И тут весьма кстати подвернулось дело о сутенерах и работорговцах, усугубленное тем фактом, что на галере Ахмета нашли похищенную дочь графа де Флориньи, одного из самых знатных вельмож Франции. Девочка предназначалась Ахметом в султанский гарем. Подобный беспредел привел короля в бешенство еще и потому, что открыл ему глаза на ближайшее окружение. Кто-то из них несомненно покровительствовал негодяям, и его нужно было вычислить. У короля имелись кое-какие догадки на этот счет. А теперь Людовику представилась возможность вылить на мерзавцев всю накопившуюся желчь, привлечь на их головы все возможные кары, чем он занялся весьма активно, лично допрашивая всех участников событий. Сегодня, как мы уже знаем, был черед Пьера Гренгуара. Последний чувствовал себя весьма неуютно в лабиринтах Лувра. Его угнетали огромные, пустые комнаты. От них веяло холодом. С каким удовольствием поэт сбежал бы отсюда на простор улиц или еще лучше к морю. Но, увы, сейчас, он не принадлежал себе. Его судьба и судьба Мари зависела от его таланта рассказчика. И Пьер развернул этот свой талант во всем блеске. Все пережитые им события он передавал ярко, образно, в лицах. Это было похоже на театр одного актера для единственного зрителя. Людовик действительно увлекся, слушал внимательно, а на лице его, сменяя друг друга, отражались эмоции от услышанного.
— Складно говоришь, — медленно произнес Людовик, когда рассказ был закончен. — Очень складно. Я словно сам там побывал. Однако кое-что не мешало бы уточнить. — Его величество сделал паузу. Весьма многозначительную паузу. — Ты забыл упомянуть причину твоей вражды с Традиво. Некую Мари Депре, из-за которой ты и был отправлен на галеры, не так ли? — Взгляд короля был тяжелым и пронизывающим, но не без любопытства: «А ну, как выкручиваться будешь?»
Пьер действительно исключил Мари из своего повествования. Для него она была образцом нежности и чистоты, но Гренгуар не мог не понимать, что далеко не каждый станет думать о его жене также. Для всех она была девушкой, с мягко говоря, сомнительным прошлым. И их женитьба могла быть воспринята, как своего рода пощечина установленным моральным устоям. Пьеру хотелось оградить доброе имя жены. Вышло нескладно. Но отступать он не собирался. Пусть даже с опасностью для жизни. Сердце Пьера отстукивало бешеный ритм, но голосу он умудрился придать твердость:
— Я вовсе не намеревался что-то скрывать о своего короля. В этом нет никакого смысла, ибо любому французу известно, что король Людовик знает все о каждом из своих подданных. — Так начал он речь в свою защиту. — В начале разговора ваше величество милостиво изволили проявить интерес к моему участию этой истории, и я без утайки поведал все, что связано именно со мной. Что же касается упомянутой Мари Депре, — здесь Гренгуар сделал паузу, чтобы вдохнуть и дальше уже броситься в атаку: была-не была, — осмелюсь напомнить вашему величеству, что теперь она мадам Гренгуар. И, как ее муж и единственный защитник, осмелюсь просить ваше величество явить свою великую милость и оградить ее от публичного участия в этом деле. Это может губительно сказаться на ее здоровье, ибо она еще не оправилась от пережитых потрясений. Вверяю наши судьбы в руки своего короля.
— А вы были правы, Рене, — усмехнулся Людовик, глядя на склоненную голову Пьера. — Он действительно отчаянный. Этот ответ будет более более рисковым, чем заговаривать зубы вооруженному пирату. Да и женитьба эта… Но я не Святейший Папа и не претендую на роль моралиста. Рисковый ты человек, Пьер Гренгуар. Такой мне и нужен. Читал я твой памфлет. Лихо написано. Убийственно просто. Мне требуется такой же, только про Папу. По силам тебе такое, поэт? — и король снова пронзил его тяжелым взглядом. Пьер выдержал этот взгляд, голос его звучал ровно, но ответ дался ему нелегко:
— Примерно через два месяца текст пьесы будет в руках вашего величества.
