разбудить половину штата, и Джефф знал, что у него в распоряжении имелись мгновения, секунды до того, как кто-нибудь придет, чтобы сделать ему выговор.

Он молча, словно в замедленном темпе, наблюдал, как белая лужа расплывается по темно - коричневому деревянному полу, как будто дразня его… пытаясь заставить его поверить, что он сможет исправить беспорядок, прежде чем его кто-нибудь увидит, но знал, что у него нет времени.

Раздавшийся издалека скрип двери доказывал его правоту, и саб вздрогнул, опустив поднос на столешницу с очередным грохотом и, схватив с ближайшего крючка чистое кухонное полотенце, упал перед лужей на колени и начал как можно быстрее вытирать белую жидкость.

Ткань довольно быстро впитала молоко, но разбросанный вокруг фарфор добавлял ему проблем, и поэтому саб собирал в свою руку кусочек за кусочком, не заботясь ни об острых краях, причинявших жгучую боль, когда они пронзали кожу, ни о пятнышках красного цвета, которые начали на ней проявляться. Было похоже на то, что саб действовал на автопилоте. Безразличный ко всему остальному, но нуждаясь в том, чтобы заставить этот беспорядок, этот промах, исчезнуть.

Ему просто нужно было убрать беспорядок, прежде, чем его заметит Ник.

Он должен был убедиться, что все было безупречно, прежде чем кто-то увидит, насколько никчемным он был в самом-то деле. Он старался быть хорошим для Ника. Он хотел быть хорошим для этого доброго Дома так сильно, но не прошло еще даже нескольких недель после их связывания, а он уже его подвел.

Шаги позади него отдавались эхом, заставляя все его тело дрожать от страха, когда он начал собирать кувшин еще быстрее, безрассудно, не обращая внимания на боль.

Шаги становились все громче…ближе…он слышал, как человек зевает, а его одежда шелестит.

У него не было времени, и саб об этом знал, в то время как шаркающие звуки прервались, и приблизившийся человек остановился позади него.

Он снова потерпел неудачу.

Это было так неприятно. Почему он не мог сделать все правильно? Почему затеи всегда разваливались, когда он начинал верить, что они могут сработать?

Он ощутил, как соленые слезы касаются его губ, стекая по щекам, и ахнул, когда крошечная капелька упала на его ладонь, ударяясь об нее. Его рука вздрогнула, и звон бряцающего в ней фарфора почувствовался настолько же неуместно, насколько игриво и радостно этот звук разнесся в тишине.

- Джефф… - раздался голос из-за его спины, и он резко вздрогнул, возвращая осколки обратно на пол и наблюдая, как они разлетаются вокруг, устраивая, казалось, еще больший беспорядок.

Никчемный саб. Почему, черт возьми, я согласился на связь по договоренности с тобой?

Он вздрогнул от мстительного голоса из своих кошмаров, который вынуждал его просить прощения. Встать на колени, склонить голову и просить еще одного шанса, как он все время поступал раннее, эхо телесной памяти сурово разносилось по его мышцам, но саб знал, что не существовало ни одного чертового способа, чтобы он был этого достоин.

Он, похоже, не сумел с этим справиться, а если он не смог, то Ник зря потратил на него время.

При мысли о расставании из его губ вырвались захлебывающиеся рыдания, и саб старался изо всех сил, по крайней мере, казаться сильным и не позволить видеть себя плачущим. Домы ненавидели сабов, которые рыдали, словно младенцы, ему было об этом известно.

Он крепко прикусил губы и уставился на свои руки, стараясь держаться так неподвижно и тихо, как только было в его силах… в ожидании удара, резких слов и болезненного прикосновения к своей коже, которое оставит на ней синяки и еще больше его ранит.