– Не думаю, что это твой отец изобрел.

– Этот способ очень популярен у рыболовов, – сказал Клод, предпочтя не расслышать меня. – У страстных рыболовов, которым не так часто, как хотелось бы, удается выбраться к морю. Беда только в том, что этот способ довольно шумный. Когда фазана вытаскивают, он кричит как ненормальный, и сбегаются все сторожа, какие только есть в лесу.

– А в чем заключается способ номер три? – спросил я.

– Ага, – произнес он, – номер три просто красавчик. Последнее изобретение моего папы перед кончиной.

– Его последнее великое дело?

– Именно, Гордон. И я даже помню тот самый день. Было воскресное утро, и вдруг мой папа входит на кухню с крупным белым петушком в руках и говорит: "Кажется, у меня получилось!" На лице улыбочка, а в глазах светится гордость. Он преспокойно кладет птицу прямо посреди стола и говорит: "Честное слово, думаю, на этот раз мне попался хороший петушок!" – "Кто хороший? – спрашивает моя мама, отрываясь от раковины. – Гораций, убери эту грязную птицу со стола". На петушке смешная бумажная шапочка, как перевернутый стаканчик из-под мороженого, и мой папа с гордостью на петушка показывает. "Погладь-ка его, – говорит он. – Он и с места не сдвинется". Петушок начинает скрести лапой по бумажной шапочке, но та, похоже, приклеена и не сползает. "Никакая птица не убежит, если закрыть ей глаза", – говорит мой папа и тычет в петушка пальцем, и толкает его по столу, но петушок не обращает на это никакого внимания. "Можешь его взять, – говорит он маме. – Можешь убить его и приготовить на обед, чтобы отпраздновать то, что я только что изобрел". И тут он берет меня за руку, быстро выводит за дверь, и мы идем в поле, а потом в тот лес по другую сторону Хедденхэма, который когда-то принадлежал герцогу Букингемскому, и часа за два мы отлавливаем пять отличных жирных фазанов с меньшими усилиями, чем если бы купили их в лавке.

Клод остановился, чтобы перевести дыхание. Вспоминая замечательные дни своей молодости, он преобразился – его глаза еще больше увеличились, повлажнели и стали мечтательными.

– Я не совсем понимаю, – сказал я. – Как ему удавалось надеть бумажные колпачки на головы фазанам в лесу?

– Ни за что не догадаешься.

– Конечно нет.

– Тогда слушай. Прежде всего в земле выкапываешь маленькую лунку. Потом скручиваешь кусок бумаги, чтобы получился конус, который помещался бы в эту лунку широким концом кверху. Потом всю внутренность этой бумажной чашки смазываешь птичьим клеем и бросаешь туда несколько изюминок. Одновременно нужно набросать изюминок вокруг лунки. Дальше. Идет старина фазан и клюет и, когда подходит к лунке, засовывает туда свою голову, чтобы съесть изюминки, и – на голове у него оказывается колпак, и он ничего не видит. Ну разве не замечательно, до чего некоторые додумываются, а, Гордон? Ты не согласен?

– Твой папа был гением, – сказал я.

– Тогда делай свой выбор. Какой из трех способов тебе нравится, тот мы и используем сегодня ночью.

– Тебе не кажется, что все они немного жестокие?

– Жестокие! – с возмущением вскричал Клод. – О господи! А кто это последние полгода почти каждый день ел жареного фазана и не заплатил за это ни гроша?

Он повернулся и направился к двери мастерской. Видно было, что мое замечание глубоко его огорчило.

– Погоди минуту, – сказал я. – Не уходи.

– Так ты хочешь пойти со мной или нет?

– Да, но сперва разреши мне кое-что у тебя спросить. У меня тут возникла одна мысль.

– Держи ее при себе, – сказал Клод. – Ты говоришь о предмете, в котором ничего не смыслишь.

– Помнишь тот пузырек со снотворными таблетками, которые врач выписал мне в прошлом месяце, когда у меня болела спина?

– Ну и что?

– А на фазанов они не могут подействовать?

Клод прикрыл глаза и сочувственно покачал головой.

– Погоди, – сказал я.

– Тут и обсуждать нечего, – сказал он. – Да ни один фазан на свете не станет глотать эти паршивые красные капсулы. Ничего лучше не мог придумать?

