Из коровника вышел Берт. Это был младший сын Рамминса – высокий вялый мальчишка с сопливым носом. С одним его глазом было что-то не то. Он был бледно-серый, весь затуманенный, точно глаз вареной рыбы, и вращался совершенно независимо от другого глаза.

– Принеси-ка еще одну веревку, – сказал Рамминс.

Берт принес веревку и обвязал ею шею коровы так, что теперь на ней были две веревки, моя и Берта.

– Ему нужна телка, – сказал Рамминс. – Разворачивай ее мордой к солнцу.

– К солнцу? – спросил я. – Но солнца-то нет.

– Солнце всегда есть, – сказал Рамминс. – Ты на облака-то не обращай внимания. Начали. Давай, Берт, тяни. Разворачивай ее. Солнце вон там.

Берт тянул за одну веревку, а мы с Клодом за другую, и таким образом мы поворачивали корову до тех пор, пока ее голова не оказалась прямо перед той частью неба, где солнце было спрятано за облаками.

– Говорил тебе – тут свои приемы, – прошептал Клод. – Скоро ты увидишь нечто такое, чего в жизни не видывал.

– Ну-ка, попридержи! – велел Рамминс. – Прыгать ей не давай!

И с этими словами он поспешил в коровник, откуда привел быка. Это было огромное животное, черно-белый фризский бык с короткими ногами и туловищем, как у десятитонного грузовика. Рамминс вел его на цепи, которая была прикреплена к кольцу, продетому быку в ноздри.

– Ты посмотри на его яйца, – сказал Клод. – Бьюсь об заклад, ты никогда таких яиц не видывал.

– Нечто, – сказал я.

Яйца были похожи на две дыни в мешке. Бык волочил их по земле.

– Отойди-ка лучше в сторонку и отдай веревку мне, – сказал Клод. – Тут тебе не место.

Я с радостью согласился.

Бык медленно приблизился к моей корове, не спуская с нее побелевших, предвещавших недоброе глаз. Потом зафыркал и стал бить передней ногой о землю.

– Держите крепче! – прокричал Рамминс Берту и Клоду.

Они натянули свои веревки и отклонились назад под нужным углом.

– Ну, давай, приятель, – мягко прошептал Рамминс, обращаясь к быку. – Давай, дружок.

Бык с удивительным проворством взвалил свою переднюю часть на спину коровы, и я мельком увидел длинный розовый пенис, тонкий, как рапира, и такой же прочный. В ту же секунду он оказался в корове. Та пошатнулась. Бык захрапел и заерзал, и через полминуты все кончилось. Он медленно сполз с коровы. Казалось, он был доволен собой.

– Некоторые быки не знают, куда его вставлять, – сказал Рамминс. – А вот мой знает. Мой может в иголку попасть.

– Замечательно, – сказал я. – Прямо в яблочко.

– Именно так, – согласился Рамминс. – В самое яблочко. Пошли, дружок, – сказал он, обращаясь к быку. – На сегодня тебе хватит.

И он повел быка обратно в коровник, где и запер его, а когда вернулся, я поблагодарил его, а потом спросил, действительно ли он верит в то, что если развернуть корову во время спаривания в сторону солнца, то родится телка.

– Да не будь же ты таким дураком, – сказал он. – Конечно, верю. От фактов не уйдешь.

– От каких еще фактов?

– Я знаю, что говорю, мистер. Точно знаю. Я прав, Берт?

Затуманенный глаз Берта заворочался в глазнице.

– Еще как прав, – сказал он.

– А если повернуть ее в сторону от солнца, значит, родится бычок?

– Обязательно, – ответил Рамминс.

Я улыбнулся. От него это не ускользнуло.

– Ты что, не веришь мне?

– Не очень, – сказал я.

– Иди за мной, – произнес он. – А когда увидишь, что я собираюсь тебе показать, то тут уж, черт побери, тебе придется мне поверить. Оставайтесь здесь оба и следите за коровой, – сказал он Клоду и Берту, а меня повел в дом.

Мы вошли в темную небольшую и грязную комнату. Он достал пачку тетрадей из ящика шкафа. С такими тетрадями дети ходят в школу.

– Это записи об отелах, – заявил он. – Сюда я заношу сведения обо всех спариваниях, которые имели место на этой ферме с того времени, как я начал, а было это тридцать два года назад.

