Литмир - Электронная Библиотека

Дом их состоял из одной маленькой избёнки с одним окном, в зимнее время вода в ней замерзала. Пристроек никаких не было, да оне и не нужны были, т.к. скота у них не было. Появилась первая скотинка, когда отец мой женился на 19-м году, мать привела от своего отца коровёнку, а так как хлева для неё не было, то отец сделал к задней стене избушки нечто вроде хлева из соломы, из соломы же сделал шатёр для корма. Я видел, как мать ходила туда за кормом для коровы, это первое, что я пишу из собственных воспоминаний.

28 июля 1904 года. В Петербурге эсером, студентом Е. Созоновым убит министр внутренних дел и шеф Корпуса жандармов России В.К. Плеве. Позже Созонов напишет в своих мемуарах о том, что он в этот день молился, чтобы жертва не осталась в живых.

6 (19) ноября 1904 года. В Санкт-Петербурге проходит Земский съезд, который требует принятия республиканской конституции и гражданских свобод.

3 (16) января 1905 года. Забастовка на Путиловском заводе Санкт-Петербурга.

9 (22) января 1905 года. У Зимнего дворца в С. Петербурге царские войска расстреляли мирную демонстрацию рабочих и членов их семей, когда организованные священником Гапоном они несли петицию царю Николаю II.

Алексей Щербаков, журналист, писатель:

– О жизни рабочих (до революции) в последнее время говорится бездна вранья. Приводятся откуда-то взятые невероятные цифры зарплат, которые сравниваются с ценами на продукты – и оказывается, что они просто как сыр в масле катались. Правда, количество забастовок в начале ХХ века было сравнимо с количеством крестьянских восстаний. Выходит, не понимали люди своего счастья?

На забастовку может подняться и хорошо зарабатывающий человек – если, например, полагает, что ему не доплачивают. Но в России положение было иным. Лучше всего об этом говорят события «Кровавого воскресенья»… Тысячи рабочих и членов их семей шли к царю жаловаться на жизнь. Прекрасно зная, что, возможно, по ним будут стрелять… Довольный жизнью работяга на такое не пойдёт, и никакие революционные агитаторы его не убедят.

Из петиции рабочих, составленной накануне 9 января 1905 года:

«Мы обнищали, нас угнетают, обременяют непосильным трудом, над нами надругаются, в нас не признают людей, к нам относятся как к рабам. Мы и терпели, но нас толкают всё дальше в омут нищеты, бесправия и невежества; нас душат деспотизм и произвол, мы задыхаемся. Нет больше сил, Государь. Настал предел терпению. Для нас пришёл тот страшный момент, когда лучше смерть, чем продолжение невыносимых мук… Взгляни без гнева внимательно на наши просьбы, они направлены не ко злу, а к добру, как для нас, так и для тебя, Государь!»

Сергей Кара-Мурза, историк, политолог:

– «Кровавое воскресенье» стало важнейшим событием, имевшим прямую связь с Гражданской войной в России. По данным историков при расстреле мирной демонстрации в Петербурге было убито около 1500 и ранено около 5000 человек. В коллективной памяти отложилась не только пролитая в большом количестве, в центре столицы, невинная кровь, а и поистине подлый, провокационный характер действий власти.

Факты таковы: в ожидании демонстрации, 6 января, на совещании приближённых царя было решено, что царь уедет из Петербурга, об этом будет сообщено рабочим, и шествие не состоится. Царь действительно уехал из города, но населению об этом не сообщили – напротив над Зимним дворцом 9 января развевался царский штандарт, означавший, что царь находится во дворце.

Войскам же выдали боевые патроны по максимальной норме боевых действий – и до сих пор неизвестно, кто и когда принял решение о такой беспрецедентной мере.

