— А что же король? — осторожно спросил Гренгуар.

— Его величество повел себя весьма великодушно. Сказал, что помнит меня еще с того бала в честь победы над испанцами. И обижать вдову де Бриссак никому не позволит. Я думаю, не обошлось без участия Рене, то есть капитана Монферана, — закончила Жаклин с улыбкой.

Пьер мысленно отметил «Рене», прозвучавшее из ее уст. Стало быть, их отношения уже вполне дружеские. И, пожалуй, он даже рад этому. Вслух же он мрачно пробормотал:

— Достойные отпрыски своего отца, ничего не скажешь. Мерзкая семейка. Но, во всем этом есть и светлый момент. Теперь ты, наконец, свободна. И вольна строить свою жизнь так, как сама захочешь. Появился шанс встретить человека, с которым ты сможешь узнать истинную любовь и счастье. Ты заслуживаешь этого, как никто другой …

— Молчи, — внезапно прервала его графиня и отвернулась. Пьеру показалось для того, чтобы скрыть слезы. Тоска, прозвучавшая в этом ее восклицании, болью сдавила сердце Гренгуара. — Неужели ты не понял, — продолжила она после паузы, — что единственный человек, способный дать мне все это, сидит сейчас рядом и болтает всякий вздор.

— Жаклин, прости, — виновато вздохнул Пьер, склонившись над ее руками и с жаром целуя каждую. — Прости, я дурак. Вместо того, чтобы коленопреклоненно благодарить за твое благородство, сделавшее меня счастливым, я лишь мучаю тебя.

— Как ты сказал? Мое благородство? — нахмурившись переспросила графиня. — Неужели Рене …

— Рене ничего не сказал мне, — горячо уверял ее Пьер. — Он сдержал данное тебе обещание. Это Мари…

— Значит она все поняла, твоя Мари, — задумчиво произнесла Жаклин. — Ну что же, ничего удивительного. Влюбленная женщина становится прозорливой. А ты действительно счастлив?

— Да, — Гренгуар поднял на нее глаза. Он был слегка смущен, отвечая. — Очень счастлив.

— Значит, все было не напрасно, — на лице Жаклин мелькнула немного печальная улыбка. — Ты изменился с тех пор, как мы расстались. Исчезла неприкаянность, какая-то угловатость и то самое отчаяние, что толкнуло тебя ко мне. Теперь ты будто светишься изнутри. А стало быть, обрел свою любовь. Твоя Мари обладает спокойным достоинством и неким внутренним стержнем, который не позволяет ей согнуться перед обстоятельствами. Иными словами, она прекрасная подруга для человека благородного.

— Благородный это ты обо мне? — криво усмехнулся Гренгуар. — Впрочем, конечно, Принц парижских улиц, беспризорник, никогда не знавший своих родителей.

— Пьер, я ведь не шучу. Когда у тебя за спиной тридцать поколений благородных предков, волей-неволей научишься чувствовать кровь в ком угодно. Один из твоих родителей, несомненно, был знатного происхождения. Можно только гадать, но скорее всего это была печальная история мезальянса. Теперь эта тайна уже не выйдет наружу.

— Чего только не узнаешь о себе, — пробормотал Гренгуар, слегка озадаченный ее словами. — Но только все это уже не имеет значения. Жизнь моя сложилась так, как сложилась. И ничего не изменить.

— Не изменить, — согласилась Жаклин. — И все же, если ты будешь знать, что в тебе течет благородная кровь, это не даст тебе согнуться в сложных обстоятельствах жизни.

— Что ж, может быть ты и права, моя прекрасная Пифия, — Пьер тихонько сжал ее пальцы. — А о своем будущем можешь мне рассказать? Что ты намерена делать теперь, когда стала свободной?

