Но егеря им не воспользовались. Может, потому что не знали, а может — из-за здоровой лени и разгильдяйства. Послонявшись по опушке, они собрались в одну кучку, вместе схватились за длинную пеньковую верёвку и исчезли с приглушённым хлопком.

— Боже, Гарри, я так испугалась, — прошептала Гермиона, прижимаясь к нему ещё сильнее.

Гарри смотрел на её влажные, манящие губы, но думал о Чжоу. Вернее о том, как она рыдала во время их первого поцелуя, а он совсем ничего не чувствовал, кроме недоумения и лёгкого интереса. Следом на ум пришла Джинни. Да, с ней было приятно целоваться, но не так, чтобы слишком. В отношениях с ней превалировало стремление казаться самым обычным парнем, таким, как все.

А вот сейчас рядом ним стояла Гермиона. Его Гермиона. Девушка, которая всегда была рядом с ним, поддерживала его, не давала упасть духом и опустить руки. Девушка, которая подарила ему такое наслаждение, какое ему и не снилось.

Гарри смотрел на Гермиону и осознавал, что вот она — та единственная девушка, с которой он хочет связать свою жизнь. Он уже давно не представлял своей жизни без неё. Он любил смотреть на неё, любил слушать её, любил помогать ей. Жаль только, что он так поздно осознал это. Осознал свои чувства к ней и осознал их суть. Это была любовь.

Любовь. Вот она, его любовь. Здесь. Стоит, доверчиво прижавшись всем телом, и плачет, а он совсем не знает, как её успокоить. Или всё же знает?

— Гермиона? Ты сейчас только не бей меня, но, кажется, я знаю, как прогнать твой страх и вернуть веру в лучшее.

— Что? И как же?

Гарри ничего не ответил. Он просто взял её мокрое от слез лицо в ладони и поцеловал. Сначала Гермиона удивилась и начала было вырываться, но на удивление быстро смирилась и закинула руки ему на шею, уже сама прижимая его к себе.

Он целовал такие родные губы и в кои-то веки чувствовал себя по-настоящему живым и полноценным. Да и его член, так долго дремавший, сразу же напомнил о себе, недвусмысленно уперевшись в её бедро. Мысль, что такое с ним происходит только рядом с Гермионой, казалась ему невероятной и приятной одновременно. Его сердце шумно билось, готовое выскочить из груди, но чуть было не остановилось при одной только мысли о том, что он едва не упустил её. Может, и хорошо, что Рон ушел? В том, что он вернется, и ему придется с ним объясняться, Гарри не сомневался, но это будет потом. А сейчас он лучше как следует насладится сладко-соленым вкусом губ любимой подруги.

Первый поцелуй с любимой девушкой, к сожалению, не продлился слишком долго и был прерван довольно странным звуком, доносящимся откуда-то снизу.

— Кажется, кто-то очень хочет есть, — усмехнулась Гермиона, игриво потыкав пальчиком в живот Гарри.

— Определённо, — кивнул он, — так что в темпе сматываем палатку, обустраиваемся на новом месте и занимаемся ужином. Как говорится: война войной, а обед по расписанию!

— Тогда командуй… мой генерал, — улыбнулась Гермиона и уже сама чмокнула Гарри в губы. — Только давай сначала приведём себя в порядок, хорошо?

Разойдясь по своим закуткам, друзья начали утепляться. Гарри, с глупой улыбкой на губах, надевал тёплые штаны и кофту, а Гермиона в глубокой задумчивости сидела на кровати.

Этот поцелуй… Она бы никогда не подумала, что всего лишь один поцелуй сможет вызвать в её душе бурю, похлеще всех испытанных до этого оргазмов. Это был воистину волшебный в своём безумии поцелуй. И Гермиона определённо была не прочь повторить его ещё пару-тройку… десятков… или сотен?.. раз.

Правда, во всей этой ситуации была и ложка дёгтя. Рон. Мысль о нём принесла чувство вины, но Гермиона решительно его подавила. Рон сам виноват. Он сам сделал свой выбор, он сам бросил их. И не в первый раз, между прочим. Так что он сам виноват в том, что потерял свой шанс. Вот только… Шанс на что?

— Гермиона, ты скоро там? — послышался весёлый голос Гарри из-за занавески.

