- Наверное, вы правы, - согласился Имаи.
Ямакава чему-то улыбнулся.
- Посмотрите, сколько в цветах скрытой силы, движения, экспрессии.
Он показал Имаи букет, состоявший всего лишь из одной ветки вишни и цветка камелии, на этот раз красной.
- Представьте себе, что грубая ветка вишни - мужчина, а тоненькая веточка камелии - женщина, и они то сплетаются, то отталкиваются, то прислушиваются друг к другу, то демонстрируют презрение. Драма в цветах, не так ли?
Уходя, Имаи заметил:
- Вам кто-нибудь помогает по дому? Для ваших лет вы слишком много трудитесь.
Ямакава распахнул калитку.
- Видите ли, я считаю, что старость наступает тогда, когда человек начинает беречь себя, приговаривая: "Мне уже много лет, надо поменьше работать". И так в двадцатом столетии люди почти совсем перестали трудиться физически, нарушили извечный баланс: труд - отдых. Если не поработал хорошо, то и отдых бесполезен. В организме, которому не хватает нагрузки, возрастает энтропия - невосстановимое рассеивание энергии. Так вот работа в саду - это борьба с энтропией.
- Забавный старик, - сказал молодой полицейский, когда они сели в машину.
- А чем он занимается? - поинтересовался Имаи.
- Точно не скажу, - пожал плечами полицейский. - Кажется, врач.
"Врач? Охота ему торчать в такой глуши?" - удивился Имаи.
- Отвезти вас в город?
- В город? Нет, давай обратно к мосту. Посмотрим, откуда мог появиться этот несчастный самоубийца.
В Саппоро было чуть прохладнее, чем в Токио, и шел дождь. Усевшись в такси, Ватанабэ спросил у шофера, сколько до города, услышал ответ, удовлетворенно кивнул и откинулся на удобные подушки. Нажал кнопку, стекло немного опустилось, и воздух, пропитанный озоном, приятно освежил его. Уставившись немигающим взором в затылок водителя, он сосредоточенно перебирал в памяти каждый свой шаг с момента, когда в аэропорту Ханэда расстался с Морита. Ватанабэ был одним из курьеров, нелегально провозивших в Японию наркотики. В чемоданчике, оставшемся в машине Морита в Токио, была очередная порция героина, который предназначался для местных торговцев наркотиками. И хотя он уже отделался от груза, напряжение не спадало.
Испортившаяся погода согнала с улиц людей. В сравнении с Токио столица острова Хоккайдо показалась ему сонным царством. Вечерний город был пустынен. "Саппоро гранд-отель", старое мрачноватое здание, ему неожиданно понравился. В отличие от неуютной атмосферы токийских стеклобетонных громадин, спокойная тишина гостиницы располагала к душевному покою.
У стойки минутное напряжение - надо заполнить регистрационный бланк. "Ватанабэ Ёсинори... служащий... "Санва гинко"... десять дней". Взгляд на клерка, взявшего бланк. Вроде все в порядке.
- Мне нужно арендовать машину.
- Пожалуйста.
В номере взял из холодильника маленькую бутылочку сока, открыл, сделал небольшой глоток, вытащил упакованный в целлофановый пакет набор сушеных рыбных закусок, пожевал. Переодевшись в лежавшее на постели юката - легкое летнее кимоно, отправился в ванную. Потом лег в постель и тут же уснул.
Ватанабэ в этом году исполнилось тридцать пять. Десять лет, почти треть своей жизни, он занимался наркотиками. Он был одним из немногих удачливых курьеров: за десять лет ни одного ареста. Он сам поражался своему везению. Обычно курьер не работал больше двух лет. Полиция ловила его, и венцом карьеры была либо смертная казнь, либо длительное тюремное заключение, в зависимости от законов страны, где его арестовали. Однако недостатка в курьерах бизнес на наркотиках не ощущал: прикосновение к этому товару сулило невиданные, фантастические барыши.
