− Откуда они взялись, я и сам не знаю, − честно ответил колдун. − А вот напользоваться ими ты так умудрилась, что я тебя едва от смерти спас.

− Это еще кто кого спас?! − искренне возмутилась я.

− Если бы ты не возжелала познакомиться поближе с милейшими обитателями Пасти, твои услуги мне бы не понадобились! − отрезал колдун.

− Я?! − я даже опешила от таких нахальных обвинений, не зная, чем крыть. − Да я!.. Я ж… просто… хотела ее изучить! − Сначала я подумывала объяснить Эдвину, что решилась наведаться к Пасти, дабы оправдать его бессовестное и неблагодарное чародейшество, подло обвиненное в попытке самоубийства через организацию апокалипсиса, но решила не тешить его самолюбие своей бескорыстной заботой о его благополучии и выдала то, что выдала. В конце концов, от Луцифарио он и так уже слышал данную версию развития событий. Не хватало еще мне самой унижаться до сентиментальных объяснений.

− Ну и как? Много наизучала? − с издевкой поинтересовался колдун.

− Много! − обиженно буркнула я, демонстративно скрестив на груди руки и занявшись разглядыванием витража.

− Этот разлом реагирует на мою магию. И на твою, само собой, тоже, − спокойно произнес Эдвин после некоторого молчания. Я удивленно приподняла брови, тут же сменив гнев на милость, и приступила к удовлетворению разыгравшегося любопытства путем заинтересованного выслушивания. − Он активизируется, если чует поблизости мою магию. Сколько я ни пытался его изучить, практически ничего не получилось. Белые маги могут с него хоть пробы снимать, ковыряясь в щупальцах лабораторными приборами, а мне даже близко не подойти. С тобой произошло то же самое. Ты попыталась познать его сущность, воспользовавшись магическими способностями, но лишь привлекла его внимание. Повелась, как мышь на приманку в мышеловке, не упустившей шанс захлопнуться. Я оскорбленно задрала нос в знак протеста. Видимо сие телодвижение было воспринято правильно, ибо колдун сбавил пыл и примирительно сказал:

− Я знаю, ты хотела помочь и не могла знать о том, как Пасть на тебя отреагирует. Спасибо. Ты первая, кто поверил в мою невиновность…

− А ты правда невиновен? − тут же подхватила я.

− Я. Тебе. Еще. Вчера. Говорил… − колдун медленно (видимо, чтобы наверняка усвоилось) отчеканивал каждое слово, пытаясь испепелить меня взглядом. Однако я оказалась значительно жароустойчивее и гораздо понятливее, чем он ожидал и, так и не дав закончить, прервала его декламирование:

− Все-все! Я поняла. Вопрос снимается, − я примирительно развела руками, почувствовав себя настоящей волшебницей при виде того, как остывает пыл колдуна вслед за моими движениями. Кстати, о волшебстве: − А ты не мог бы научить меня пользоваться моими способностями? − невинно поинтересовалась я.

− А Белые маги тебя разве не научили? − взялся за старое колдун, по привычке съязвив и тут же приступив к заглаживанию вины: − Колдовать совсем не сложно. Главное понять суть того, что ты делаешь. Пока что, как я заметил, ты действуешь только интуитивно. М-м-м… Попробую объяснить, − Эдвин, призадумался, поизучал потолок, но, так и не найдя там подсказок, начал вводить меня в курс дела самостоятельно, тщательно подбирая каждое слово и, соответственно, тратя на сии манипуляции немало времени, чем подвергал мое терпение жестокому испытанию. − Знаешь… любое колдовство меняет суть мира, вторгаясь в процесс взаимодействия составляющих его мельчайших частиц. Белые маги делают это с помощью заклинаний, которые по-особому воздействуют на материю. Я же могу изменять составляющие мира одним лишь волевым усилием, используя так называемую стихийную магию. Когда-то все маги чародействовали именно так. Но для этого нужен был не только талант, но десятки, сотни лет кропотливой работы над развитием своих способностей, над собой. А маги со временем трудились все меньше и меньше, ведь проще было воспользоваться тем опытом, что щедро предоставляли им предшественники. И в конце концов, вечные поиски и совершенствование сменились шаблонами и правилами. Неповторимый поток магической силы, меняющей материю, уступил место стандартным заклинаниям, выверенными тычками воздействующими на ткань мира. Чародеи написали кучу книг и трактатов, вывели множество законов колдовства и его влияния на мир. Заучили это все. Заставили (да и сейчас заставляют) заучивать своих учеников. И напрочь забыли о возможности творить, создавать, изменять, совершенствовать, не ограничивая и не сковывая себя жесткими рамками правил, − Эдвин, говоривший очень эмоционально, вздохнул. − Естественно, чтобы это произошло, понадобилось истечь не одному тысячелетию и смениться не одному поколению чародеев. Но самые могущественные Белые маги современности − лишь жалкое подобие магов древности… − с печальной ностальгией в голосе произнес колдун.

