– Завтра свезём их к вашему городку, – сказал десятник и пошёл к стругам.

Чуть позже у костра казаки, собравшись в круг, стали обсуждать последние вести из Енисейска. Карпинский, Ким и Коломейцев только слушали и обалдевали. Что творится у этих казаков, какая-то война идёт! И за что? За места сбора шкурок пушного зверя да за приведение туземцев в подданство Московского царства!

– Испанцы тоже вроде передрались в Америке из-за золота, глотки друг другу грызли, – тихо проговорил Коломейцев.

– Вот и тут, оказывается, то же самое, бред какой-то, – ответил Ким.

Оказалось, у стен Енисейского острога чуть не разыгралось целое сражение между енисейскими и красноярскими казаками. Красноярцы решили было захватить и пограбить Енисейск, послав в острог несколько людей, чтобы те ночью открыли им ворота. Но енисейцы, схватив засланных казачков и применив пытки кнутом, железом и водою, открыли все планы нападавших и их воровской умысел. Начавшийся было штурм острога прекратился в самом начале – новый енисейский воевода боярин Шаховской, дав залп из четырёх острожных пушек и пищалей, охладил тем самым боевой дух красноярцев. Они без потерь отошли от острога и отправились на Ангару за ясаком. Теперь они идут следом, два струга енисейцев обошли их, вставших на ночную стоянку, после порогов.

– А сколько людей у Хрипунова? – решил влезть в казачий гомон Карпинский.

– За сотню перевалит у него людишек-то, – ответил ему горластый казак, шутивший про поросят.

– Тогда надо готовить оборону, – начал было Пётр, но его оборвал Хмелёв:

– Ага, или в лес отойти. А может, они вверх по реке пойдут, что им тут делать. У нас рухляди нету, золотишка тоже.

– Ничего, отобьёмся. Вон у бурятского князя воинов было больше пяти сотен и что? Покрошили наши их в капусту.

– Это тебе не туземцы! Это казаки всё же, они не будут дурой переть, – заволновался тут же Хмелёв.

– Так Петренко рассказывал, что князёк там нехилую стратегию аж удумал для взятия посёлка, – негромко ответил Пётр, чисто для проформы. Спорить с Хмелёвым ему уже не хотелось. И так ясно, что казаки – противник сложнее туземцев, их и численно намного больше.

Незаметно для людей, занятых разговорами да обустройством новичков, на острог опустилось тёмное покрывало ночи. Решили костров ночью не жечь, дабы не привлекать возможных врагов. На одинокой башенке угловой избы сидел Ким со снайперской винтовкой и обозревал окрестности островка в бинокль ночного видения, выделенный ему майором Сазоновым. В три часа ночи его должен сменить Карпинский, Ким нажал кнопочку подсветки механических часов. Удовлетворённо отметив без восьми три, он уже приготовился будить Петра, как с Ангары донёсся раскатистый шум пищального выстрела, а за ним ещё один и ещё.

– Ни хрена себе. Эй, вставайте! – крикнул Ким в чернеющее отверстие в полу башенки, чтобы разбудить спящих на чердаке людей. Тут же вскочило несколько казаков, Хмелёв застучал сапогами по лестнице.

– Что случилось, Сергий? – встревоженно спросил десятник. – Казачки?

Ответом стал ещё один выстрел пищали, бухнувший раскатами по речной глади. Послышался лязг металла и редкие вопли.

– Никак, сшибка идёт? Хрипунов, поди… но с кем?!

В бинокль решительно ничего не было видно, десятник с казаками выбежали во двор. А меж тем разгоравшаяся драка на Ангаре будоражила умы и щекотала нервы. Неожиданно раздался довольно ощутимый взрыв, не похожий на прежние выстрелы.

– Вроде порох… – негромко проговорил кто-то из казаков.

– А ну пойдём поближе к сече, – твёрдо произнёс Хмелёв, найдя во дворе Карпинского, – спускайте лодку!

Казаки проворно выпихнули на воду лодку, в которую помимо десятника с Карпинским загрузился Ким и казак, державший пищаль с тлеющим фитилём. Шум боя явно затихал. Лязга оружия уже не было слышно, лишь крики и шум воды раздавались по реке. Но вскоре и они стихли.