— Да-да, уже иду, — всполошилась она, тоже начиная собираться.

В конце концов, почему она должна кому-то что-то объяснять?

*

Спустя сорок минут Гарри и Гермиона установили палатку на новом месте и занялись приготовлением ужина. Правда, полноценным ужином грядущий приём пищи можно было бы назвать только с очень большой натяжкой. У них совсем не осталось ни овощей, ни мяса, ни специй. В кухонном шкафчике лежало всего лишь несколько фунтов различных круп и пара банок тушёнки.

— Слушай, а напомни мне, пожалуйста, — почесал затылок Гарри, обозревая их невеликие запасы провизии, — почему мы занимаемся поиском продуктов сами, а не пошлём на это дело Добби или Кричера?

— Эм… Ну… — задумалась Гермиона, а потом пожала плечами: — Потому что мы выросли среди магглов и всё ещё не привыкли к тому, что в мире существуют домовики?

— Как ты, однако, мягко описала нашу умственную неполноценность, — усмехнулся Гарри. — И знаешь, ты была абсолютно права: хороший оргазм весьма качественно прочищает мозги.

Гермиона стремительно покраснела, вспомнив произошедшее в этой палатке всего чуть больше часа назад, а Гарри тем временем продолжал вдохновенно вещать:

— Раньше я никогда не получал такого удовольствия — мощного, как удар бладжером, и глубокого, как ночное небо. Сейчас я чувствую себя так, будто с меня спали некие шоры, за которыми оказался новый, совершенно другой мир, — он на мгновение замолк и вплотную подошёл к Гермионе. — И знаешь, что ещё я понял?

— И что же?

— Я люблю тебя.

Гермиона была готова ко многому: к новым идеям, требованиям или даже, чем чёрт не шутит, к внезапной вспышке гнева, но вот к признанию в любви, причём столь простому и обыденному, она вот вообще была не готова.

— Гарри, не говори ерунды, — через некоторое время покачала головой Гермиона. — Сейчас за тебя говорят лишь эмоции и проснувшиеся гормоны, ведь ещё вчера ты думал только о Джинни.

Всё-таки она никак не могла вот так вот запросто поверить в его признание.

— Возможно, — не стал отрицать Гарри, — но только из-за стремления быть нормальным. Казаться нормальным. Пусть и не в своих собственных глазах, но хотя бы в глазах окружающих. Настоящие же чувства, как я недавно осознал, я питал только к тебе. Питал, питаю и буду продолжать питать. Если в этом мире и существует судьба, то моя судьба — это ты.

Гарри сделал ещё один маленький шажочек и осторожно приник к губам Гермионы в нежном поцелуе, на который она попросту не смогла не ответить.

*

Спустя несколько дней, одной тихой лунной ночью, Гермиона лежала на кровати и размышляла о произошедших за последнее время изменениях в своей жизни.

Первое и самое главное изменение заключалось в Гарри Поттере, который на данный момент сладко спал, обнимая её со спины. Он признался ей в любви и говорил столь горячо, столь искренне, что Гермиона ему всё-таки поверила.

Сама же Гермиона еще не совсем была уверена в своих чувствах. Просто… всё как-то шло наперекосяк, но теперь сама мысль о нем вызывала внутри такой трепет, что хотелось парить под самым небом. «Может быть, это и не любовь, но что-то определенно похожее», — тонко улыбнулась Гермиона, поглаживая его ладонь, лежащую на её груди.

Второе же изменение в её жизни также касалось Гарри. Вернее, его мировоззрения. Получив возможность регулярно «выпускать пар», он стал мыслить как-то более адекватно и рационально. Мало того, он постепенно становился самым настоящим прагматиком!

Медальон давит на мозги? Спрячем его в укромном местечке.

Нечего есть? Вызовем Добби и зашлём сначала в Гринготтс, а потом и в продуктовую лавку.

У Гарри нет волшебной палочки? Вызовем того же Добби и зашлём его к МакГонагалл, которая в два счёта найдёт способ достать для него палочку.

Нужен способ уничтожить крестраж? Так у нас до сих пор под Хогвартсом валяется целая туша василиска, которую точно никто не водил к стоматологу.

И третье изменение в её жизни также касалось Гарри, вот только оно было не столь позитивным, как первые два. Оно было страшным и пугающим.