На стыке территорий Таиланда, Бирмы и Лаоса, в труднодоступной гористой местности живущие там племена яо, мео, акха, лису, качин выращивают опиумный мак. Эта опиумная кладовая мира и называется "золотым треугольником", хотя наркотики значительно дороже любого из драгоценных металлов. Тем, кто выращивает мак, сборщик опиума платит за килограмм опиума-сырца 50 - 100 американских долларов. Килограмм героина (в который перерабатывают опиум-сырец тайные лаборатории прямо в "золотом треугольнике") продают в США за 100 тысяч долларов. Килограмма героина (он попадает наркоманам уже не в чистом виде, а смешанный для веса с сахаром) достаточно для 20 тысяч инъекций. Таким образом, урожай, снимаемый в "золотом треугольнике", обходится наркоманам почти в 8 миллиардов долларов. Ватанабэ всегда поражался прибылям, которые оседали в карманах хозяев этого бизнеса. Но кое-что перепадало и им, простым курьерам.
Масару Имаи окружающие, за редким исключением, не любили. Высокомерный, независимый, резкий, он не слишком располагал к себе. Однокурсники в полицейской академии называли его лощеным типом и пижоном, но никто не мог отрицать: когда речь шла о деле, Имаи вовсе не был пижоном.
Он был прежде всего упрям. Тогда как большинство людей ищут себе оправдание в неблагоприятных обстоятельствах и охотно отказываются от неприятных дел, Имаи, сталкиваясь со все новыми трудностями, не раздражался, не стремился побыстрее закончить расследование. Напротив, проникался желанием выяснить все до конца.
Так было и на этот раз. Уединившись в небольшой комнате, которую ему отвели в полицейском отделении, Имаи сгреб чужие бумаги со стола и разложил подробную карту местности.
Ни денег, ни билета, ни документов, ни визитных карточек - убитый не был похож на приезжего. Но с другой стороны, его фотографию никто из жителей округи до сих пор не опознал, и - что более важно - не поступило никаких сигналов об исчезновении человека в этом районе.
Теперь Имаи, изучая карту, искал подтверждения мысли, только что мелькнувшей у него. Тот человек мог прийти к повороту не только по дороге, но и напрямик, через поля. Это предположение расширяло круг поисков.
Но несколько крестьянских дворов, расположенных неподалеку, в трех-четырех километрах, отделены речкой. Вброд не перейдешь, сказали ему, а мост в стороне. Если идти через мост - Имаи с помощью циркуля измерил расстояние, - выходило километров шесть-семь. В населенных пунктах по другую сторону реки полицейские уже провели опрос.
Имаи с раздражением отбросил циркуль, с шумом отодвинул стул, встал. Громко позвал молодого полицейского, который сопровождал его. Тот немедленно появился.
- Иди-ка сюда, - поманил его Имаи. - Что тут расположено?
Полицейский нагнулся над столом, неловко вытянув шею.
- А-а, так это лечебница профессора Ямакава, с которым вы утром разговаривали.
Имаи прикинул расстояние: от дороги километра два с половиной. "Странно, - подумал Имаи, - кто же располагает больницу так далеко от людей? Но она находится близко к месту происшествия". Имаи колебался.
- Профессор Ямакава сказал бы, если бы пропал кто-то из его клиники, - заметил полицейский.
- Поехали, посмотрим сами, - коротко сказал Имаи.
- Скажите, Росовски, вы читали Юкио Мисима?
Росовски удивленно посмотрел на Аллена. Вопрос показался ему странным. Они сидели в посольском кабинете Аллена, который не пожелал обосноваться в здании ЦРУ возле кладбища Аояма. Посол, как говорят, лично распорядился отвести ему временно пустовавший кабинет одного из советников. Прежнего хозяина кабинета перевели в Австрию, замену Вашингтон пока не прислал.
Задрав ноги на стол, Аллен смотрел телевизор. Весь стол был завален брошенными в беспорядке бумагами, засыпан пеплом. Утром он побывал у посла, долго сидел у резидента, потом пригласил к себе Росовски.
Вид и надменное поведение Аллена по-прежнему рождали у Росовски неприятное чувство. В словах Аллена слышались нотки пренебрежения, когда он говорил о Японии и японцах. Поэтому-то Росовски удивил вопрос о Мисима.
- Да, конечно, - ответил он. - Вы тоже теперь можете это сделать. Четыре его романа переведены на английский. В том числе трилогия "Весенний снег", "Мчащийся конь" и "Храм утренней зари". Не знаю, правда, качества перевода, я читал на японском.