— Есть кое-какие мысли. Прежде всего, хочу заняться наследием Дианы де Круа, первой жены Бриссака. Если помнишь, я говорила тебе о ее прекрасной музыке. Я хочу собрать все. И действительно обессмертить ее имя. Потому что прекрасное остается в человеческой памяти . Хотя, ужасное тоже, к сожалению. Мы помним имена кровавых тиранов и маньяков, вместо того, чтобы предать их забвению во веки веков. Но помним и творцов, что подарили нам минуты красоты. Я соберу музыкантов, буду устраивать вечера, где они будут играть чудесные произведения, слушая которые люди будут грустить и улыбаться, становиться чуточку лучше. И каждый унесет в своем сердце память о светлом образе Дианы да Круа. Это и обессмертит ее имя. А еще хочу создать школу для девочек и женщин на основании той, что сделала мадам Ирэн. Я восхищаюсь ею и буду помогать. В этой школе девочки будут учиться мастерству дорогого рукоделия. А также письму и чтению. Чтобы они имели в руках профессию и в случае чего могли прокормить и себя и своих детей. Чтобы не кидались замуж за первого встречного, панически боясь остаться одной и умереть с голоду. Муж это не панацея. Он может умереть, заболеть, его могут забрать в солдаты. В конце концов может оказаться просто скотиной. А женщина при этом не должна быть обречена на смерть. Или на какое-то обязательное новое замужество. Хоть за последнего подонка. И еще при этой школе будет приют для женщин, испытавших семейное насилие. Они должны знать, что есть на земле место, где их приютят и защитят, как могут. Так я смогу принести настоящую пользу. И думаю, здесь пригодится мой печальный жизненный опыт и мои скромные теперь средства, — закончила с воодушевлением свои планы графиня.

— Жаклин, душа мятежная, — произнес Пьер, глядя на подругу с нежностью и легкой печалью. — Прекрасная моя бунтарка. Ты не ищешь легких путей. Будешь всю жизнь идти самой трудной дорогой к одной лишь тебе видимой прекрасной цели, пока не упадешь на пути. Но не сдашься. Никогда не сдашься.

Домой Гренгуар попал уже ближе к вечеру. Рассеянно поцеловал выбежавшую навстречу жену. В ответ на ее взволнованные расспросы, сказал лишь: «Все хорошо. Потом расскажу подробнее». Однако «потом» все не наступало. И за ужином Мари имела удовольствие наблюдать, как муж без аппетита ковыряет в тарелке еду, а мысли его при этом витают где-то совсем уж далеко. В конце концов, нужно возвратить его на грешную землю.

— Тео заходил, — как можно более спокойным и равнодушным тоном сообщила Мари.

— Чего хотел? — вяло поинтересовался Пьер. — Я вообще-то предупреждал его, что меня не будет сегодня.

— А он не к тебе заходил.

— А-а, — равнодушно протянул Гренгуар. Потом вдруг слегка поперхнулся и поднял взгляд на жену. — То есть, как не ко мне?

— А вот так, — усмехнулась Мари. — Ко мне он заходил. По делу.

— Какому такому делу? — Пьер почувствовал укол ревности. — У вас что, от меня уже секреты завелись?

— Ну у тебя же от меня завелись, — Мари невозмутимо направилась к выходу.

— А ну стой, женщина, — Гренгуар вскочил из-за стола.

— Догони сначала, — весело закричала супруга.

— Ах, так, значит, — Пьер понесся за ней по лестницам. Оба с громким хохотом вломились в спальню и свалились на кровать.

— А ну признавайся во всем, дражайшая супруга, — прорычал поэт, грозно нависая над ней. — Ты еще не знаешь, в гневе я страшен.

— Я все скажу, о муж и господин мой, — Мари изобразила притворный испуг. — Письмо он просил к Ирэн, чтобы помочь Эжени.

— Что ж, Тео всегда Тео, — усмехнулся Пьер. — И это все?

— Не все. Еще я … его… поцеловала.

— О горе мне! Неверная жена! — театрально воскликнул Гренгуар и повалился рядом с ней на кровать.

— Не умирай, любимый мой супруг, — проворковала Мари, наклоняясь к нему. — Совсем невинный поцелуй.

— Невинный? — переспросил Пьер, приоткрыв один глаз.

— Абсолютно, — заверила его жена.

— Тогда прощаю. Но за него потребую не меньше тысячи.

— Хоть миллион, — засмеялась Мари. — Ну, а теперь слушаю тебя, — она удобно уселась в подушках.

— А я удостоен королевской милости. Стал практически придворным поэтом, — в тоне Гренгуара засквозила ирония. — Лизоблюдом королевским стал. — И он поведал все, что случилось с ним во дворце.

— Да не кори ты себя так, Пьер, — Мари успокаивающе провела рукой по кудрям мужа, устроившего голову у нее на коленях. — Ты сделал все, что мог для нас. Просто обстоятельства порой бывают слишком сложными. Кто знает, может это принесет тебе славу в веках. И в книгах последующих поколений будет записано: «Пьер Гренгуар — средневековый французский поэт и автор народных фарсов, один из «великих риториков». Создал много сатирических комедий и пародий на современные нравы».