Шпана моя уже пребывала в боеготовности на улице, когда эти двое собрались уходить почти перед самым закрытием. Я, накинув плащик, поспешила за ними, чтобы привести свой план в исполнение. Толик – мой напарник по барной стойке – по одному кивку и предварительной договоренности тут же взял на себя мои обязанности. На улице, к счастью, никого, кроме действующих лиц, не было, что можно было считать дополнительным подмигиванием фортуны.
Конечно, все не могло пройти безупречно – пацаны должны были вырвать сумку из рук Руслана, но, похоже, посчитали, что проще схватить бесконечно болтающиеся на пальцах его друга ключи от машины. Схватили да помчались прочь, все по сценарию. Вечно молодой, вечно пьяный друг принца только пошатнулся и вперился полуудивленным взглядом в собственную ладонь, соображая, чего не хватает.
Руслан тоже не сразу понял, что произошло, но я, будучи готовой к этой ситуации, опередила его мыслительный процесс, ринувшись следом за грабителями с криком: «А ну-ка стой, ублюдок!». Последний из шпаны «позволил» его догнать и отобрать ключи и, следуя оговоренной процедуре, со всей дури врезал мне кулаком в лицо. Не то, чтобы мы договаривались именно про лицо и именно со всей дури, но тому в спешке было, видать, не до прицела. Я от неожиданной боли упала, неловко подвернув под тело правую руку, а в левой победоносно возвышала отвоеванные в неравной схватке ключи, аки Статуя Свободы – факел.
Руслан попытался догнать «подонка», да где уж там – вся моя группа поддержки уже скрылась в ближайшей подворотне. И только после этого он подлетел ко мне:
– Ты чего? Ты… зачем же бросаешься, глупая?
Я всунула в его ладонь отбитую у врага связку и зажала нос, из которого чуть ли не фонтаном хлестала кровь. Села, ощущая сильную боль в пострадавшей руке.
– Алина! – он ощупывал меня. – Ты как?
– Отлично, – прогундосила я.
Да, пацанята явно переборщили. Но, как потом оказалось, все только на пользу.
– Рука болит? Возьми платок, – в голосе принца звучало искреннее волнение. – В травмпункт сейчас… Антон, вызови такси!
Друг его только теперь удосужился дошататься до нас, выхватил у принца свои ключи и выдал задумчиво-пьяным голосом:
– Че-т как-то тупо воровать ключи от машины, которой даже тут на стоянке нет.
Тупо ему! Придраться, что ли, больше не к чему? Что смогли, то и украли, идиот! Принц мой, видимо, решив, что друг его сейчас не способен на скоординированные движения, сам достал телефон, чтобы позвонить в такси.
«Антон», или как там его, опустился на корточки передо мной и, вместо того, чтобы подать руку и помочь встать, сказал:
– Покажи-ка, – он ненадолго оторвал мою прижатую к носу ладонь, оценил. – Ни фига ж себе, как тебе шнобель размудохали. Теперь еще больше будет, чем раньше… А я до сих пор думал, что это невозможно.
Я застонала – то ли от боли, то ли от злости. Но терпела в ожидании заслуженной награды, которая и последовала. Есть, ребята, такая вещь, как благодарность. Ну это типа трансакции взаимности – да-да, не все институтские курсы мимо меня прошли. Если помогаешь кому-то, то он после этого считает себя просто обязанным помочь тебе. А если уж ты еще и при этом пострадал, пожертвовал собой ради него, то он, считай, теперь навеки твой должник. И суть не в ценности отвоеванного имущества, а в самом этом порыве. Миром правит чувство вины, люди хотят отблагодарить – при условии, что они не полные мудаки. Они и такси тебе в травмпункт вызовут, и рядом сядут, потому что «ну нельзя же ее одну…». А уж если они полные мудаки, то прокомментируют: «Да ну, я устал и хочу спать, куда еще ехать-то? Да залатают ей шнобель, нам туда зачем?». Правда, недовольные, тоже усядутся в такси, за компанию. Чтобы дышать на бедного водителя всеми ароматами Франции.
