– Позвони им, – сказал Юнец.

– Уже позвонил, пока ты ходил за виски. Ни одну не застал. Не вышло.

– Вот так всегда, – сказал Юнец.

– Походим сначала по магазинам, – сказал Старик. – У нас еще куча времени.

Юнец вылез из ванны через час. Оба надели на себя чистые шорты и рубашки цвета хаки и пошли вниз. Пройдя через гостиничный вестибюль, они оказались на улице, залитой жарким солнцем. Старик надел темные очки.

– Знаю, что мне нужно, – сказал Юнец. – Очки от солнца.

– Хорошо. Пойдем купим.

Они остановили извозчика и велели ему ехать в Сигурел. Юнец купил очки, а Старик – покерные кости, после чего они побрели по раскаленной многолюдной улице.

– Обратил внимание на девушку? – спросил Юнец.

– У которой ты купил очки?

– Да. Темненькая.

– Наверное, турчанка, – сказал Старик.

– Мне все равно, – сказал Юнец. – Но девчонка потрясающая. Тебе так не показалось?

Засунув руки в карманы, они шли вдоль Шариа-Каср-эль-Нил. Юнец надел только что купленные очки. Был жаркий день. Пыльная улица была переполнена египтянами, арабами и босоногими мальчишками. Мухи кружились вокруг мальчишек, жужжали возле их воспаленных глаз. Глаза у них были воспалены, потому что их матери сделали с ними что-то ужасное, когда мальчики были совсем детьми, и все затем, чтобы их не взяли в армию, когда они вырастут. Мальчишки шли следом за Стариком и Юнцом и громко кричали без устали: "Бакшиш! Бакшиш!" – и мухи преследовали попрошаек. В Каире пахнет не так, как в каком-нибудь другом городе. Пахнет тут не чем-то одним, и запах не исходит из какого-то определенного места. Им пропитано все вокруг: сточные канавы, тротуары, дома, магазины, товары, продающиеся в магазинах, еда, которая готовится тут же, лошади и лошадиный навоз на улицах. Им пропахли люди и солнце, заливающее своими лучами людей, а также сточные канавы, лошадей, еду и отбросы, валяющиеся на улицах. Это особый острый запах, в котором одновременно чувствуется и что-то сладкое, и гниющее, и жаркое, и соленое, и горькое, и он никогда не исчезает, даже прохладным ранним утром.

Два летчика медленно брели в толпе.

– Разве тебе она не показалась потрясающей? – спросил Юнец.

Ему хотелось услышать мнение Старика.

– Хороша.

– Еще как хороша. Знаешь что, Старик?

– Что?

– Я бы хотел провести вечер с этой девушкой.

Они перешли на другую сторону улицы и двинулись дальше.

– Да ради Бога, – сказал Старик. – Но почему бы тебе не позвонить мадам Розетт?

– Что еще за Розетт?

– Мадам Розетт, – поправил его Старик. – Великая женщина.

Они проходили мимо заведения, которое называлось "Бар Тима". Его держал англичанин, которого звали Тим Гилфиллан. Во время минувшей войны он был сержантом-квартирмейстером, и каким-то образом ему удалось остаться в Каире, после того как оттуда ушли военные.

– А вот и Тим, – сказал Старик. – Давай-ка заглянем к нему.

Внутри, кроме Тима, никого не было. Он был занят тем, что расставлял бутылки на полках за баром.

– Так-так-так, – сказал он, обернувшись. – Где это вы, ребята, пропадали все это время?

– Привет, Тим.

Он не помнил их, но, глядя на них, было ясно, что они явились из пустыни.

– Как там мой старый друг Грациани? – спросил он, облокотившись о стойку бара.

– Он недалеко от нас, – сказал Старик. – Около Мерсы.

– На чем вы сейчас летаете?

– На "гладиаторах".

– Вот черт, да на них же еще лет восемь назад летали.

– Это все те же, – сказал Старик. – Совсем износились.

Они взяли стаканы с виски и направились к столику в углу.

– А кто она, эта Розетт? – спросил Юнец.

Старик сделал большой глоток и поставил стакан.

– Великая женщина, – ответил он.

– Кто она такая?

– Старая грязная сирийская еврейка.

– Это ладно, – сказал Юнец, – но почему ты о ней вспомнил?

