© Hilary Mantel, 1994

© Издание на русском языке AST Publishers, 2019

Однажды, когда Кит было десять, некая гостья перерезала себе вены на кухне. Она только-только совершила этот трудный шаг к собственной смерти, когда Кит вошла на кухню за кружкой молока.

Этой женщине по имени Джоан было шестьдесят лет, и она носила платье из синтетики, которым разжилась в лавке подержанных вещей. По виду типичная домохозяйка, она встала так, чтобы ее кровь стекала не на пол, а в раковину. Когда Кит тронула ее за локоть, она уронила нож прямо в раковину, а той рукой, что не была в крови, попыталась прикрыть Кит глаза.

К тому моменту своей жизни Кит уже мало чему удивлялась. Нырнув под заботливо протянутую руку Джоан, она подумала: это же наш нож для хлеба, между прочим! А вслух сказала:

– Джоан, не надо этого делать. Пожалуйста, отойдите от раковины. Вот, присядьте на стул, а я принесу набор первой помощи.

Джона позволила отвести себя от раковины и усадить на стул за кухонным столом. Кит достала из ящика чистое полотенце и перевязала порезанное запястье Джоан. Полотенце было двуцветное, в красную и белую клетки, и продолжавшая сочиться из раны кровь Джоан пропитала ткань черными разводами. Порезы были неглубокими, какими-то нерешительными, что ли, повседневными.

– Пошевелите пальцами, – распорядилась Кит. – Надо убедиться, что вы ничего себе не испортили.

Джоан уставилась на свою руку сухими, перепуганными глазами, а девочка тем временем взобралась на стул и извлекла из буфета нужную коробку.

– Повезло, что сейчас не каникулы, – продолжала Кит, доставая бинт и ножницы с закругленными кончиками. – Иначе меня бы тут не было. Я сидела наверху, книжку читала. Называется «Дети из Нью-Фореста». Читали, нет? Она про семью вроде нашей. Два мальчика, две девочки, только они жили давным-давно, много лет назад.

Шевели пальцами, подруга, – прикрикнула она на себя. – И не молчи, говори.

На курсах первой помощи в школе их учили, что пострадавшего нужно отвлечь и успокоить.

– Эти дети жили в лесу совсем одни. – Джоан кивнула, но было заметно, что она толком ничего не соображает. – Они были роялистами, и им пришлось прятаться от врагов.

Кит боялась, что Джоан потеряет сознание и упадет замертво на плитку кухонного пола.

– Погодите, я налью вам воды. Или нет, лучше горячего и сладкого чая.

«Бедняжка Джоан, – подумала она. – Наверняка ей хотелось умереть». Папа недаром любит повторять: когда нужен острый нож, его нигде не найти.

Наливая воду в чайник, Кит услышала за окном рокот материнской машины. Знакомые звуки – гул мотора, дребезжание крыльев, скрип шин по асфальту. Облегчение окатило ее волной, ноги словно подкосились. Она поставила чайник на конфорку и принялась протирать раковину чистящим средством.

Ее мама, Анна, вошла на кухню, поставила на стол сумки с едой, оглядела – скорее печально, чем удивленно – сгорбившуюся на стуле Джоан.

– И мне тоже налей, – попросила она у дочери.

Той ночью Кит случайно подслушала обрывок родительского разговора шепотом.

– Ральф, ты не говорил, что она склонна к самоубийству!

– Я не говорил, потому что сам не знал!

Кит плотнее прикрыла дверь спальни: она не желала подслушивать родителей и вызнавать их тайны.

Три дня спустя она вошла на кухню и увидела, что мама стоит на четвереньках у раковины и трет щеткой пол.

– Крови нет, – объяснила Кит. – Я все вытерла.

Анна не ответила. Молча встала, взяла ведро и вылила пенную от мыла воду в раковину.

К тому дню Джоан уже ушла, уместив все свои пожитки в две просторные дорожные сумки, с которыми явилась в их дом. Среди гостей такие внезапные исчезновения случались довольно часто; еще бы, их гости сильно отличались от тех, какие захаживали в другие дома. Ральф наводил справки в полиции, в Армии спасения и в министерстве здравоохранения и общественной безопасности, но нигде не получил вразумительного ответа. Когда Анна стала проверять набор первой помощи – ей полагалось следить, чтобы там всегда имелось все нужное, – она увидела, что Джоан забрала с собой запасной бинт. Это сочли обнадеживающим признаком.

В те годы, когда подрастали дети, их дом был полон людей наподобие Джоан. Ральф привозил некоторых из лондонского хостела, принадлежавшего благотворительному фонду, где он работал. Других он подбирал из числа тех, от кого отказывалось министерство, не ведая, как с ними поступать, или из тех, кому не хватало коек в местной психиатрической лечебнице. Порой же они приходили самостоятельно, прятались от ветра в дворовых пристройках, ожидая его прихода. «Такой-то – печальная история», – обычно сообщал он, и с годами в кругу семьи за этими людьми закрепилось именно такое прозвище: Печальные истории. Иных же Ральф называл добрыми душами: «Твоя тетушка Эмма приютила такого-то в своей клинике для наркоманов в Норидже, добрая душа».

Пока Кит подрастала, мир делился для нее на две части – на Добрые души и Печальные истории. В этом разделении не было никакого пренебрежения и никакой снисходительности.

В день похорон Феликса Палмера его жена Джинни повстречала его любовницу Эмму. Конечно, им доводилось сталкиваться и раньше. Графство Норфолк не такое уж большое и многолюдное, чтобы они никогда не пересекались друг с другом. На этих встречах поведение обеих определялось чванливым и намеренным игнорированием противницы со стороны Джинни, несокрушимым самообладанием Эммы и стремлением Феликса сохранить такой порядок вещей, который устраивал его целиком и полностью.

На протяжении многих лет они сталкивались в душных залах приходских собраний, на заседаниях благотворительных советов и на сборищах инициативных групп, озабоченных защитой, как стали говорить в начале этого десятилетия, окружающей среды. А еще едва ли не врезались друг в друга в Норидже, закупаясь в универсаме «Джерролдс», обменивались кивками и короткими приветствиями на выставках и занимали соседние кресла в театре.

Как-то раз, отправившись в Лондон, они обнаружили, что являются единственными пассажирами в вагоне первого класса. Полчаса они вежливо общались, чтобы хоть как-то скоротать время в пути. Затем Джинни с улыбкой извинилась, порылась в сумочке и достала толстую книгу в бумажной обложке. Она спряталась за этой книгой, а Эмма стала изучать рисунок на обложке. Стройная женщина с маленькой короной на пышных волосах стояла перед сельским домом, из крыши которого анахронизмом торчали печные трубы. Затейливой золотой вязью на обложке было выведено: «Супруга Крукбека». Эмма перевела взгляд за окно. Там расстилался унылый восточноанглийский пейзаж и над полями кружили вороны. Поезд все дальше уходил от края Англии и уверенно приближался к ее сердцу. Эмма тоже взялась за книжку.