– То же самое мне говорили и о других детях. Но я всех их потеряла, доктор. За последние восемнадцать месяцев я потеряла троих своих детей, поэтому не вините меня, что я нервничаю.

– Троих?

– Это мой четвертый... за четыре года.

Врач беспокойно переступил с ноги на ногу.

– Вряд ли вы понимаете, что это значит, доктор, потерять их всех, всех троих, по очереди, одного за другим. Они и сейчас у меня перед глазами. Я вижу лицо Густава так ясно, как будто он лежит рядом со мной в постели. Густав был замечательным мальчиком, доктор. Но он всегда болел. Ужасно, когда они все время болеют и нельзя ничем им помочь.

– Знаю.

Женщина открыла глаза, несколько секунд пристально смотрела на врача, потом снова закрыла их.

– Мою маленькую девочку звали Идой. Она умерла накануне Рождества. То есть всего лишь четыре месяца назад. Как бы мне хотелось, чтобы вы видели Иду, доктор.

– Теперь у вас другой ребенок.

– Но Ида была такая красивая.

– Да, – сказал врач. – Я знаю.

– Откуда вы можете это знать? – вскричала она.

– Я уверен, что это был прекрасный ребенок. Но и этот тоже красивый.

Врач отвернулся от кровати и стал смотреть в окно. Был дождливый серый апрельский день, и он видел красные крыши домов на другой стороне улицы. Огромные капли дождя стучали по черепице и разлетались брызгами.

– Иде было два года, доктор... и она была такая красивая, что я глаз не могла от нее оторвать с утра, когда одевала ее, и до вечера, когда она снова благополучно лежала в постели. Я все время боялась, как бы с ней не случилось чего-нибудь страшного. Густава не стало, не стало моего маленького Отто, и она единственная у меня оставалась. Иногда среди ночи я тихо подходила к кроватке и прикладывала ухо к ее ротику, чтобы убедиться, что она дышит.

– Попытайтесь отдохнуть, – сказал врач. – Пожалуйста, попытайтесь отдохнуть.

Лицо женщины было бледно и бескровно, а вокруг носа и рта появился едва заметный голубовато-серый оттенок. Ко лбу прилипли пряди мокрых волос.

– Когда она умерла... я опять была беременна, когда это произошло, доктор. Этому, который только что родился, было целых четыре месяца, когда Ида умерла. "Не хочу! – кричала я после похорон. – Не буду его рожать! Достаточно я похоронила детей!" А мой муж... он расхаживал среди гостей с огромной кружкой пива... он быстро обернулся и сказал: "У меня для тебя есть новости, Клара, хорошие новости". Вы можете себе такое представить, доктор? Мы только что похоронили нашего третьего ребенка, а он мне говорит, что у него для меня хорошие новости. "Сегодня я получил назначение в Браунау, – говорит он, – поэтому можешь собираться. Там ты все начнешь сначала, Клара, – говорит он. – Новое место, да и врач там новый..."

– Пожалуйста, не разговаривайте...

– Вы ведь и есть новый врач, правда, доктор?

– Да, это так.

– А мы в Браунау?

– Да.

– Я боюсь, доктор.

– Постарайтесь ничего не бояться.

– У четвертого есть хоть какие-то шансы?

– Не настраивайте себя так.

– А я не могу думать иначе. Я уверена – что-то наследственное заставляет моих детей умирать. Это точно.

– Какая ерунда.

– Знаете, доктор, что сказал мне мой муж, когда родился Отто? Он вошел в комнату, заглянул в кроватку, в которой лежал Отто, и сказал: "Почему все мои дети такие маленькие и слабенькие?"

– Я уверен, он этого не говорил.

– Он низко наклонился над кроваткой Отто, будто там лежало крошечное насекомое, и сказал: "Я хочу знать только одно: отчего получше экземпляры не получаются? Только это я и хочу знать". А через три дня после этого Отто умер. На третий день мы было окрестили его, и в тот же вечер он умер. А потом умер Густав. А потом Ида. Все умерли, доктор... И неожиданно весь дом опустел.

– Не думайте сейчас об этом.

– А этот очень маленький?

– Нормальный ребенок.

– Но маленький?

– Пожалуй, немножко маленький. Но маленькие часто покрепче больших будут. Только представьте себе, фрау Гитлер, – на будущий год в это время он уже будет учиться ходить. Разве не приятно об этом думать?

