— Как ты думаешь, — начал Дэн, — мне нужна психотерапия?

— Нужна, — подумав, сказала Туу-Тикки. — Но, к сожалению, невозможна. Может быть, в твоем мире через несколько лет появятся психологи, способные работать с разумными киборгами, но тут их не точно.

— Да уж, — Дэн закинул руки за голову. — Взрослое тело, взрослый опыт, эмоции ребенка и травмы, которые вовсе не травмы. Отсутствие значимого взрослого и все такое…

— Да. Схожие проблемы есть у сирот с рождения, которые подвергаются с ранних лет сексуальной эксплуатации, но у специалистов в этой стране нет опыта работы с такими детьми. Тем более когда они уже взрослые.

— Знаешь, — сказал Дэн, — сексуальная эксплуатация — не самое тяжелое в моем опыте, поверь.

И тут же приподнялся на локте, посмотрев на замершую Туу-Тикки.

— Я что-то не то сказал?

— Я мало знаю вещей более мерзких, чем сексуальное насилие по отношению к детям, — тихо сказала она.

— На мне все быстро заживает, — осторожно произнес Дэн. — Когда меня выставляли в открытый шлюз без скафандра, чтобы проверить, сколько я выдержу; когда месяцами держали на пайке в сорок-пятьдесят процентов от нормы и гоняли в хвост и в гриву; когда врач отказывался оказывать хотя бы минимальную помощь и говорил, что на киборге все заживет, как на крысе; когда меня на восемь часов заперли в морозильнике — это было хуже. Когда я уже осознал себя разумным, а ко мне относились как к вещи — вот это было по-настоящему тяжело. И совершенно неважно, что мне при этом приказывали — драться с отключенными имплантами против пятерых наемников или удовлетворять их сексуально. После второго я восстанавливался быстрее.

— Ну да, — печально согласилась Туу-Тикки. — И то, и то — эксплуатация твоего тела без жалости и сострадания.

— Я тебя огорчил, — сказал Дэн. — Прости. Но сострадание к киборгу — это даже звучит смешно.

Туу-Тикки тяжело вздохнула. Взяла Дэна за руку.

— В твоем мире, — сказала она, — «триада серийного убийцы» должна быть квадрой.

— Что такое «триада серийного убийцы»? — с интересом спросил Дэн.

— Признаки, которые обычно присутствуют в детстве людей, которые, выросши, становятся серийными убийцами. Энурез, поджоги, жестокость к животным. В твоем мире к ней стоит добавить жестокость к киборгам.

Дэн задумался.

— Да, — согласился он. — В этом смысле киборги, наверное, опасны.

— Очень. К киборгам относятся как к вещи, и очень легко перенести это отношение и на других людей, — она снова вздохнула. — Все это на самом деле новый виток рабовладения.

— Примерно это и говорил Ржавый Волк, — согласился Дэн. — Но он кончился. Благодаря Эшу или нет — не знаю. Я все-таки сильно тебя огорчил.

— Не ты, — поправила Туу-Тикки. — Твоя история. Но я понимаю, почему сексуальную эксплуатацию ты не считаешь чем-то выделяющимся. И понимаю, почему обычных детей она ломает гораздо сильнее.

— Люди занимаются сексом с детьми? — чувствуя, как по спине проходит дрожь, спросил Дэн. — Я подумал, что про сирот — это какая-то древняя история.

— Не такая уж древняя. Да, люди занимаются сексом с детьми против их воли, зачастую — с собственными детьми. И чем ближе насильник к ребенку, тем большую травму этот наносит.

— И что, люди считают это нормой? — с ужасом спросил Дэн.

— Нет, это преступление. Но это все равно происходит.

— Теперь я понимаю, почему Грен так не любит людей, — пробормотал Дэн. — Дети же такие хрупкие. Слабые.

Он отложил книгу, сел и обнял Туу-Тикки. Кожа у нее была холодной, несмотря на теплый вечер.

— Тебе приходилось сталкиваться с такими детьми? — спросил Дэн.

Туу-Тикки грустно усмехнулась.

— Солнышко, я сама такой ребенок.

Дэн постарался дышать ровно, чувствуя разливающуюся по венам ярость.

— Я хочу его убить, — очень спокойно сказал он.

— Он давно умер, — махнула рукой Туу-Тикки. — И для меня все это в прошлом. Просто… грустно. Я не могу помочь всем. И от этого больно. А еще я не умею проклинать.

— Как Эшу?

— Да. Как Эшу.

— А он может?

