Он спустился к их традиционному субботнему семейному обеду, но солнечная улыбка сменилась на скупую недовольную гримасу, а сияющие глаза потемнели и смотрели вниз.
Он периодически возобновлял тоскливое шатание по дому на протяжении нескольких часов, сиротливо вздыхая, как девица из любовного романа, пока не решил, что ему нечем себя занять и просто упал на стул, наблюдая, как его мама готовила обед.
- У меня нет хандры, - отрицал он, когда взял предложенные тарелки и отнес их к столу. Характерная пружинистость в его походке практически полностью исчезла.
- Конечно нет, - сухо сказала она, нежно закатив глаза на его выходки. – Ник, детка, ты не сможешь обмануть мать. А сейчас что на тебя нашло? – спросила она, ставя на стол миску с салатом и глядя на сына, который пытался найти оправдание, прежде чем его плечи поникли, и он тяжело вздохнул.
- Джефф отправился домой на пару дней.
Она подняла бровь.
- Это не карается законом, детка. Он проводит время со своей семьей.
- Я знаю, - заныл он. – Просто…я…я скучаю по нему, - тихо признался Ник, с решительным видом разглядывая столешницу, пока его лицо окрашивалось в бледно-розовый цвет, и его мать хихикнула, глядя на него.
- Он вернется завтра вечером, я уверена, что ты выживешь, - дразнила она, и сын сердито посмотрел на нее.
- Да, но он уехал вечером в четверг. Я не знал, что у него не будет никаких занятий в эту пятницу из-за какой-то научной ярмарки…очередной…серьезно, как много из них вам может быть нужно в старшей школе? Я принес ему горячий шоколад и написал ему шутку, но его там не было, - ныл он, поежившись от собственного голоса, когда понял, что звучал, как Блейн и Райан вместе взятые. Два человека, над подобными действиями которых он издевался, смеялся над ними и находил их нелепыми…
Но теперь он скучал по своему белокурому ангелу, и Дом не мог придумать лучшего способа, чтобы показать это, чем скулить, посылая к черту зрелость. Блейн и Райан были в чем-то явно правы.
Его мать разглядывала Дома с неуверенностью, внезапно отразившейся на лице, и он с удивлением посмотрел на нее.
- Что? – спросил он, и Люси потянула его за руку, чтобы заставить сесть рядом с собой.
- Ник…ты уверен, что не давишь на него? Уверен, что даешь ему пространство и время, которое ему нужно? – спросила она, и он разинул рот, роняя свою челюсть до самых пальцев ног.
- Мама…я…конечно же, я никогда бы не сделал ничего… НИЧЕГО, что причинит ему боль. Боже…я…я слишком сильно его люблю, чтобы сделать такое, - сказал он, озаряя искренностью каждое слово, и это было странное ощущение. Он знал, что любил Джеффа, с каждым днем будучи все более уверенным в своих чувствах, но признание этого факта вслух, когда он сдерживался так много раз, принесло безграничное освобождение и некоторую печаль, чего он не ожидал. Он хотел бы сказать об этом Джеффу…а не кому-то.
Его мать грустно улыбнулась ему.
- Знаю, дорогой, я просто должна была убедиться. Его родители боятся за него, и я не хочу, чтобы у них имелись для этого основания… не в том случае, когда они исходят от тебя, - осторожно объяснила она, и Ник нахмурился.
- Его родители? Откуда ты их знаешь? – спросил он, и она повернулась, чтобы посмотреть на мужа, который подоспел к их разговору как раз вовремя, чтобы понять, к чему он идет.
Они вместе посвятили его в свои планы, и Ник сидел, пребывая в шоке, неверии и гордости.
- Я…я хочу, чтобы…я хочу помочь, - потребовал он, возбужденно выдохнув, и родители улыбнулись.
- Мы предполагали, что ты, вероятно, так и скажешь. Это из-за Джеффа, да? – спросил Андрэ своего сына, и тот кивнул.
