– Я знаю, – ответил я.

Она улыбнулась и легонько ткнула меня в ногу.

– И не обращай внимания на Николаса, ладно? Я его конечно, люблю до ужаса, но иногда он просто идиот.

Я чуть заметно улыбнулся.

– Ага, вот теперь узнаю своего братишку! – Она взлохматила мне волосы. – Ну что, может, проедемся по магазинам? Будет весело.

Мы сели в машину Лекс и отправились в город, покупать мне все необходимое. Оказалось, что наши с Лекс понятия о «необходимом» сильно отличаются. Несколько часов мы ходили из одного магазина в другой, скупая одежду, туалетные принадлежности, обувь, мобильный телефон, ноутбук, – и за все платила блестящая платиновая кредитка, которую Лекс извлекала из бумажника. Если мне что-то нравилось, она покупала в двух экземплярах, даже не глядя на ценники. Удивляться было нечему – после их дома и роскошного BMW Лекс, – и все же в этом было что-то почти сказочное: взмахнула кусочком пластика – и вот тебе все, чего душа пожелает.

– В понедельник поедем в банк и заведем тебе собственную карту, – сказала она, когда мы уселись за поздний обед. – У нас у всех есть карты, привязанные к семейному счету. На случай, если срочно понадобятся деньги.

Похоже, «срочно понадобятся» мы тоже понимали по-разному. Для меня это означало, что денег не хватает на автобус, когда позарез нужно смыться из города. А для нее – что она увидела на витрине какую-нибудь блестящую штучку, и ей захотелось ее купить.

Ее определение мне нравилось больше.

– Всегда обожала этот цвет на тебе, – сказала Лекс и провела ладонью по рукаву новенькой голубой рубашки, что была на мне надета. Я поглядел на рубашку. Я всегда понимал, каково жить без денег: когда растешь в бедности, это въедается в тебя до мозга костей. А по этим вещам, которые Лекс совала мне для примерки, по этой рубашке из тонкого хлопка я начинал смутно представлять, какой бывает жизнь, когда деньги есть. Оказывается, легко держаться прямо и уверенно занимать место в пространстве, когда на тебе все чистое, мягкое и дорогое. – От него у тебя глаза делаются почти зелеными.

Ее лицо, когда она мне улыбалась, сияло такой теплотой и лаской, что я почувствовал, как что-то шевельнулось в груди. Это спящее мертвым сном сердце дрогнуло, пытаясь проснуться.

– Я сейчас, – сказал я и вышел в туалет. Что-то я без конца в туалетах прячусь. Я вымыл руки и долго смотрел на себя в зеркало, пока лицо не утратило знакомые очертания и не распалось на отдельные формы и линии. Я поморгал и несколько раз глубоко вздохнул. Формы и линии опять соединились в лицо.

Когда я вернулся за столик, Лекс запивала таблетки бокалом вина, которое заказала к обеду. Заметив меня, она чуть повела плечом.

– Голова болит, – сказала она и сунула пузырек обратно в сумочку. – Ты готов?

Я кивнул. Еще один взмах волшебной карточки – и обед оплачен, и мы вышли из ресторана.

– Ну вот, – сказала Лекс, когда мы снова садились в машину, – кажется, все купили, что нужно? Должна сказать, шопинг мне нравится куда больше лекций.

– А ты должна быть на лекциях? – спросил я.

– Да! Я неудачница, которая к двадцати четырем годам до сих пор не окончила колледж. – Она улыбнулась, но в уголках ее рта таилась горечь. – Я никогда не была примерной студенткой.

– Это, наверное, из-за меня, да? – спросил я и повернул кондиционер, чтобы не дуло прямо на меня.

– Ну что ты, – сказала она. – Только из-за меня самой. Но я уже исправляюсь и в следующем семестре получу диплом. И свое жилье у меня уже есть, в Сенчури-Сити. Конура, зато своя.

– А-а, – сказал я. – А я думал, ты живешь…

Она покачала головой.

– Нет, я только временно переселилась в свою прежнюю комнату. Мы с Патриком решили, что будет лучше для всех, если я побуду там, пока ты не обживешься.

Я вдруг занервничал. Что значит – «пока не обживешься»? Если Лекс уедет, я останусь в этом доме, можно сказать, один на один с Джессикой и Николасом – с теми, с кем я в этой семье чувствовал себя особенно неуверенно.

Если, конечно, решу остаться.

– А это надолго? – спросил я.

