– Да,  – захлопал себя курсант по карманам.  – А как это?.. Когда вы успели?

– На то тебе зенки дадены, чтобы в оба зырить. А ты варежку раскрыл! Иди, не кудахтай. Кто еще не видел?

Так – никто не видел!

– А почему? А потому! Это что? – показал Федор Михайлович на сложенную в руке газетку.

– Газета.

– Ну, вы лохи! Кони вы педальные… Не газетка то, а фартынер – вещица такая – газетка, или плащик, или еще чего, чем можно руку тырящую прикрыть. Прикрыл – и в дамках. Усекли?

– Ну да.

– Тогда пошли к Бобру.

«Бобром» был не человек, был манекен, одетый в костюм-тройку, жилетку и плащ. С полусотней карманов. В каждом из которых был положен «гаманок», но не с бабками внутри, а с датчиком и микросиреной. Потянешь такой неловко – завизжит, заорет во всю ивановскую.

– Ну, давайте, бакланы, пробуйте…

Стали лапать и тискать Бобра и рученки неловкие ему за пазуху совать. А он от тех прикосновений стал выть на все голоса, как сирены воздушной тревоги при массированном авианалете.

– Но так невозможно!

– Эх, лопушки, я в ваши годы рыжье пудами брал…

Вздохнул Федор Михайлович, встал, подошел и начал выдергивать те сиренки одну за другой и на стол складывать стопочкой. И хоть бы одна заверещала! Тишина. И варежки открытые. Как так можно?!

– Это потому, что ручки ваши не оттуда растут. Ладно, научу.

И учил. Тренировал. Показывал… И выучил! Да еще как!

– Эй, огольцы, мои котлы кто-нибудь видел? Видать, обронил где-то.

– Эти?

– Ах ты, баклан! Ах, змееныш! Когда успел?

Успел. Смог. Исхитрился. У заслуженного вора котлы с руки снял! Позор! Пришить бы его за то… Но… зачет! Тут уж точно – зачет!

Спасибо тебе, Федор Михайлович, за науку. Воровскую. Которая не раз и не два… И теперь вот тоже! Потому что где иначе по-быстрому образчики добыть? Только там, у фраеров, в клифтах, в которых пистон, в пистоне гаманец, в гаманце – ксива, в ксиве – виза.

Вот, к примеру, выходит прилично одетый гражданин из посольства. Той самой страны. Листает паспорт, радостно улыбается, значит, визу получил. Можно его лично поздравить. Вот пошел он прочь, чуть не побежал, вприпрыжку! А куда это он так спешит? К машине? А что, если за ним пойти и так, подле авто, неловко споткнуться, чтобы почти на него упасть, но удержаться, ухватившись за воздух, и чуть навалиться плечом… И обязательно журнальчиком, который в руках, помахать. А это не журнальчик вовсе, а фартынер, ну тот самый, от Федора Михайловича! Помахать журнальчиком, извиниться:

– Sorry.

– Entschuldigung.

– Pardon, pardon…

Улыбнуться виновато… Потому что точно – виноват, человека без паспорта и визы оставив. Хотя он это не теперь, а лишь дома обнаружит и будет долго гадать, где он его выронил.

– Еще раз pardon…  – И быстро, но не спеша уйти во дворы к машине.

Возле мусорных баков притормозить, портмоне сбросить. И уехать. Подальше. И лишь потом посмотреть, что там у него в гаманке было. Паспорт с визой, банковские карточки, наличных долларов пару сотен. Это хорошо… Всё лишнее, как незабвенный Федор Михайлович учил, скинуть, а что нужно – прибрать.

Спасибо тебе, неизвестный гражданин. За образец паспорта, который можно отнести и показать:

– Мне такой же, но с другим фото. С моим. И с другой фамилией. Вот с этой. И с визой… на тот же срок. Сможете?

– Сделаем, не вопрос. Если по образцу…

Не очень молодой, но очень благополучный на вид иностранец сошел с самолета в одной не близкой южной стране. Предъявил паспорт. Подхватил багаж. Взял такси. И поехал… Нет, не в отель. Не любил он отели. Поехал на арендованную для него, арендованную агентом квартиру. Там переоделся, надел менее броскую одежду. И менее броское лицо. Под фотографию на паспорте. Не на том, с которым прилетел, совсем на другом. И пошел гулять по городу, где случайно встретился с одним человечком, который тоже был из других мест, но родился здесь и знал местные условия. Был «буфером».