- По большей части. Я знаю, что это правильные вещи, которые нужно сделать, но я не могу лгать и говорить, что Джефф не является основной причиной. Он самое прекрасное, что я когда-либо видел, и он настолько сломлен, папа…настолько напуган и ранен, и я не могу…я не могу с этим смириться… даже если он никогда не станет моим. Даже если он выберет кого-то еще… если это снова сделает его цельным…я буду счастлив, - сказал он, и они крепко обняли сына, молясь, чтобы в итоге он остался единственным, кто будет рядом с Джеффом после того, как он склеит вместе все разбитые осколки молодого саба.
***
- Они могли бы сообщить нам по телефону.
Себастьян хмуро посмотрел на своих родителей, сидя на диване рядом с Дэйвом. Открытая планировка их квартиры позволяла им обниматься в гостиной, одновременно имея возможность видеть, что происходило в это время на кухне.
Обе пары родителей порхали вокруг современной кухни, разогревая горы еды, которую они притащили с собой в их квартиру, и разливая напитки.
- Ты просто злишься, что вынужден был встать с постели в субботу, - дразнился Дэйв, мягко щекоча его под ребрами, и саб стукнул его по руке, опасно усугубляя свое мрачное выражение, скрестив на груди руки.
Для Себастьяна его субботы были священными. Он отказывался вставать с постели, если ему не нужно было сходить в ванную или что-нибудь поесть, и требовал, чтобы Дэйв оставался с ним. Дом знал, что за всеми этими грубыми инсинуациями его саб просто хотел, чтобы он оставался с ним рядом и обнимал его.
- Мне было тепло. И уютно, - капризно разбушевался он и, повернув коварный взгляд в сторону Дома, наклонился, задевая губами его ухо. – И я был возбужден.
- Детка…- предупредил Дэйв, сжимая в обхвате пальцев его бедро, когда почувствовал, как его пульс подскочил от рычащего голоса его саба.
- Я просто рассказываю. Мне снился хороший сон. Ты прижал меня к стене и был одет в черную рубашку, которую я так на тебе люблю и… - он был прерван мощным поцелуем, когда Дэйв страстно соединил их губы, глотая стон, который саб будет отрицать до последнего вздоха.
Перебирая пальцами уложенные волосы, Дом наклонил голову Себастьяна и оторвался от поцелуя настолько, чтобы быть в состоянии говорить, ловя вздохи между дрожащими губами.
- Тебе очень хорошо известно, что ты не должен заставлять меня возбуждаться прямо перед нашими родителями. После того, как они уйдут, у тебя будет пять минут, чтобы раздеться и устроиться на кровати. Я буду делать с тобой то, что захочу, но ты не кончишь. Ты этого не сделаешь, пока я не разрешу, ты должен выучить свой урок, - зарычал он ему в рот, ощущая, что гибкое тело, которому он поклонялся, дрожало рядом с ним с остекленевшим взглядом, напоминая Дэйву о том, как он был красив каждый раз, когда проваливался в сабспейс.
Когда это случилось в первый раз, он был поражен.
Он читал про пары, которые никогда его не достигали; никогда не попадали в точку, где тело саба полностью поддавалось покорности, а разум отключался.
Они занимались любовью, руки Себастьяна были привязаны к спинке кровати, глаза прикрыты, а губы округлялись от вкусных стонов, которые сводили Дэйва с ума.
Он боготворил его, толкался в него, целовал его, прикусывал его кожу, ставил на нем метки, и вдруг его саб куда-то исчез. Тело под ним было податливым, следы его оргазма полосами разукрашивали живот, его голова откинулась в сторону, а руки перестали трепать путы, которые их стесняли.
Дэйв в замешательстве остановился, до смерти перепугавшись, пока его не осенило понимание, и он не выскользнул из саба, сворачиваясь рядом с ним, освобождая его руки и стягивая повязку с глаз, прежде чем сгрести его в объятья и держать в тепле, дожидаясь, когда он вернется.