Максимилиан Волошин, поэт, в то время корреспондент французской газеты:

– Я приехал в Петербург утром 22 января из Москвы… Проходя по Литейному, я увидел на тротуарах толпы людей; все, задрав головы, смотрели расширенными от ужаса глазами… И вдруг я разглядел, что во всех санях, которые проезжали мимо меня, находились не живые люди, а трупы. Извозчичьи сани слишком малы, чтобы можно было уложить тело: поэтому убитые были привязаны…

В этот момент я увидел на небе три солнца – явление, которое наблюдается в сильные холода и, по верованиям некоторых, служит предзнаменованием больших народных бедствий…

В народе говорили: «Последние дни настали. Брат поднялся на брата… Царь отдал приказ стрелять по иконам…»

Из Записок Ивана Устюжанинова

Отец мой на зиму ходил в город на заработки. Работал там легковым извозчиком от хозяев, а весной ходил на сплав леса по реке Великой. Помню, отец привёз мне из города коробочку монпансье (леденцов), как я был рад описать невозможно. Мне было тогда, вероятно, года три.

Почему-то я не помню своего старшего брата Васю, наверное, играли же мы с ним вместе. Помню только как он тонул в овощной яме, наполненной весенней водой. Я в ужасе смотрел, как он захлёбывается водою, мучается, старается вылезть из ямы, а я не мог помочь ему, был очень мал. Все-таки он вылез, вода течёт с него, а он, боясь наказания, просит, чтобы я не говорил об этом матери. Мать наша была очень строгая, всегда у неё под рукою была ивовая вица.

Потом мы жили уже в другой, новой избе, побольше, светлей и теплей. Скота у нас было не только корова, но и лошадь и овцы. В то время я помню свою добрую бабушку Степаниду Селивёрстовну, она всегда была за прялкой, работая на других и зарабатывая копейки полторы-две в день. Ровно шести лет моя мать Анна Ивановна посадила меня за прялку, потому что сестёр у меня не было, а нас братьев было четверо: первый Вася, второй я, третий Гриша, будущий профессор и одна из миллионов жертв сталинского террора, четвертый Пётр.

Прясть кудель мне очень понравилось, но сначала было очень трудно, кожа на пальцах была нежной, и я смозолил пальцы. Продолжать крутить веретено было нельзя, но мать не освободила меня от работы, было очень больно, но приходилось продолжать.

Семи лет меня уже брали на полевые работы. Утром часа в три-четыре будет, ах, как хочется ещё поспать. Идёшь по росе, ноги зябнут, краснеют… Сейчас я думаю, что хорошо что нас рано приучали к труду, прививая вкус, а потом и любовь к нему.

Сергей Кара-Мурза, историк, политолог:

– Политика землеустройства при выделении наделов крестьянам во время реформы 1861 года заложила основания для глубокой вражды между крестьянами и помещиками. К 1917 году эта вражда переросла в ненависть.

Суть в том, что при разделении земли помещики отделили от дореформенной площади крестьянских наделов более 20%, а в черноземных губерниях «отрезки» доходили до 40% и более. При этом именно помещик обладал правом размежевания, и он разместил «отрезки» таким образом, что они окружали крестьянские наделы. Тем самым помещик резко затруднил для крестьян и ведение хозяйства, и даже быт – и это стало средством угнетения крестьян.

Февраль 1905 года. Начало аграрных беспорядков в европейской части России.

Из дневника Составителя

12 июля 2013 года. Дача под Ишеевской горой. Три ночи ночую в саду, красота. Утром, а иногда и после обеденного сна работаю над Записками Устюжанинова, а в промежутках привожу в порядок домик Тамары Александровны – своё новое увлечение.

В эти дни закончил самую тяжёлую и опасную работу: полностью разобрал обрушившийся потолок. Сейчас надо пригласить мастеров, чтобы покрыли крышу. Каким материалом? На какой хватит денег. Собирался свозить жену в сентябре к морю, но сейчас жертвую этой поездкой, потрачу деньги на ремонт домика (она не захотела на него даже поглядеть). Зато поглядели дочь Саша и зять Сергей. Их вердикт был краток и до обидного скор: «Эти гнилушки проще снести».

3
{"b":"637640","o":1}