— Так — нет. Мы с ним когда-то обсуждали эту проблему. Насилие, в том числе сексуальное, в том числе по отношению к детям — это что-то основополагающее в рамках Фазы. Правда, только для людей. Даже леди Наари ничего не смогла сделать, а она пыталась.

Они замерли в молчании.

— Можно как-то определить такого взрослого-насильника?

— Нет, — покачала головой Туу-Тикки.

— Жаль.

— Ну то есть можно — если ребенок обратится за помощью. Но навскидку, в толпе — никогда.

— Кажется, я никогда не захочу попробовать секс, — тихо сказал Дэн.

— Насилие — это не о сексе, это о власти, — объяснила Туу-Тикки.

— Пожалуй, — подумав, согласился Дэн. — Как же все сложно… Я иногда думаю, что понимаю людей, а потом раз — и вижу, что не понимаю их совсем.

— Люди и сами зачастую друг друга не понимают. Пойдем в дом, я что-то замезла.

Дэн глянул вниз, увидел, что босые ноги Туу-Тикки перепачканы мокрой землей и легко поднял ее на руки.

— Отнесу тебя в ванную, — сказал он. — А потом ты сделаешь мне и себе успокаивающий сбор.

Ранчо «Белый Ветер» оказалось всего в восьми километрах от дома. По дороге Туу-Тикки рассказывала:

— Тут на самом деле даже еще ближе, если напрямую, тропинками, ну вот как Тая ездит. По дороге приходится делать крюк.

Сейчас они ехали над самым берегом океана. Потом Туу-Тикки свернула налево, в холмы. Дэн запоминал дорогу. Он еще не решил, будет ли работать на ранчо, но ему уже нравилось, что по пути от дома до него им не встретилось ни одного строения. Дом был на самой окраине города, и это Дэну тоже нравилось.

Новые, необычные запахи Дэн уловил за полкилометра. Ранчо пахло. Не неприятно, да Дэн и не делил запахи на приятные и неприятные, только на опасные и нейтральные. Ну, почти не делил. Туу-Тикки остановила машину у ворот с прибитым над ними рогатым черепом, толкнула створку и вошла. Дэн последовал за ней.

Лошадей он увидел и учуял сразу. Здоровенные черные звери ходили внутри ограды из деревянных брусьев по кругу. Одного водил высокий сутуловатый худой мужчина в голубой джинсе, другого — еще более высокая плечистая девушка в оранжевой футболке и зеленом комбинезоне.

— Лус, привет! — крикнула Туу-Тикки.

— Привет, Натали! — отозвался мужчина. — Вы идите пока в конюшню, я скоро подойду.

— Натали? — тихо спросил Дэн, пока Туу-Тикки вела его к приземистому длинному строению под новой металлической крышей, ослепительно блестевшей на солнце.

— Это мое официальное имя, — объяснила она.

Дэн вспомнил Туу-Тикки из книжки, которая грела сок и слепила снежную лошадь, и покачал головой.

— Ты больше похожа на муми-маму, — сообщил он. — А где лошади? — он оглядел пустую конюшню.

— На выгоне, — сказала Туу-Тикки. — Лето, тепло, дождей нет. Их только на ночь загоняют, но мы же днем приехали.

В конюшне пахло каким-то зерном, навозом, соломой, мочой, пóтом. Запах отличался и от запаха выделений людей, и от запаха выделений кошек. Дэн рассматривал высокие загородки, решетчатые стенки, отделяющие одно помещение от другого, ящики с остатками зерна, блестящие нержавеющей сталью автоматические поилки.

— Привет, Гарри, — сказала Туу-Тикки старику, чинившему задвижку на одной из загородок.

— А, миссис Шук! День добрый, — ответил сморщенный старик с коричневой кожей и белыми волосами. — Покататься приехали? Кого привели?

— Детеныша, — сказала Туу-Тикки. Правда, Дэну показалось, что было произнесено какое-то другое слово. — Может, будет с вами работать.

— Любишь лошадок, парень? — старик протянул Дэну крупную мозолистую ладонь. Дэн пожал ее. — Я Гарри.

— Дэн. Приятно познакомиться.

Старик ему скорее понравился.

Туу-Тикки провела Дэна сквозь конюшню к большому огороженному полю, по которому ходило двенадцать черных лошадей — все с длинными гривами, с шерстью над копытами, с волнистыми хвостами. Одновременно с ними к ограде подошел Лус, ведя за собой на веревке еще одну черную лошадь. Лошадь прихватила Туу-Тикки губами за плечо. Дэн напрягся, но Туу-Тикки улыбнулась, погладила лошадь по морде и протянула ей на открытой ладони кусочек сахара. Лошадь немедленно захрустела.