Оказалось, что нос мне просто разбили – ничего страшного, уже завтра-послезавтра отек должен сойти. А вот в запястье у меня трещина. В травмпункте мы проторчали без малого три часа. И за все это время принц меня не покинул, что дало нам возможность наконец-то «познакомиться», а друг его тихо дрых на неудобной лавке в коридоре, нагло разогнав других пострадавших, ожидавших своей очереди. Зато мы с Русланом разговаривали, чтобы забить возникающие паузы. Я выложила, как на исповеди, что заканчиваю второй курс и в городе пробиваюсь сама по себе. Он же ничего особенно интересного о себе не рассказывал, намекнул только, что профессия у него связана с творчеством, а сопящий на соседней лавке алкоголик – его лучший друг, практически с того самого времени, как они в детском саду сидели на горшках по соседству. Врачи меня наконец-то отпустили восвояси, наложив гипс и выдав листок с советами по дальнейшему лечению.
И снова такси. Сейчас он спросит, куда меня отвезти, а раз уж я целую трещину в кости заработала, то душа моя требовала еще бонусов. И поскольку мне поставили кучу обезболивающих, я почти честно уснула на принцевом плече практически сразу после приземления в машине. Мне вообще-то и в обморок не слабо, так что, Русланчик, не испытывай мои актерские таланты на прочность! В итоге меня прямо на заботливых рученьках доставили в мой будущий дом. Глаза я старательно держала закрытыми – осмотрюсь завтра, не к спеху. Даже что-то холодное к носу присобачили ласковыми пальчиками моего уже почти мужа.
Проснулась утром, но открывать глаза очень уж не хотелось – столько часов подряд я не спала, кажется, с самого переезда из поселка. Но пришлось, когда я ощутила очень неуместное шевеление по соседству. Едва приоткрыв один глаз, я увидела ухмыляющуюся морду Антона. Он лежал рядом, подложив руку под голову и смотрел мне прямо в глаза.
– А расплачиваться чем будешь?
– За что? – спросила я совершенно искренне, отрывая от носа давно уже ставшую теплой повязку.
– За ночлег, – так же искренне оповестил тот, после чего демонстративно отодвинул ворот моей блузки, чтобы заглянуть, есть ли там что для него интересное.
Я отпихнула его с силой и взвыла от резкой боли в сломанной конечности, о которой уже успела и позабыть. Собралась с силами, встала, оправила левой рукой одежду, подошла к зеркалу, пригладила волосы. Нос до сих пор выглядел ужасно – но это не страшно, сейчас важнее вызвать жалость, чем сразить наповал своей красотой. На Антона я внимание решила не обращать, ведь не он же цель… Постойте-ка! Я повернулась к нему, до сих пор лежавшему на кровати:
– Это твоя квартира?!
– Нет, Руслана, – он зевнул и тоже нехотя поднялся на ноги. – А что?
Облегченно улыбнулась. Ничего, тогда все в порядке! И нужды отвечать нет – этот хмырь в нашей сказке вообще не участвует. Поэтому я, гордо задрав опухший нос, прошествовала из комнаты наружу.
И оказалась в гостиной, о которой всю жизнь мечтала – огромная, полукруглая, в светло-бежевых тонах, посередине диван и плазма на стене. А возле окна кадка с пальмой. С – перекоси меня зигзагом – самой настоящей пальмой! Ар-р-р! А дальше – просторная кухня. И за столом сидит мой принц в такой уютной домашней одежде.
И с такой неуютной девушкой прямо на соседнем стуле…
О, нет. Только не это! Пусть он лучше окажется геем, безнадежно влюбленным в своего вечно смердящего друга – беспринципно натурального! Я замерла от неожиданности, но меня довольно грубо подтолкнули в спину:
– Садись. Завтраком тебя тоже накормим, раз мы такие добрячки, – и, обращаясь к девушке, он сменил тон на настолько мягкий, какого я до сих пор от него не слышала: – Привет, Зай.
– Привет, Антош.
Эта их перекличка всколыхнула во мне волну надежды, которая тут же и умерла – после того, как Руслан с нежностью погладил ее по руке и произнес:
– Знакомься, Оль, это Алина. Алина, это моя невеста…
А вот теперь конец. Финита ля комедия, как говорится. Я, конечно, продолжала улыбаться – роль-то нужно доиграть, но все вставало на свои места: он отшивал девиц в баре потому, что у него уже есть вот это чудовищно неуместное черноволосое безобразие, которое тут же приветливо обратилось ко мне с какими-то глупыми вопросами о самочувствии и никому не нужными мнениями о том, что «мне не стоило вот так бросаться, ведь все могло обойтись куда хуже». Она же пододвинула мне тарелку с яичницей, она же налила кофе. Я только односложно отвечала, подспудно соображая, что теперь делать и где искать нового принца.