В итоге ветерана войны Василия Васильевича посадили в тюрьму. Через полгода того, кто его судил, выгнали за профнепригодность, Василия Васильевича реабилитировали, и он вернулся работать в родное отделение инкассации, но уже конкретно постаревший и на всю жизнь обидевшийся…

С Дмитрием Лаврушиным приключилось другое. Молодой парень только что вернулся из армии, устроился работать в инкассацию. И в день своего рождения во время маршрута, будучи сборщиком, пришел в магазин, в комнату кассира, где никого не застал, зато на столе лежала инкассаторская сумка – опломбированная, приготовленная к сдаче. Лаврушин – хвать сумку себе за пазуху и, никем не замеченный – обратно в машину. Старшему маршрута сказал, мол, пришел на точку, а там нет никого, на что старший распорядился заехать в магазин повторно часика через два, чтобы безалаберный кассир впредь знал, что отлучаться со своего места нельзя, а инкассатора надо ожидать как манну небесную.

За пазухой сумку долго не продержишь, и уже при подходе к следующему магазину Лаврушин бросил ее в кусты, надеясь забрать после работы. Что, собственно, и сделал, только при этом был задержан милицией. Безалаберный кассир хоть и накосячил, но, обнаружив пропажу сумки с немалыми деньгами, доложил куда надо, а милицейские работники проявили редкую расторопность, похитителя вычислили и взяли с поличным, в то время когда тот, дурак, после выпивона с коллегами за свой день рождения взял такси и поехал эту самую сумку, брошенную в кусты, забирать…

– Хочешь, поедем на суд вместе, – предложил Виктор, вкратце рассказав эту историю Никите. – Приобщишься, так сказать, к будням московских инкассаторов.

– Мне свои милицейские будни уже вот где, – показал тот себе на горло.

– Не. У нас прикольней. Я вот к тебе когда приезжал? В понедельник? Да. А перед этим, в воскресенье, моим напарником был некий товарищ Козлов. Так он после смены домой пришел и копыта отбросил. А только вчера приехал ко мне Джон Маленький. Помнишь – на рыбалку вместе ездили?

– Конечно, помню.

– Так он, когда от меня вышел, типа под машину попал. Живой, слава богу, но в больнице. – Виктор поймал себя на мысли, что напрасно все это рассказывает. – А сегодня – видишь – суд. А вечером будем с Михалычем водку пить за осужденного, так сказать, другана. Такие вот будни человека опасной профессии.

Дмитрий Лаврушин, конечно же, был виноват. Но парня было по-человечески жаль. Собравшиеся в зале суда инкассаторы ему сочувствовали, мол, дурень ты, Лаврушин, так по-глупому попал. Хотя и воровать было нефиг…

Однажды Виктор, работая утром на маршруте, обслуживающем сберкассы, привез в одну из них деньги, кассирша-бабулька их приняла, накладную по всем правилам оформила, пустую сумку ему вернула, и типа до свидания. Только вот сумка оказалась не совсем пустая – забыла бабулька вытащить одну пачку денег – сто купюр достоинством по двадцать пять рублей, другими словами – две с половины тысячи. Это равнялось примерно годовой зарплате Виктора.

Он нащупал пачку, когда возвращался в машину и свертывал сумку, но присвоить себе деньги даже в мыслях не возникло. Вернулся в сберкассу, отдал пачку бабульке, которую при этом чуть инфаркт не хватил, а Виктор потребовал денежки пересчитать – мало ли. В инкассации работали люди, хоть и в подавляющем большинстве алкоголики, но зато честные, только вот Дмитрий Лаврушин подкачал…

Защитник в суде у него оказался грамотный. Сделал упор на то, что не надо, мол, было человека провоцировать, мол, это кассир виноват, что сумку без присмотра оставил, а у парня – молодого, в жизни еще неустроенного, рука сама к сумке потянулась, машинально. В итоге дали Дмитрию Лаврушину два года. Нефиг деньги тырить, расхищать, так сказать, социалистическую собственность.

Как-то так получилось, что после суда над Лаврушиным на работу Виктор поехал вместе с заместителем начальника инкассации Вячеславом Лисавиным, на «Волге», за рулем которой был Джон Большой.