– Ты забываешь об изюме, – сказал я. – Послушай, что я тебе скажу. Берем изюм. Вымачиваем его, пока он не разбухнет. Потом делаем лезвием надрез. Потом немного его опустошаем. Потом открываем одну из моих красных капсул и высыпаем весь порошок в изюминку. Потом берем иглу и очень тщательно зашиваем надрез. Дальше...

Краешком глаза я увидел, как рот Клода медленно приоткрывается.

– Дальше, – продолжил я, – у нас получается красивая, чистая на вид изюминка с двумя с половиной гранами снотворного внутри, и позволь сказать тебе еще кое-что. Этого хватит, чтобы свалить с ног среднего мужчину, не то что птицу!

Я выждал десяток секунд, чтобы сказанное мной попало по адресу.

– Кроме того, используя такой способ, мы могли бы действовать масштабно. Захотим – и приготовим двадцать изюминок, а потом, на закате, нам останется только разбросать их на поляне, где их подкармливают, и уйти. Через полчаса таблетки начнут действовать. Когда мы возвращаемся, фазаны уже расселись по деревьям и покачиваются, ощущая некоторую слабость, притом стараются сохранить равновесие. Но скоро каждый фазан, который съел хотя бы одну изюминку, обязательно свалится без сознания на землю. Дорогой ты мой, да они будут падать с деревьев, как яблоки, и мы будем ходить и собирать их!

Клод в восхищении смотрел на меня.

– О господи, – неслышно произнес он.

– И нас ни за что не поймают. Мы просто пройдем по лесу, разбрасывая по дороге изюминки, и даже если бы за нами наблюдали, все равно ничего бы не заметили.

– Гордон, – сказал он, кладя руку мне на колено и глядя на меня большими и сверкающими, точно звезды, глазами. – Если эта штука сработает, она произведет настоящую революцию в браконьерстве.

– Рад слышать.

– Сколько у тебя осталось таблеток? – спросил он.

– Сорок девять. В пузырьке было пятьдесят, я съел только одну.

– Сорока девяти мало. Нам нужно не меньше двухсот.

– Ты с ума сошел! – вскричал я.

Он медленно отошел и встал у двери спиной ко мне, уставившись в небо.

– Двести – крайний минимум, – тихо произнес он. – Особого смысла нет все это затевать, пока у нас не будет двухсот штук.

"Что же он, черт побери, замыслил?" – подумал я.

– До открытия сезона для нас это последняя возможность, – сказал Клод.

– Больше никак не могу достать.

– Ты ведь не хочешь, чтобы мы вернулись с пустыми руками?

– Но зачем так много?

Клод повернул голову и посмотрел на меня невинными глазами.

– А почему бы и нет? – мягко произнес он. – У тебя что, есть какие-то возражения?

О боже, неожиданно подумал я, да этот сумасшедший вздумал испортить мистеру Виктору Хейзелу церемонию открытия охотничьего сезона.

– Достаешь две сотни таблеток, – сказал он, – и тогда мы этим займемся.

– Не могу.

– Но попробовать-то ты можешь?

По случаю открытия охотничьего сезона мистер Хейзел принимал гостей каждый год первого октября, что было великим событием. Немощные джентльмены в твидовых костюмах – некоторые с титулами, а некоторые просто богатые – съезжались отовсюду на автомобилях со своими носильщиками ружей, собаками и женами, и целый день в долине звучали раскаты ружейных залпов. Фазанов там всегда было предостаточно, поскольку каждое лето леса методично заселялись сотнями дюжин молодых птиц, что влетало в копеечку. Я слышал, будто разведение и содержание каждого фазана, до того как его застрелят, обходится дороже пяти фунтов (приблизительно цена двухсот буханок хлеба). Но мистер Хейзел с затратами не считался. Пусть и на несколько часов, но он становился большим человеком в маленьком мире, и даже глава судебной власти графства, прощаясь с ним, похлопывал его по спине и пытался вспомнить, как его зовут.

– А что, если мы уменьшим дозу? – спросил Клод. – Почему бы нам не разделить содержимое одной капсулы на четыре изюминки?

– Думаю, можно, если ты этого хочешь.