Однако кайзер подобной фамильярности никак не мог себе позволить и всегда называл супруга Берты исключительно как «мой милый фон Болен», словно давая понять Густаву, что для знаменитого рода он так и остался чем-то вроде приемного жениха.
Но кто же тогда был настоящим владельцем огромной империи, кто действительно мог считать себя Круппом и кто мог возложить на свои плечи всю тяжесть ответственности за совершенные злодеяния?
В течение почти всей войны, когда тяжелые орудия на расстоянии свыше 134 миль сравнивали с землей английские города, находясь при этом на другом берегу Атлантики – заметим, что самим англичанам казалось, будто не орудийные снаряды сыпятся на их головы, а бомбардировщики Люфтвафе, летящие на недосягаемой для радаров высоте, утюжат их города: такими тяжелыми и разрушительными были эти «подарки» семьи Крупп – так вот, в течение всего этого ужасного времени, когда заключенные Аушвица, а также бесчисленные рабы ещё 138 лагерей смерти работали на процветание империи Круппа, когда сам Роберт Ротшильд, отказавшись подписать бумаги, передающие его французские заводы в распоряжение немецкой монополии, был тут же отправлен вместе с другими евреями в газовую камеру, в течение всей этой эпохи у руля власти стоял не Густав, а его старший сын по имени Альфред Феликс Олвин Крупп фон Болен унд Гальбах.
В соответствии с указом кайзера Вильгельма, изданного в 1906 году по случаю бракосочетания Густава и Берты, в будущих поколениях только старший представитель семьи по мужской линии мог именоваться: Крупп фон Болен унд Гальбах. Клаус, Бертольд, геральд и Экберт, а также их сестры носили лишь имя своего отца: фон Болен унд Гальбах. Но даже Альфред не сразу получил право именовать себя Круппом. Это магическое имя было подобно короне, которой венчались на высшую власть, да оно само по себе было воплощением почти неограниченной власти. Если имя и есть миф, то для немцев Круппы были не менее значимы, чем для англичан король Артур или волшебник Мерлин. Такое сравнение представляется вполне правомочным, если учесть тот факт, что Круппы наиболее ярко проявили себя именно в эпоху фашизма, когда мистицизм и оккультизм стали воплощением политики целого государства и поисками Святого Грааля накануне второй мировой войны занимался сам фюрер.
Итак, нам известно, что Альфред не носил имени Крупп вплоть до 31 марта 1942 года, когда ему и суждено было встать во главе огромной фирмы, то есть сделаться Директором Директоров. Энергия и мощь Альфреда казались неисчерпаемыми, чем он очень напоминал своего прославленного деда, стараниями которого Круппы и получили негласный титул «Пушечные короли». По иронии судьбы этот титул был закреплен за именем семьи в 1863 году благодаря небывалому заказу, который удалось заключить отцу Берты и деду Альфреда на сумму в миллион талеров. В роли заказчика же выступила Российская империя, когда во главе государства находился Александр II.
Военный заказ на такую астрономическую сумму всеми был воспринят как настоящая сенсация. О нем тут же прознали парижские газетчики и первые пустили в мир довольно необычное в то время словосочетание «Le Roi des Canon», которое тут же было подхвачено лондонскими изданиями, что ещё прочнее закрепило новый титул, сделав его почти официальным. Это уже в XX веке будет привычно говорить «Король рок-н-ролла», «Король сцены», а в середине девятнадцатого, когда были живы ещё все монархи мира, вряд ли считалось уместным такое тиражирование признака высшей власти. Но для Круппа было сделано исключения, тем более что он даже при самом пристальном рассмотрении и при самом фантастическом допущении, столь характерном для нашего постмодерна, стремящегося смешать все явления в одну кучу, не имел ничего общего ни с Элвисом Пресли, ни с любым другим веселым и безобидным «королем» XX века. Круппы создавали Смерть, и она была вполне реальной, а, следовательно, требовала и заслуживала уважения даже у самых высоких титулованных особ. Было же выгравировано на пушках Людовика XIV: «Последний довод королей». Этим доводом и снабжал почти все монаршьи дворы Европы отец Берты и дед Альфреда. Власть всегда любила Смерть, и всегда благосклонно относилась к тем, кто ей помогал осуществить свою беззаветную любовь к разрушению.
Ирония заключалась в том, что если дед благодаря России вознесся на вершину власти, то внук благодаря той же России потерял почти все, словно повторив либретто колоссальной оперы Рихарда Вагнера «Кольцо нибелунга». Круг событий самым фантастическим образом замкнулся на этой огромной заснеженной стране и знаменитый род, как и вся Германия, словно завершили очень важный и большой этап своей непростой и мистической истории.
Здесь требуется дать кое-какие пояснения. Известно, что до наполеоновских вторжений в Германии не было единой нации, но существовала целая россыпь неравноценных государств с разнородными традициями; в какой-то мере их объединяла мифическая духовная власть. По мнению исследователей, единое немецкое национальное сознание, «существенно не менявшееся в течение тысячелетий», жило ностальгией по всемирной миссии или великом предназначении. Такая атмосфера сделала Германию «самым излюбленным среди западных стран местом для всевозможных тайных обществ, цель которых была – усугубить внешнюю и внутреннюю дезорганизацию путем внедрения мощной оккультной власти».