Начальство Виктор не то чтобы недолюбливал, просто хорошо понимал, что и начальнику инкассации, и его заму, да и тем же дежурным было проще и даже выгоднее работать с такими людьми, как, к примеру, Михалыч, либо Василий Васильевич, либо с покойным теперь товарищем Козловым. В отличие от молодежи эти товарищи знали специфику работы, что называется, от и до. Знали даже не то чтобы специфику именно работы инкассатора, а специфику отношений с начальством.

Вячеслав Лисавин казался нормальным мужиком, да и был всего-то года на три старше Виктора. Он и в футбол играл – родное отделение инкассации против соседнего, из Бескудникова, и вообще при случае не чурался с коллегами по опасной профессии тяпнуть дозочку да потравить анекдоты. В начальство он выбился совсем недавно, и все благодаря окончанию заочного отделения финансового техникума. Про этот техникум разговор особый. Если же говорить о Лисавине, или о Пане Зюзе – так называли его за глаза, то должность заместителя начальника на пользу ему не пошла. Спиваться начал человек. И причин тому было множество, но и об этих причинах – чуть позже. Сначала – немного подробнее о Лисавине.

Это могло показаться смешным, если бы не было так грустно. За свою сравнительно недолгую работу в инкассации Виктору довелось дважды наблюдать, что творилось с Паном Зюзей по утрам. Того колотило так, что в цирк не ходи. Самостоятельно налить в стакан водки для опохмелки он был не в состоянии – до такой степени тряслись руки. Чтобы справиться с проблемой, Лисавин вызывал в кабинет персональных водителей, например Джона Большого, и просил его налить. После чего брал стакан двумя руками, долго от него отворачивался, морщился, фыркал, матерился, упрекая своего «спасителя» в том, что он его спаивает, но в итоге выпивал, занюхивал собственной ладонью и через пару минут вроде бы становился адекватным человеком.

Вообще-то во время устройства в инкассацию первым вопросом, задаваемым потенциальному работнику, было: «Часто ли вы пьете?» Вопрос, конечно, глупейший – кто ж признается! Непременными условиями для инкассатора были московская прописка и факт службы в армии. Когда Виктор устраивался работать, Лисавин при нем позвонил в военкомат, узнал телефон заставы, на которой он служил, дозвонился до нее и уточнил у начальника заставы, достоин ли пришедший к нему молодой человек работать инкассатором. Виктор на заставе хоть и слыл «пролетчиком», но все-таки не до такой степени, чтобы начальник подкинул ему подлянку, поэтому своего бывшего подчиненного похвалил, за что сержант запаса вспоминал старшего лейтенанта добрым словом.

А вот о теперешнем своем начальстве он не хотел говорить ни плохого, ни хорошего. Михалыч рассказывал, что и начальник, и его зам при случае перешагнут через любого инкассатора, водителя, да и через друг друга тоже. И поверить в это было несложно – текучесть кадров в отделении банка была, можно сказать, стремительной.

Казалось бы, профессия редкая, серьезная, опасная, если уж пришел работать инкассатором, так надолго. Ан нет – бывало, устроился человек работать, только-только с коллегами перезнакомился, а уже через месяц либо сам ушел, либо уволили. Не все так просто было в «инкассаторском королевстве».

Михалыч как-то признался, что вот уже несколько лет держится на блатном тушинском маршруте вовсе не за какие-то там профессиональные качества, а лишь потому, что ежемесячно в день зарплаты отстегивает начальнику денежку, кроме того, еще и дефицит Лисавину достает. Дефицит – ладно, но как давать взятку начальству за то, чтобы работать, да еще и, по большому счету, рискуя своей жизнью, Виктор по молодости лет понять не мог. Да и не хотел.

Сам-то он от чаевых, даваемых на точках, не отказывался. Попробуй откажись – не поймут ни те, кто дает, ни твои напарники. Напарники не просто не поймут, а в грубой форме пошлют куда подальше. Но вот чтобы самому зайти в кабинет начальника и сунуть в лапу деньги – нет. Возможно, «нет» – только до поры до времени, Виктор об этом как-то не задумывался. Он хотел стать известным художником – со всеми вытекающими. И тут в руках у него появились чудесные страницы…