Часть

Y

Знойное лето одна тысяча девятьсот восемьдесят первого года ушло в прошлое, оставивши после себя историческую память, творимую на глазах моряков-десантников со всеми её радостными и печальными моментами; приятными и неприятными воспоминаниями; добрыми и гнетущими традициями. Ушло навсегда и кануло в небытие тяжёлое время «карасёвщины», оставившее после себя не одну душевную рану среди одногодков Игоря Мельниченко. На смену тёплому лету, томящему юные тела тихоокеанцев жаркими денёчками, уверенной поступью шагала златогривая печальная осень. Она шагала извилистой тропой сквозь, разрисованные багрянцем дальневосточного заката, вековые глыбы окаменелых сопок. Она наступала медленным темпом, начиная покрывать низкорослые кроны усыпающих деревьев в яркий оттенок золотого багрянца. Вместе с тонкими паутинками «бабьего лета», улетал в южные широты месяц сентябрь, гонимый неразборчивыми северными ветрами. Сентябрь был самым благоприятным месяцем года для жизни и отдыха в Приморье. Этот уходящий сентябрь, обрушил на моряков десантников массу бурных и хлопотных событий. За этот короткий промежуток времени, БДК-077 принял участие в нескольких вычурных мероприятиях, сопряжённых с перевозками генеральных военных грузов и выполнением разносторонних учебно-боевых задач. В такое переходное время своей тихоокеанской одиссеи, старшина первой статьи Мельниченко, перешагивающий крупномасштабный барьер «карасёвщины», стал на деле вливаться в очередную фазу флотской службы. Уже в октябре его полная чаша солёной флотской службы была выпитой ровно на половину, и командир отделения электриков твёрдо встал на балясину военно-морского трапа флотской иерархии, отточенной годами и корабельными правилами. Теперь Игорь стал «оборзевшим карасём» – так на флоте прозывали моряков полторашников, отслуживших на корабле ровную половину своего положенного срока. И эти «караси» действительно были «оборзевшие». Уставшие тянуть на своих плечах тяжёлую ношу повседневной черновой работы, они с радостью сваливали это бремя на хрупкие плечи новоявленных «карасей». С настойчивой жестокостью контролируя своих подопечных, полторашники добивались от «карасей» чёткого выполнения работ и настоящего флотского мастерства.

Побывав за это короткое время на Курильских островах и в других отдалённых труднодоступных регионах Дальнего Востока, Мельниченко старался находить в корабельном распорядке дня небольшую брешь, чтобы полюбоваться дальневосточными пейзажами. Эти чудесные пейзажи имели для Игоря свою загадочную привлекательность и навевали в нём лирические мысли. Любуясь экзотикой Приморского края, Мельниченко невольно сравнивал места своего детства, отрочества и настоящей юности. В эти минуты в его сознании созревали невольно рождающиеся строки, превращающиеся, с некоторой доработкой, в стихотворные строфы, что становились со временем куплетами, а на чистых тетрадных листочках появлялись новые, никому нечитанные стихи. Именно в эти минуты короткого уединения, Мельниченко чувствовал в себе лирический подъём творческой новизны, а появляющийся рядом с ним легкокрылый Пегас, всё чаще стал уносить его в страну ямбов и хореев. Здесь в туманной мгле далёких островов Игорь знакомился со своей новой Музой, которая всё чаще стала навещать своего пленника, открывая для него всё новые и новые возможности. Именно в такие минуты на скудном блокнотном листике начинали рождаться новые строфы, на которые, со временем, кто-то подберёт музыку и зазвучит над палубами десантных кораблей новая флотская песня:

Судьба одела меня в форму цвета ночи,

Признала годным на военный флот –

В билете всё отмечено лишь строчкой,

А службы срок прибавился на год.

Познал я шум морей и шторма океанов,

Соль на губах и качку, как в аду,

А дома ждёт меня любимая и мама,

Но я лишь через полтора домой приду.

Приду, конечно, по весне, возможно в мае

И принесу тепло с морских широт

И голос жизни, что волна морская,

Где позади – морской военный флот.