Особенно ярко, по мнению все тех же исследователей, эта тенденция проявилась на востоке, то есть на территории современной Пруссии. На побережье Балтийского моря и на окраине польско-русских лесов со времен раннего средневековья жили феодалы – бедные, героические, властные и независимые. Они возделывали скудную землю, но уже тогда баронам не давала покоя идея о «лебенсрауме» (жизненном пространстве). Территория славянских племен, территория будущей России и была той желанной целью, о достижении которой мечтали многие потомки тевтонских рыцарей и древнегерманских воинов. Это был вызов всесильной Судьбе, который по-настоящему суждено было бросить лишь в эпоху фашизма, поэтому Россия и сыграла столь судьбоносную роль как в истории самой Германии, так и в истории династии Круппов.
С положением незаконного наследника, лишенного магического имени Крупп, Альфред не мог мириться до бесконечности. Его энергия, его мощь казались неисчерпаемыми. Для всей корпорации Круппов он добился особых привилегий. Документы дают понять, сто на заводах семьи трудились не только немцы, но 68896 иностранных рабочих, 23076 военнопленных и 4978 узников концлагерей (в основном евреи). Получалось так, что Альфред был истинным и безграничным правителем Рура, и в его руках оказалась жизнь 97952 рабов. Все, что не хватало Альфреду, так это короны, которую он собирался получить любой ценой. Это желание подогревалось ещё и тем, что в глазах нацистской элиты Альфред уже считался некоронованным королем знаменитой династии.
Парализованный Густав уже не мог удержать в своих дряхлеющих руках столь огромной власти. Настало время, когда ему следовало поделиться своим фамильным титулом «Крупп», впрочем, незафиксированном ни в одной геральдической книге, со старшим сыном. По древней традиции один мужчина должен был управлять делами семьи. Но обстоятельства требовали отхода от устоявшихся правил. И в 1941 году Густав и Берта согласились, что все, что касается тяжелой индустрии, отныне перейдет в руки Альфреда при условии, что он немедленно разведется со своей юной женой. Этот брак относился к разряду нежелательных. Ради власти и короны Альфред пошел и на это. Власть и только власть и была его истинной страстью, его самой пылкой и искренней любовью. Поэтому 10 августа 1942 года Альфред, высокий, красивый, средних лет мужчина, который внешне очень походил на свою мать, решил на свой страх и риск появиться в подземном бункере в Восточной Пруссии, в котором располагалась ставка Гитлера. Этот визит был предпринят лишь для того, чтобы при поддержке самого авторитетного в государстве человека официально уладить вопросы династической преемственности. Еще с юности Альфред был искренне предан фюреру. Крупп был абсолютно уверен, что в ставке ему окажут теплый прием, тем более, что перед 10 августа 1942 года ему удалось заранее списаться с Мартином Борманом и Гансом Лемерсом, нацистским оракулом. Следует сказать, что в Третьем Рейхе не делалось ничего без ведома астрологов и других специалистов в области оккультизма. В наше время появилось немало книг, в которых говорилось бы о власти магических культов в нацистской Германии. Это во многом объяснялось личностью самого Гитлера. Судя по всему, ещё за долго до прихода к власти он был расположен ко всякого рода мистицизму. Об этом говорит хотя бы следующий факт из биографии. В далеком 1912 году некий венский студент Вальтер Йоханнес Штайн разыскал в оккультной книжной лавке старого квартала Вены экземпляр знаменитого рыцарского романа Вольфрама фон Эйшенбаха «Парсифаль», где речь шла о поисках Святого Грааля. Эта книга содержала в себе многочисленные пометки и комментарии к тексту, интерпретирующие эпическую поэму как испытание посвященных, открывающее им путь к достижению трансцендентных вершин сознания. Интерпретация сопровождалась множеством цитат из восточных религий, алхимических трактатов, из астрологии и мистицизма. Штайн также отметил, что через весь комментарий проходит тема расовой ненависти и пангерманского фанатизма. Имя, написанное на внутренней стороне книжной обложки, указывало на то, что её прежним владельцем был Адольф Гитлер. Любопытство Штайна было сильно возбуждено, и он вернулся в лавку для того, чтобы расспросить её хозяина о человеке по имени Гитлер. Эрнст Прецше сообщил Штайну, что Гитлер прилежно занимается изучением оккультных наук, и дал ему его адрес. В «Mein Kampf» сам Гитлер об этом периоде своей жизни напишет: «Я читал тогда бесконечно много и читал основательно. Все свободное время, которое оставалось у меня от работы, целиком уходило на эти занятия. В течение нескольких лет я создал себе известный запас знаний, которыми и питаюсь поныне. Более того. В это время я составил себе известное представление о мире и выработал себе мировоззрение, которое образовало гранитный фундамент для моей теперешней борьбы. К тем взглядам, которые я выработал себе тогда, мне пришлось впоследствии прибавить только немногое, изменить же ничего не пришлось».