Она ничего не ответила.

– А через два года, наверное, будет болтать без умолку и сводить вас с ума своим лепетом. Вы уже выбрали для него имя?

– Имя?

– Ну да.

– Нет. Пока не знаю. Кажется, мой муж говорил, что, если будет мальчик, мы назовем его Адольфусом.

– Значит, Адольф.

– Да. Моему мужу нравится имя Адольф, потому что оно чем-то напоминает ему его собственное имя. Моего мужа зовут Алоиз.

– Вот и замечательно.

– Нет! – вскричала она, оторвав голову от подушки. – То же самое у меня спрашивали, когда родился Отто! Значит, он умрет! Нужно сейчас же окрестить его!

– Ну, ну, – проговорил врач, осторожно беря ее за плечи. – Вы не правы. Уверяю вас. Просто я любопытный старик, вот и все. Люблю поговорить об именах. Думаю, Адольфус – очень хорошее имя. Одно из моих любимых. Смотрите-ка – вон его несут.

Жена хозяина гостиницы, прижимая ребенка к своей огромной груди, проплыла по палате и приблизилась к кровати.

– Вот он, красавец! – улыбаясь лучезарной улыбкой, сказала она. – Хотите подержать его, моя дорогая? Положить его рядом с вами?

– Он хорошо закутан? – спросил врач. – Здесь очень холодно.

– Конечно, хорошо.

Ребенок был плотно закутан белой шерстяной шалью, из которой высовывалась только крошечная розовая головка. Жена хозяина гостиницы бережно положила его на кровать рядом с матерью.

– Ну вот, – сказала она. – Теперь можете лежать себе и вдоволь им любоваться.

– По-моему, он вам понравится, – улыбаясь, произнес врач. – Прекрасный ребенок.

– Да у него просто чудесные ручки! – воскликнула жена хозяина гостиницы. – Какие длинные изящные пальчики!

Мать лежала не шелохнувшись. Она даже голову не повернула, чтобы посмотреть на ребенка.

– Ну же! – громко сказала жена хозяина гостиницы. – Он вас не укусит!

– Боюсь смотреть. Не могу поверить, что у меня еще один ребенок и с ним все в порядке.

– Не будьте же вы такой глупой.

Мать медленно повернула голову и посмотрела на маленькое безмятежное лицо ребенка, лежавшего рядом с ней на подушке.

– Это мой ребенок?

– Ну конечно.

– О... о... да он красивый.

Врач отвернулся и, подойдя к столу, начал складывать свои вещи в чемоданчик. Мать лежала на кровати и, глядя на ребенка, улыбалась, касалась его пальцами и что-то бормотала от удовольствия.

– Привет, Адольфус, – шептала она. – Привет, мой маленький Адольф...

– Тсс! – сказала жена хозяина гостиницы. – Слышите? Кажется, идет ваш муж.

Врач подошел к двери, открыл ее и выглянул в коридор.

– Герр Гитлер!

– Да.

– Входите, пожалуйста.

Небольшого роста человек в темно-зеленой форменной одежде тихо вошел в комнату и огляделся.

– Поздравляю вас, – сказал врач. – У вас сын.

У мужчины были огромные бакенбарды, тщательно подстриженные на манер императора Франца-Иосифа, и от него сильно пахло пивом.

– Сын?

– Да.

– И как он?

– Отлично. Как и ваша жена.

– Хорошо.

Отец повернулся и с надменным видом прошествовал к кровати, на которой лежала его жена.

– Ну-с, Клара, – проговорил он. – Как дела?

Он нагнулся, чтобы посмотреть на ребенка. Потом нагнулся еще ниже. Дергаясь всем телом, он нагибался все ниже и ниже, пока лицо его не оказалось примерно в дюжине дюймов от головки ребенка. Свесив голову с подушки, жена смотрела на него. Во взгляде ее была мольба.

– У малыша просто замечательные легкие, – заявила жена хозяина гостиницы. – Послушали бы вы, как он кричал, едва только появился на свет.

– Но Клара...

– Что такое, дорогой?

– Этот даже меньше, чем Отто!

Врач быстро шагнул к кровати.

– Ничего необычного в ребенке нет, – возразил он.

Муж медленно выпрямился, отвернулся от кровати и посмотрел на врача.