В эти же осенние дни закончился для тихоокеанцев очередной период боевой и политической подготовки, называемый моряками летним периодом. По итогам боевой подготовки отделение электриков получило от начальства высокую оценку «отличное отделение», и Мельниченко был награждён командованием дивизии очередной «Похвальной грамотой», а по итогам политической учёбы он ещё раз подтвердил звание «отличника политической подготовки», умело парируя каверзные вопросы хитроватого замполита. Повторно подтвердив звание «Отличника боевой и политической подготовки», старшина первой статьи Мельниченко был отмечен в приказе командира бригады и объявлен «Отличником ВМФ». Теперь на его парадной суконке рядом со значками «За дальний поход» и «Специалист второго класса» появился ещё один знак отличия – «Отличник ВМФ». Такой значок высоко ценился среди военморов. Уходящие в запас «дембеля» из тех, кто не заслужил этот значок, покупали его ровно за советский червонец, чтобы «на их груди могучей все значки висели кучей». В отличие от этих военморов, Игорь свои значки заработал честной и отличной службой, хотя впереди предстояли ещё новые испытания морем и надёжной флотской дружбой.

В один из дождливых осенних дней, когда БДК-077 ненадолго задержался в родной базе, перед самой побудкой личного состава, на всех кораблях соединения одновременно прозвучал сигнал «Учебной тревоги», взбудораживший всю округу звонким перезвоном колоколов громкого боя. Три коротких звонка и один протяжный, сплошным тревожным звоном пронеслись по кубрикам и боевым постам кораблей, перекликаясь эхом по верхним палубам от полубаков до клотиков, затухая в далёких распадках осенних мокрых сопок. Всегда чутко спавший Мельниченко первым подпрыгнул из своей коечки и, стягивая одеяло с Кейля, громко прокричал под самым ухом «загодковавшего» Зайцева:

– Учебная тревога! Отделение, по-о-одъём!

В это время в кубриках началась сплошная суета. Матросы и старшины молниеносно спрыгивали с коечек, натягивали на себя робу, прихватывали с собой подсумки с противогазами и химкомплектами, привычно направляясь к местам затемнений корабельных помещений. Справившись с затемнением, моряки спешили на свои боевые посты, где проводили герметизацию под грозный голос старпома, оповещавший громкими децибелами все боевые посты: «Учебная тревога! Корабль экстренно к бою и походу приготовить!»

Когда корабельная трансляция наполняла помещения и палубы корабля командным голосом старпома, Мельниченко прибыл на свой боевой пост, находящийся у главного распределительного щита №-1 и, приняв доклад от моториста первого дизель генератора, доложил на КП-5 командиру боевой части пять о готовности боевого поста к бою и походу.

Пока командир отделения электриков делал доклад, по соседству зарокотал дизель генератор №-3 и, находившийся в ЦПУ старшина команды электриков мичман Богомолов, включил дежурный генератор для кратковременной параллельной работы с береговой сетью, чтобы, не обесточиваясь, перейти на бортовое питание электроэнергией. Когда ДГ №-3 принял на себя всю нагрузку корабельных потребителей, матрос Кейль отключил кабель берегового питания от берегового щита и доложил о проделанной работе на КП-5. К этому времени полностью прогрелись дизель генераторы №-1 и №-2, а мичман Богомолов умело перевёл нагрузку при помощи дистанционного управления в ЦПУ из генератора №-3 на генераторы №-1 и №-2, оставивши их в режиме параллельной работы, а ДГ-№-3 остановил и поставил в резерв. Все действия моряков были отработаны до автоматизма и, когда корабельные динамики оповестили личный состав, что корабль перешёл на портовое питание электроэнергией, моментально начали приводиться в движение все необходимые корабельные механизмы. На каждом боевом посту проворачивали востребованные механизмы, подготавливая их к немедленному применению. В машинном отделении отчаянно скрипела валоповоротка, а на корме проснулись ВДРК (выдвижные рулевые колонки) и, пока мотористы готовили к запуску главные двигатели, корабль уже начал движение задним ходом при помощи выдвижных рулевых колонок, одновременно закрывая распахнутую пасть носовой аппарели, пряча в закрываемых створках тяжёлый язык металлической рампы.