– Что ж, – ответил Старик. – Я скажу тебе. Мадам Розетт держит самый большой бордель на свете. Говорят, что она может доставить тебе любую девушку во всем Каире.

– Чушь собачья.

– Нет, так и есть. А ты возьми позвони ей и скажи, где ты видел женщину, где она работает, в каком магазине, в каком отделе, опиши ее поточнее, а все остальное она сделает сама.

– Да не будь же ты таким наивным, – сказал Юнец.

– Это правда. Чистая правда. Мне о ней в тридцать третьей эскадрилье рассказывали.

– Тебя разыграли.

– Хорошо. Давай возьмем телефонный справочник и найдем номер ее телефона.

– Под этой фамилией ее вряд ли найдешь в телефонном справочнике.

– А я тебе говорю – найдешь, – сказал Старик. – Пойди и поищи мадам Розетт. Сам увидишь, что я прав.

Юнец не верил ему, однако пошел к Тиму и попросил у него телефонный справочник. Вернувшись, он положил книгу на стол, раскрыл ее и принялся листать страницы, пока не дошел до "Роз...". Его палец двинулся по колонке. Розеппи... Розери... Розетт. Вот она, Розетт, мадам, адрес и номер телефона, все есть. Старик внимательно наблюдал за ним.

– Нашел?

– Да, вот здесь. Мадам Розетт.

– Ну так почему бы тебе не позвонить ей?

– А что я ей скажу?

Старик посмотрел на дно своего стакана и перемешал пальцами кусочки льда.

– Скажи, что ты полковник, – ответил он. – Полковник Хиггинс. Летчикам она не очень-то доверяет. И скажи, что ты видел красивую смуглую девушку, которая продает солнцезащитные очки в Сигуреле, и ты хотел бы, как ты выразился, поужинать с ней.

– Здесь нет телефона.

– Еще как есть. Вон он.

Юнец огляделся и увидел телефон, который висел на стене в конце стойки бара.

– У меня нет пиастра.

– У меня есть, – сказал Старик.

Он порылся в кармане и положил на столик монету.

– Тим услышит все, что я буду говорить.

– А какое, черт возьми, это имеет значение? Может, он и сам ей иногда звонит. – И прибавил: – Трус ты.

– А ты говнюк, – сказал Юнец.

Юнец был еще совсем ребенком. Недавно ему исполнилось девятнадцать – на восемь лет меньше, чем Старику. Он был довольно высок ростом, худой, с большой копной черных волос и красивым лицом с широким ртом; лицо его стало цвета кофе от пребывания на солнце в пустыне. Несомненно, он был лучшим летчиком в эскадрилье. Уже в начале войны он сбил четырнадцать итальянцев, что было документально подтверждено. По земле он передвигался медленно и лениво, как это делает усталый человек, и думал он медленно и лениво, как сонный ребенок, но, поднявшись в воздух, соображал быстро, и движения его становились быстрыми, настолько быстрыми, что казалось, он действует рефлекторно. Когда он ходил по земле, было такое впечатление, что он отдыхает, дремлет, чтобы накопить силы, перед тем как сесть в кабину, но зато потом он становился свежим и быстрым и готовым для двухчасовой предельной концентрации. Но сейчас Юнец находился далеко от аэродрома, и в мыслях у него было нечто такое, что заставляло его бодрствовать как во время полета. Может, это состояние и не продлится долго, но по крайней мере в ту минуту он действовал сосредоточенно.

Он еще раз взглянул на номер телефона в справочнике, потом поднялся и медленно направился к телефонному аппарату. Опустив монету в один пиастр, он набрал номер и услышал гудок на другом конце. Старик сидел за столиком и смотрел на него, тогда как Тим по-прежнему расставлял за стойкой бара бутылки. Тим находился всего-то ярдах в пяти от Юнца и явно расположился слушать, о чем пойдет разговор. Юнец чувствовал себя довольно глупо. Он облокотился о стойку бара и стал ждать, надеясь, что никто не ответит.

Но тут раздался щелчок. Трубку на том конце подняли, и он услышал женский голос:

– Алло.

– Здравствуйте, – ответил он. – Могу я поговорить с мадам Розетт?

Он не сводил глаз с Тима. Тим продолжал расставлять бутылки, делая вид, что разговор его не касается, но Юнец понял, что тот прислушивается.

– А я и есть мадам Розетт. А вы кто?