− Понимаю, − задумчиво отозвалась я.

− Я потратил много времени, чтобы научиться колдовать стихийно, без правил и ограничений, − продолжал колдун. − Но мне не удалось скрыть свои первые успехи от вездесущих Белых магов. В итоге меня убедительно попросили, − он язвительно усмехнулся после этой фразы, − отречься от того, чему я научился, отказаться от неведомых им самим возможностей. На что я ответил, − Эдвин вновь усмехнулся, ядовито процедив: − вежливым отказом. После чего и оказался вне закона, − будничным тоном подытожил он. − Тогда Белые маги еще ни во что не ставили меня. Им казалось, что одинокий самоучка-бунтарь − не чета почитаемым чародеям. И, как ты понимаешь, они ошиблись, − колдун удовлетворенно улыбнулся, расслабленно обмякнув в кресле.

− А почему они назвали тебя черным колдуном? − полюбопытствовала я.

− Черным… − задумчиво протянул Эдвин. − Я тоже часто задавался этим вопросом. Мне кажется, они хотели, чтобы все вокруг меня боялись. Людям свойственно бояться всего, что связано с тьмой. Ведь то, что она скрывает трудно познать и разглядеть. А неизвестное пугает… − зловеще протянул он, неотрывно глядя мне в глаза. Я же пугаться и не подумала, только игриво усмехнулась в ответ. И заметила, как уголки губ колдуна дрогнули в несмелой улыбке. − Хотя, − философски произнес он, − мне даже нравится, как меня называют. − Он выдержал паузу и проговорил заупокойным голосом: − Черный колдун. − А потом рассмеялся и добавил: − Зато боятся. Ну, и уважают иногда. Когда припугну, как следует. Ах, да! − вдруг спохватился он. − Ты же хотела научиться использовать свои способности. Так?

− Так, − тут же кивнула я, не сумев спрятать неуемного воодушевления в голосе.

− Тогда смотри! − Энтузиазмом так и просиявший колдун еще и со мной мог бы поделиться! Он схватил салфетку, небрежно скомкал ее и засунул в стоящий рядом стакан. − Главное − представлять конечный результат и стремиться к нему, − увлеченно пояснил чародей. − И все время держать желаемый образ в сознании, не упускать его…

Эдвин поставил стакан перед собой и сурово уставился на него, словно на партизана во время допроса. Я искренне посочувствовала ни в чем не повинной посудине. Кажется, от такого взгляда можно выложить все адреса и явки даже будучи стеклянной утварью. После таких размышлений я, в общем-то, не особо удивилась, заметив, как зашевелилась, изворачиваясь и меняя форму салфетка, закручиваясь у основания в тонкий стебелек, нежными лепестками вытягивая в стороны края и уголки, из сердцевины выпуская пыльчатые тычинки, как дрогнул, изгибаясь, стакан, стройнея и преображаясь на глазах. Спустя мгновения на столе перед колдуном стояла узкая и высокая хрустальная ваза с изящной белой лилией.

Эдвин быстрым движением взял цветок за стебелек, и, в одно мгновение очутившись возле меня, с галантным поклоном протянул его.

− Спасибо, − слегка засмущавшись произнесла я, принимая подарок.

− Теперь ты попробуй, − предложил Эдвин, видать, всерьез возложивший на себя тяжкое учительское бремя. − Попробуй преобразовать что-то имеющееся в наличии во что-то воображаемое.

Я огляделась. Чистые салфетки находились довольно далеко от меня. Тянуться за ними я поленилась, а попросить чародея подать их постеснялась, посему совершила самое глупое из того, что могла бы: уложила лилию себе на тарелку и, собрав во взгляде всю суровость и грозно сдвинув брови, уставилась на нее в безуспешной попытке преобразования.