– Нашел людей?

– Нашел.

– Послал?

– Послал. Уже работают.

На восточном базаре продается всё – инжир, финики, золотые украшения, ковры, патроны к автомату Калашникова…

– Мне патронов две коробки. Будут?

– Как не быть, конечно, есть! Отличные патроны, бери, не пожалеешь.

– А автомат к патронам найдется?

– Автомат? Вам, уважаемый, какой: китайский или русский?

– А в чем разница?

– Русский дороже будет. Русский – хороший, китайский – совсем плохой. Бери русский, не пожалеешь!

– Сколько?

– За тысячу триста отдам. Покупай, цена хорошая, дешевле не найдешь! Я цены знаю.

– А если не один, если больше возьму?

– Если два – по сотне сброшу! Для хорошего человека не жалко.

– А если не два? Если – пятьдесят? Пятьдесят штук.

Продавец напрягся.

– Э-э, дорогой, где сто штук взять? Один-два можно, пятьдесят штук много! Вначале купи, потом продай. Мы люди бедные, где столько денег найти?

– А кто может продать? Знаешь таких?

– Откуда? Я маленький торговец, племянник воевал, автомат принес, его продаю. Сильно деньги нужны. А кто может больше продать – не знаю таких. Бери что есть – инжир бери, финик бери… Сколько хочешь бери. Автоматы не знаю…

– Жаль… Мне надо. Хотел платить тому, кто поможет, пять процентов со сделки. Ну, да ладно… Извини, дорогой…

Отошел покупатель, но не спеша и не далеко, потому что знал нравы восточного базара.

– Эй, дорогой, постой. Вспомнил я, думал, нет никого, а теперь вспомнил! Есть человек, который может помочь. Не здесь.

А вот это уже разговор.

– Когда сведешь?

– Как свести? Свести не могу, я человек бедный, как свои деньги получу?

– А ты что предлагаешь?

– Ты мне деньги дай, я куплю, куда надо товар привезу. Без обмана! Аллахом клянусь! Меня все тут знают, любой скажет. Эй, Махмуд, скажи, я кого-нибудь обманывал? И ты, Сулейман! Скажи ему, скажи! Все скажите!

– Нет, так не пойдет! Деньги – против товара.

– Зачем не доверяешь? Зачем обижаешь меня? Я тебе дом покажу, жену, детей. Куда мне бежать? Ты деньги дашь, я товар дам. Через день! Аллахом клянусь!

– Нет.

– Э-э, какой несговорчивый! Как тогда быть?

– Сведи меня с продавцом и получишь свои деньги. Один процент прямо сейчас. Это хорошие деньги. Согласен?

Один процент были немаленькими деньгами. И плохим вложением, потому что за них можно было ничего не получить. Но живые деньги – главный двигатель торговли.

– Ну, думай, думай. А я пока у Махмуда лепешки куплю.

Это была уже угроза. Потому что любой на этом базаре…

– Эй, зачем Махмуд? Я тебе так лепешку дам, хорошая лепешка, вкусная, жена пекла. Зачем сразу Махмуд? Согласен я!

– Тогда договорились. Когда с продавцом сведешь?

– Когда деньги получу.

– Держи.

Торговец пересчитал, спрятал деньги, обернулся и крикнул:

– Эй, Сулейман, к тебе покупатель!

Вот ведь базар… Восточный.

– Что хочешь, дорогой? – спросил Сулейман.

– Автоматы.

– Будут тебе автоматы. Сколько хочешь?

– Пятьсот штук.

– Когда?

– Сегодня. Завтра уже не надо. Завтра в другом месте возьму.

Сулейман задумался. Где бы ему прямо теперь пятьсот калашниковых раздобыть? Базар большой, у каждого торговца что надо сыщется, но пока со всеми столкуешься… Не успеть.

– Если с нужным человеком сведешь, процент прямо теперь получишь. Согласен? А я пока к Махмуду подойду, финики у него куплю…

– Эй, не надо Махмуд. Сведу тебя с человеком. Через час.

– Скажи тому, с кем сведешь, мне много оружия надо. Пусть это будет серьезный торговец. За серьезного еще процент получишь.

– Это серьезный человек. Придешь вон в то кафе, сядешь за крайний столик, будешь ждать.

– Как человека зовут?

– Джавад…

«Серьезный человек» присел за столик. Выглядел он точно так же, как торговцы на рынке. Все они тут одинаково выглядели, не разобрать, кто в чем…