Еще секунда-и я сломаю себе шею. Особенно это меня не огорчало: лучше погибнуть сейчас, в ореоле славы, а не после благоприятного приземления, когда шею мне сломает Конвэй, а тип из телевидения сделает это приятное зрелище достоянием миллионов;
Но удара, которого я с замиранием сердца ждал, так и не последовало. "Конкистадор" мягко опустился на поле космодрома. Люк открылся, и не успел я выбраться наружу, как в объятиях у меня оказалась Паула (я не мог поверить своим глазам) -Паула, плачущая слезами радости и осыпающая меня поцелуями. Паула меня целовала!
- Любимый, как ты мог сохранять такое спокойствие?
- Спокойствие? - переспросил я.
- Вы были правы, Суарес,-удрученно сказал Мендйола.Равновесие действительно оказалось неустойчивым и наши-техники это просмотрели. Вы, любитель, преподали нам урок: ускорение и в самом деле было слишком большим.
Все это звучало несколько странно. Озадаченный, я спросил:
- О нем вы говорите, полковник?
- О неисправности, на которую вы указали .нам неделю назад, при расчете орбит и проверке системы приземления.
- К-как...- начал я и замолчал, увидев Конвэя. Что ж, подумал я, раз уж мне не уйти от горькой моей судьбы, то хоть встретить ее надо с достоинством. Тем более что Паула вдруг так переменилась, стала нежной и любящей (не иначе как от переживаний из-за неудачного запуска)--и я просто чувствовал себя обязанным оказать хоть какое-то сопротивление.. Зажмурившись и ;сжав кулаки, я шагнул к Конвэю...
- Не бей! - смешно взвизгнул Рауль.-Хватит.вчерашнего!
И тут я открыл глаза и увидел, что на щеке у него огромный синяк, которого несколько минут назад, перед- стартом "Конкистадора", не было и в помине. Я подумал, что у меня галлюцинации.
-Ты меня прощаешь?-робко спросил греческий полубог. Я молча протянул ему руку, и он, явно не ожидавший, что все обернется так хорошо, подобострастно поблагодарил и заспешил прочь.
Влюбленно глядя на меня, Паула повисла на моей руке.
- Как мило, что ты послушался меня и не стал его бить, как обещал перед стартом, на глазах у телезрителей!
Я проглотил слюну и промолчал - лучшее, что я мог сделать в этой ситуации.
Под эскортом, ограждавшим нас от проявлений буйного энтузиазма толпы, мы прошли к машине. Кроме меня и Паулы, в нее сел Мендиола.
- Поехали,- сказала Паула.
- Куда?-спросил я.
- Как куда? Домой, конечно,-улыбнулась Паула, а потом произнесла фразу, взрывом бомбы прозвучавшую в моих ушах: - К папе-ведь ему не терпится. поскорее обнять тебя!
Всем нам доводилось слышать: безумцы не сознают,. что они безумцы. Но мой случай был иной. Хотя характер мой оставлял желать лучшего, рассуждал я совершенно здраво, однако я видел перед собой дона, Мануэля Баррьоса, доктора механопсихологии, скончавшегося в день, очень похожий на этот, ровно год. назад, 12 ноября в 21 час 50 минут. Тогда, после гриппа, продлившегося несколько дней, доктор в сопровождении Паулы, своего друга, писателя Лукаса Флореса, и меня вышел подышать воздухом в сад. Потерявший управление грузовик повалил забор, раздавил доктора, сломал ногу Флоресу, и только мы с Паулой каким-то чудом остались целы и невредимы.
И вот теперь, попрощавшись с Мендиолой и.направившись вместе с Паулой к ней домой, я увидел там Мануэля Баррьоса, абсолютно здорового, улыбающегося и живого. Увидел - и не упал вобмерок, хотя потерял на какое-то время дар речи.
-Я следил по телевизору за каждым твоим движением, мой мальчик,- сердечно сказал доктор,- и мне стало как-то не по себе, когда ты наклонился, чтобы продемонстрировать правильность своей теории.
-- Я вовсе не пытался...-начал я-и умолк. У меня мелькнула одна мысль...
"Двойники!"
Нечто из прочитанного, нечто из книг любимого моего жанра вдруг выплыло из глубин сознания. "Двойники! Параллельные вселенные!" Скажете-слишком фантастично? Это же подумал и я - в первый момент. Но мы, энтузиасты научной фантастики, всегда готовы счесть фантастическую посылку правилом той игры, принять участие в которой приглашает нас автор, так что мне было легче допустить такую возможность, чем кому-нибудь другому.
Я изобразил на лице, улыбку.
- Простите, доктор, после полета я, кажется, стал хуже соображать: почему вы не проводили меня на космодром?
- Но ведь ты же знаешь, что у меня никак не проходит грипп, - удивленно проговорил доктор.
- Ах да, грипп...- Я закусил верхнюю губу.- А какой у нас сегодня день?
Паула была уже рядом, снедаемая заботой и любовьючувствами, абсолютно немыслимыми у Паулы, которую я знал.
- Как ты себя чувствуешь, любимый?
- Хорошо, Паула. Так скажите же, доктор. Сегодня у нас...
- Двенадцатое ноября.
Не переводя дыхания, я спросил:
- Какого года?
-- Адольфо!..
- Какого года, доктор?
- Ну, конечно, две тысячи второго!
Я пошатнулся: ведь в кабину "Конкистадора" я вошел двенадцатого ноября две тысячи третьего года!
Я постарался, чтобы они забыли о вопросах, которые не могли их не встревожить, а потом с этой новой Паулой, столь, непохожей на прежнюю, мы пустились в идиллическую прогулку по улицам между рядами швейцарских домиков.
Если бы полковник Мендиола не стал после моего возвращения говорить об Адольфе Суаресе как авторитете в космонавтике, если бы Рауль Конвэй не обнаружил страха перед кулаками того же Адольфо Суаре-са, если бы Паула держалась со мной так же холодно и пренебрежительно, как и раньше, я бы мог подумать,, что я просто перенесся в прошлое. Но поскольку прежняя Паула отличалась от Паулы, которая держала меня под Фуку сейчас, а сам я, по-видимому, тоже не был копией Адольфо Суареса, которого она провожала в полет на корабле системы "Сотрудничество", я пришел к выводу, что каким-то необъяснимым путем я оказался на планете-двойнике, вроде той, которую описал один научный фантаст, описал,, гордясь своей выдумкой. Только выдумка ли это? Как сказать! Еще вопрос, можно ли выдумать то, чего не бывает, или же все, что живет в воображении, существует и где-то во Вселенной.
Похоже, что новый Адольфо очаровал новую Паулу. Она была нежна и общительна, и, даже не заикнувшись о своих подозрениях, я узнал из ее уст все о самом себе.
