Вернувшийся к ним Стас сообщил, что у криминалистов «дело – дрянь». Чего-то такого, что годилось бы для идентификации грабителя, обнаружить пока что не удалось. Ну а от консьержа он узнал, что сегодня с утра у профессора было пять визитеров: двое его студентов-дипломников, которых он консультирует, один аспирант, под руководством профессора кропающий кандидатскую, домработница и слесарь-сантехник.

– Какой еще слесарь? – удивленно спросила Луиза. – Ни я, ни Аркадий Тимофеевич никакого слесаря не вызывали.

Заглянув в блокнот, Крячко недоуменно хмыкнул:

– У консьержа записано: слесарь-сантехник Роман Корин, управляющая компания «Оптимум». Сейчас можем его посмотреть по видеозаписи. У вас есть ноутбук, компьютер?

– Конечно! – прощебетала Луиза.

Стас молча передал Гурову флеш-карту, и Лев, выведя на монитор ноутбука запись с визитом сантехника, увидел на экране идущего ко входу в здание молодого мужчину в спецовке сантехника, чем-то похожего на Бельмондо в молодости. Видео длилось менее минуты. Потом на экране появился второй фрагмент видеозаписи с другой камеры – уже внутри вестибюля.

Вот сантехник подходит к консьержу, они о чем-то разговаривают. «Бельмондо» показывает ему какую-то бумагу, консьерж что-то записывает и указывает сантехнику на лифт. Сантехник заходит в кабину лифта – и на этом видео заканчивается.

– Нужно срочно найти этого сантехника и допросить его! – категорично проговорил Лев. – Да и Аркадия Тимофеевича навестить не мешало бы! Он в какой клинике?

– Здесь, в одном квартале от нас, клиника «Ромашка», – указав рукой куда-то вбок, ответила Луиза. – Я перед вашим приездом звонила туда, мне сказали, что Аркадий Тимофеевич уже начал приходить в себя, но пока еще очень слаб.

– Станислав Васильевич, ты кого на себя берешь? – Лев оглянулся в сторону недовольно косящегося на него Крячко.

– Ну, давай поищу сантехника… – пару секунд подумав, ответил тот. – Ваша управляющая компания где находится? – с постным выражением лица спросил он у Луизы.

– Через дом от нас, в двадцать седьмом их контора…

Опера одновременно вышли на улицу, обмениваясь малозначащими фразами. На предложение Стаса довезти Льва до клиники тот отказался:

– Больницу я вижу прямо отсюда – вон она. Туда ходьбы минут десять, не больше. Профессор оттуда вряд ли куда денется. А вот слесаря, думаю, тебе поискать при- дется…

Стас громко фыркнул и захлопнул дверцу машины, а Гуров направился быстрым шагом к машине.

Как и предполагал, до клиники ускоренным шагом он добрался меньше чем за десять минут. Узнав у дежурной медсестры о состоянии профессора Дорынова, Лев поднялся на второй этаж и, постучав в дверь двадцатой палаты, заглянул внутрь. Палата была одноместной, повышенной комфортности. На койке, свесив ноги, сидел еще крепкого вида седой мужчина преклонных лет в больничной пижаме.

– К вам можно? – спросил Лев и, получив утвердительный ответ, вошел в палату.

Поздоровавшись, он показал свое удостоверение. Ответив на приветствие, Дорынов указал ему на стул и поинтересовался причинами визита.

– А причина, Аркадий Тимофеевич, очень проста и обыденна – на вас в вашей собственной квартире было совершено нападение, и у вас что-то похитили из домашнего сейфа… Так что мое появление полностью укладывается в рамки нашей служебной рутины.

– Что-то похитили из сейфа? – недоуменно нахмурился профессор. – Вас вызвала Луиза? Сейф вы уже осматривали?

– Да, нас вызвала ваша супруга. Придя домой и обнаружив вас лежащим без сознания, она позвонила в полицию. Она же обнаружила и то, что сейф открыт, однако что именно пропало – не знает. Но, по ее словам, хранящиеся в нем какие-то древние золотые изделия грабитель не тронул. Я сейф осматривал лишь визуально – им еще только собирались заниматься наши криминалисты

– Вот даже как … – Дорынов явно был огорчен услышанным. – Это очень плохо! Значит, они пошли ва-банк…

– Простите, но кто именно «они» и почему эти «они» пошли ва-банк? – сразу насторожился Гуров.