Он раскрыл наудачу одну из тетрадей и позволил мне заглянуть в нее. На каждой странице было четыре колонки: "Кличка коровы", "Дата спаривания", "Дата рождения", "Пол новорожденного". Я пробежал глазами последнюю колонку. Там были одни телки.

– Бычки нам не нужны, – сказал Рамминс. – Бычки на ферме – сущий урон.

Я перевернул страницу. Опять были одни телки.

– Смотри-ка, – сказал я. – А вот и бычок.

– Верно, – сказал Рамминс. – А ты посмотри, что я написал напротив него во время спаривания.

Я заглянул во вторую колонку. Там было написано: "Корова развернулась".

– Некоторые так раскапризничаются, что и не удержишь, – сказал Рамминс. – И кончается все тем, что они разворачиваются. Это единственный раз, когда у меня родился бычок.

– Удивительно, – сказал я, листая тетрадь.

– Еще как удивительно, – согласился Рамминс. – Одна из самых удивительных на свете вещей. Знаешь, сколько у меня получается в среднем на этой ферме? В среднем – девяносто восемь процентов телок в год! Можешь сам проверить. Я тебе мешать не буду.

– Очень бы хотел проверить, – сказал я. – Можно, я присяду?

– Давай, садись, – сказал Рамминс. – У меня другие дела.

Я нашел карандаш и листок бумаги и самым внимательным образом стал просматривать все тридцать две тетради. Тетради были за каждый год, с 1915-го по 1946-й. На ферме рождалось приблизительно восемьдесят телят в год, и за тридцатидвухлетний период мои подсчеты вылились в следующие цифры:

Телок – 2516

Бычков – 56

Всего телят, включая мертворожденных – 2572

Я вышел из дома и стал искать Рамминса. Клод куда-то пропал. Наверное, повел домой мою корову. Рамминса я нашел в том месте фермы, где молоко наливают в сепаратор.

– Ты когда-нибудь рассказывал об этом? – спросил я у него.

– Никогда, – ответил он.

– Почему?

– Полагаю, ни к чему это.

– Но, дорогой ты мой, это ведь может произвести переворот в молочной промышленности во всем мире.

– Может, – согласился он. – Запросто может. И производству говядины не повредит, если каждый раз будут рождаться бычки.

– А когда ты впервые узнал об этом?

– Отец рассказал мне, – ответил Рамминс. – Когда мне было лет восемнадцать, отец мне сказал: "Открою тебе один секрет, – сказал он тогда, – который сделает тебя богатым". И все рассказал мне.

– И ты стал богатым?

– Да в общем-то я неплохо живу, разве не так? – сказал он.

– А твой отец не объяснил тебе, почему так происходит?

Кончиком большого пальца Рамминс обследовал внутреннюю кромку своей ноздри, придерживая ее большим и указательным пальцами.

– Мой отец был очень умным человеком, – сказал он. – Очень. Конечно же, он рассказал мне, в чем дело.

– Так в чем же?

– Он объяснил, что когда речь идет о том, какого пола будет потомство, корова ни при чем, – сказал Рамминс. – Все дело в яйце. Какого пола будет теленок, решает бык. Вернее, сперма быка.

– Продолжай, – сказал я.

– Как говорил мой отец, у быка два разных вида спермы – женская и мужская. До сих пор все понятно?

– Да, – сказал я. – Продолжай.

– Поэтому когда бык выбрасывает свою сперму в корову, между мужской и женской спермой начинается что-то вроде состязания по плаванию, и главное, кто первым доберется до яйца. Если победит женская сперма, значит, родится телка.

– А при чем тут солнце? – спросил я.

– Я как раз к этому подхожу, – сказал он, – так что слушай внимательно. Когда животное стоит на всех четырех, как корова, и когда ее голова повернута в сторону солнца, сперме тоже нужно держать путь прямо к солнцу, чтобы добраться до яйца. Поверни корову в другую сторону, и сперма побежит от солнца.

– По-твоему, выходит, – сказал я, – что солнце оказывает какое-то влияние на женскую сперму и заставляет ее плыть быстрее мужской?

– Точно! – воскликнул Рамминс. – Именно так! Оказывает влияние! Да оно подталкивает ее! Поэтому она всегда и выигрывает! А разверни корову в другую сторону, то и сперма побежит назад, а выиграет вместо этого мужская.