По Уде гребли как сумасшедшие, но на Ангару выходили медленно, чуть дыша, стараясь не плескать вёслами воду. Всё-таки хорошо, что устье Уды при впадении её в Ангару было основательно заросшим по берегам осокой и камышом. Сторожко пробираясь между прибрежной растительностью, лодка вышла в Ангару. Слева, уже вдалеке, Петру почудился бледный абрис паруса, державшийся, правда, лишь очень недолгое время, вскорости он пропал. Справа же, у самого берега, догорала небольшая ладья, сильно осевшая на правый бок, да мельтешили в багряном зареве огня силуэты людей, которые пытались хоть что-то спасти с горящего судна. Тишину, нарушаемую лишь вскриками людей да потрескиванием горящего дерева, разорвал взрыв, видимо, на ладье уже второй. Фигурки людей разметало – кто-то свалился в воду, кого-то отбросило в заросли осоки.

Карпинский отобрал у Кима «Филин», и тут же перед глазами зеленоватым маревом ночного видения встала картина ночного боя. За горящей ладьёй виднелось ещё три… нет, четыре ладьи или струга, те вроде поменьше горящего кораблика выглядят. Люди бегают по берегу, суетятся, вытаскивают из воды незадачливых товарищей. На берегу явно шла потасовка, причём между своими же, так как полукругом стояли казаки, даже не пытающиеся разнять дерущихся.

– Ух ты, дерутся даже!

– Дай-ко глянуть мне, – потребовал тихим голосом Хмелёв. Получив бинокль и приставив его к глазам, он присвистнул от увиденной картины. – Как чудно, зелено всё. Где дерутся-то?

Карпинский показал казаку примерное направление, и тот, увидев стычку, происходящую в отблесках горящей ладьи, вцепился туда взглядом.

– А казачки-то разругались совсем, – Хмелёв оторвался от бинокля, передал его Карпинскому и добавил: – Пора уходить к острогу.

– Оставим в камышах секрет для наблюдения, Афанасий?

– И то верно, с твоим… э-э, биноколем и оставим пару человек до утра.

Выбор пал на Кима и Коломейцева. С места боя ещё затемно ушло три струга хрипуновских казаков, оставив лишь один недалеко от горелого остова ладьи, поднимающегося из воды уродливыми головешками. Ночью со стоянки казаков доносились протяжные стоны, стихшие лишь к утру.

Едва солнце показалось из-за дальних гор, как к оставленным на левом берегу Уды в высокой прибрежной осоке наблюдателям подошли две лодки с енисейскими казаками и товарищами. В остроге оставили тунгуса и троих казаков, которым не здоровилось ещё с прибытия. Афанасий с Карпинским ночью договорись накрыть лагерь оставленных Хрипуновым своих бывших товарищей. Решили, что лучшего шанса для внезапной атаки на незадачливых искателей удачи, чем раннее утро, не придумаешь. Несколько человек шли правым берегом реки. У удинских казаков и морпехов имелось на шестнадцать человек восемь пищалей, три АКС да копья и сабли.

Потихоньку стали пробираться к месту боя, все перешли на правый берег, оставив лодки в осоке. Казаки, у кого были пищали, раздули фитили, остальные обнажили сабли. Удинские стали полукругом обходить берег, где стали лагерем остатки воинства Хрипунова. Ветер с реки приносил ароматный запах каши, готовящейся на костре, и у Коломейцева, просидевшего ночь в осоке, неприятно забурчало в желудке. Тут же последовал тычок в бок, Иван обернулся и увидел скалящегося Кима, прижавшего палец к губам. Коломейцев показал ему кулак и покрутил пальцем у виска. Морпехи разом сняли автоматы с предохранителя и передёрнули затвор автомата, следом послышался двойной щелчок затворов Карпинского и Владимира, молчаливого морпеха из отделения Саляева.

Вот и последние кусты, скрывающие незнакомцев. Ещё немного и… У Карпинского похолодело в животе, стало неожиданно страшно. Взглянув на Коломейцева, он увидел написанные у того на лице аналогичные чувства. Казаки скрывали какие-либо проявления чувств, они просто были готовы к рывку, как рвёт с места в карьер свирепый хищник. «Так, Петя, соберись, мля! Вдох-выдох. Всё, а вот и они!»

– А ну стоять! Встал, руки! Руки! Отошёл! Ты, встал. Не трогай саблю, всё. В сторону! – Выстрел под ноги. – Сомневаетесь? Тогда ещё. И ещё. – Всё, достаточно тебе? Ну и молодец.