Она бросила на меня быстрый взгляд и улыбнулась.

– Не волнуйся, ты от меня еще не скоро избавишься. Мы даже няню Миа отпустили, раз я все равно дома.

Я не сразу, но улыбнулся ей в ответ.

По пути обратно в Хидден-Хиллз Лекс остановилась у «Старбакса». Заднее сиденье ее машины, в остальном содержавшейся в относительном порядке, было завалено использованными картонными стаканчиками, и, припарковавшись, она сняла еще один пустой стаканчик с подставки и бросила в общую кучу.

Я вошел за ней в кафе и в который уже раз удивленно поежился под струей холодного воздуха, ударившей в меня с порога. Похоже, в Южной Калифорнии зиму делают вручную. Лекс встала в очередь, достала из сумочки телефон и тут же начала набирать сообщение. Я с изумлением смотрел, как быстро мелькают ее большие пальцы. До сих пор у меня никогда не было смартфона, только дрянные «раскладушки» без абонентской платы, и те долго не тянули, потому что я не мог долго платить.

Пока Лекс была занята, я стал разглядывать кафе. Вот где не ощущалось никакой разницы с моей прежней жизнью. «Старбакс» – он и есть «Старбакс», будь ты хоть бездомным в Канаде, хоть богатым тинейджером в Калифорнии. Как ни странно, это несколько успокаивало. Но и раздражало одновременно. Как будто мне хотят напомнить, кто я есть на самом деле.

Я полюбовался на ряд пирожных в витрине у кассы и стал разглядывать посетителей за столиками. Пожилой латиноамериканец с газетой, скорее всего, вдовец, просто зашел убить время. Скучающего вида белая женщина в штанах для йоги и дорогих темных очках – мамаша, вынужденно сидящая дома с ребенком, – разговаривала по телефону, пока ее двухлетка обкусывал маффин. Девушка-азиатка, чуть помладше меня, что-то печатала в ноутбуке, сидя в кожаном кресле у стены и подогнув ноги под себя каким-то ужасно неудобным с виду способом. Я задержался на ней взглядом чуть дольше, чем на других, стараясь вычислить, кто она такая, – я это механически проделываю со всеми подряд, – и, конечно же, она подняла голову и заметила, что я смотрю. Я тут же отвел взгляд.

– Хочешь чего-нибудь, Дэнни? – спросила Лекс.

Я покачал головой. Лекс сделала заказ и протянула кредитку. Я перебирал музыкальные диски у кассы, пока Лекс ждала свой кофе, но невольно мой взгляд снова упал на девушку в кресле.

И снова она подняла глаза и снова заметила. Вот гадство. Я отвернулся. Но, когда мои глаза сами собой повернулись к ней в третий раз, девушка все еще смотрела на меня.

Она скосила глаза к носу.

Я рассмеялся.

Только через секунду до меня дошло, что это за звук. Рот сам собой захлопнулся. Девушка усмехалась.

– Что тут такого смешного? – спросила Лекс, когда бариста протянул ей латте.

– Ничего, – ответил я.

Выходя из кафе, я оглянулся, но девушка уже снова ушла в свой ноутбук.

В этот вечер Патрик приехал к ужину. Джессики дома не было. Никто, кроме Миа, не выказывал ни беспокойства, ни любопытства по поводу ее отсутствия, и, когда Лекс уговорила Патрика остаться ночевать и все разошлись по спальням, ее все еще не было. Если бы я ожидал, что, став Дэниелом Тейтом, обрету более любящую и заботливую мать, чем та, что вырастила меня, то был бы разочарован, но теперь чувствовал только облегчение. На Лекс-то я мог играть, как на скрипке, а вот Джессика меня беспокоила. Я ее не понимал. Я вообще не очень-то хорошо умею ладить с матерями.

Когда все легли спать, я сидел на полу в комнате Дэнни, разложив перед собой все, что Лекс мне накупила утром. Тут было все, что нужно, чтобы с хорошими шансами попытаться смыться отсюда. Одежда, в том числе и новая куртка, достаточно теплая даже для Ванкувера, несколько пар хорошей обуви на выбор. Ноутбук и смартфон – за них отстегнут толстую пачку наличных в любом ломбарде. Паспорт на имя Дэниела Тейта с моей фотографией. Если поворачиваться пошустрей, чтобы успеть долететь до Канады, пока Тейты меня хватятся и поднимут тревогу, с этим паспортом вполне можно пересечь границу.