– Они – это международные спекулянты от науки, охотящиеся за древними раритетами. А у меня в сейфе хранился весьма необычный и ценный раритет времен не то что Древнего Египта, но и, возможно, времен самой Атлантиды. Это папирус, имеющий возраст не менее шести, а то и восьми тысяч лет. Они у меня его уже не раз пытались купить, предлагали колоссальные деньги. Но я отказался. Считаю, что он принадлежит России, тем более что в имеющемся на нем тексте есть упоминание о нашей стране. Правда, полностью текст мне расшифровать пока не удалось. Но – вы не поверите! – вынужденно побывав в почти коматозном состоянии, я вдруг понял, каков может быть ключ к разгадке нерасшифрованной части текста.

– Аркадий Тимофеевич, если этот документ имеет столь большую историчес- кую ценность, то зачем же вы его хранили дома? Есть же специальные места хранения, куда более надежные, чем ваш личный сейф! – с укором произнес Лев. – Разумеется, мы приложим все силы, чтобы его найти и вернуть, но… Но сами понимаете, что у грабителей перед сыщиками всегда есть преимущество во времени и возможностях заметать следы. Как говорят в народе? У вора – сто дорог, а у сыщика – только одна.

Слушая его, профессор грустно усмехнулся:

– Лев Иванович, я бы и рад был поместить этот папирус в хранилище более достойное и надежное, но его туда не приняли. Да, представьте себе, его назвали новоделом, то есть фальшивкой. По мнению, так сказать, специалистов, проводивших экспертизу папируса, он сработан давно и очень умело. Но ему никак не более пятисот лет, и половина его текста – кем-то придуманная абракадабра. Им и невдомек, что первая половина текста написана на языке древних египтян, а вторая половина, как я считаю, на языке еще более древних атлантов.

– А откуда он у вас появился, этот ра- ритет?

– Я его купил у одного среднеазиатского гастарбайтера за большие деньги… – после некоторой заминки признался Дорынов.

Как далее явствовало из его повествования, произошло это чисто случайно. Позапрошлой зимой знакомый всему их дому дворник Хаджи внезапно заболел, и его временно подменил его же земляк по имени Мехмед. Дело было в середине февраля, когда уже начались обычные для той поры метели. Как-то, возвращаясь домой, профессор увидел нового дворника, который, скрючившись и опираясь на метлу, стоял на ветру перед огромным сугробом. Как видно, он собирался его разгребать, но подвело здоровье.

Будучи человеком неравнодушным, Дорынов остановился и спросил, не требуется ли тому какая-либо помощь. Мехмед на ломаном русском посетовал, что сам-то он еще ничего, а вот его жена совсем плоха. Ей требуется дорогостоящая операция, поэтому он сейчас и горбатится сразу на трех работах, чтобы к весне успеть собрать нужную сумму, иначе потом будет поздно.

– Скажите, гаспадина, а в ваш дом живут люди, которым нужно всякий старинный редкость? Я бы им продал и поехал лечить свой жена… – в порыве откровенности пояснил гастарбайтер.

На вопрос профессора, что это за редкость и сколько он за нее хочет, Мехмед ответил, что эта вещь постоянно с ним – он с ней никогда не расстается. И если они отойдут в более тихое место, то он покажет свою диковину. Зай- дя в крохотную дворницкую бытовку, где хранились лопаты и метлы, гастарбайтер достал из-за пазухи выточенный из какого-то очень твердого дерева, напоминающего самшит, которое пахло какими-то ароматическими смолами, продолговатый футляр овальной формы. В длину он был сантиметров сорок.

Сняв очень плотно подогнанную крышку, Мехмед достал из футляра нечто наподобие свернутого в трубку куска толстой, серовато-желтоватой бумаги, исписанной иссиня-черными древнеегипетскими иероглифами. Лишь взглянув на папирус, Дорынов сразу же понял, что это и в самом деле редчайший раритет очень древних эпох и стоить он может сумм, выражающихся в миллионах рублей. Но, с одной стороны, таких денег (хоть и был он человеком вовсе не бедным) профессор в тот момент выложить возможности не имел. А с другой – имелся такой этический вопрос, как происхождение этого раритета: откуда он взялся, кто им владел, не может ли он оказаться краденым?