— И не позже, — глаза короля радостно заблестели. Необходимость подчиняться Папскому престолу сильно раздражала Людовика. Из-за этого порой не чувствуешь себя полноправным властелином Франции. И потому любая возможность хоть слегка досадить Папе надолго развеивала любую хандру. — Однако у нас остался еще один вопрос, — его величество вернулся к прерванному делу о работорговцах, — Бородавочник. Подобного мерзавца следует предать самому суровому наказанию. Ты знаешь, как его найти? — Людовик посмотрел на Пьера.
— К сожалению, нет, ваше величество, — Гренгуар был удручен.
— Есть один человек, — неожиданно в разговор вмешался Монферан. — Думаю, да нет, просто уверен, что он знает.
— И кто этот человек? — нетерпеливо воскликнул король. — Рене, не тяните.
— Небезызвестный вашему величеству Традиво.
— Подельник, — Людовик азартно потер руки. — Ну разумеется. Он ведь твой должник, верно, — король повернулся к Гренгуару.
— Мне он свой долг уже заплатил.— При звуке ненавистного имени в душе Пьера зашевелилась злоба. Однако он сумел овладеть собой. — Но он задолжал не только мне. Пускай расплачивается. Думаю, если его там прижать хорошо, можно будет узнать много интересного. Он не из храбрецов.
— Я думаю, он предпочтет долговую яму пыточной камере, — криво усмехнулся король. — На том и порешим. Ступай, Пьер Гренгуар. Я отпускаю тебя. И смотри, пьеса должна быть здесь через два месяца.
— Да, ваше величество, — Пьер поклонился.
— Ступай, — махнул рукой король. — А вы, Рене, останьтесь. Мне нужно переговорить с вами.
***
Тем временем Мари ждала мужа, и тревога не оставляла ее. Молодая женщина прислушивалась к каждому стуку, подолгу замирала у окна, вглядываясь в прохожих. Все спешат по своим делам. А Пьера все нет и нет.
До чего же мучительно оставаться вот так, в неизвестности. Аудиенция короля … чем она закончится для них обоих? Они ведь только-только начинали привыкать к своему счастью. Что если, оно оборвется, едва начавшись? Не нужно думать об этом. Мари прижала руку к груди и прошептала слова молитвы, прося о защите для себя и мужа. Ей стало чуть-чуть легче, но окончательно тревога не ушла. Внезапно раздался громкий стук дверного молотка.
— Наконец-то, — Мари ринулась к дверям. — Тео! — удивленно и слегка разочарованно воскликнула она, увидев входящего.
— Мадам, прошу прощения, — смущенно взглянул на нее Жженый. — Я, кажется, явился некстати.
— Ну что за глупости, — Мари улыбнулась, чтобы его ободрить. — Здесь вы всегда желанный гость. Идемте. Только Пьера, к сожалению, нет дома. Но вы можете подождать его. Вместе со мной.
— А я пришел не к капитану, — пробормотал Тео, следуя за хозяйкой в гостиную. — Я к вам.
— Ко мне? — удивленно переспросила Мари.
— К вам. Если, конечно, захотите выслушать меня.
— Ну на это, по крайней мере, вы всегда можете рассчитывать, — хозяйка дома ободряюще улыбнулась гостю, который все еще чувствовал себя неловко. — Люсиль, принеси, пожалуйста, пива для мсье Тео. И что-нибудь из закусок.
— Да, мадам.
— Не нужно, зачем вы? — запротестовал гость. — Лишние хлопоты. Я совсем не хочу есть.
— Милый Тео, — Мари успокаивающим жестом положила свою прохладную ладонь на руку мужчины, — давайте договоримся раз и навсегда: в семье Гренгуар вы родной человек. Родной, понимаете? И принимать вас здесь всегда будут по-королевски. — На этом слове она поморщилась. — По-дружески, лучше так. Вы должны чувствовать себя здесь, как на вашем «Страннике» в ясный день. Так что приступайте к трапезе. Вы поможете мне скоротать время ожидания. Ждать это так мучительно, — и женщина тяжело вздохнула.
— Он скоро вернется, вот увидите, — пробормотал Тео, сочувственно глядя на жену друга. — Там ведь мсье Монферан. Он хороший человек, понимает во всех этих придворных тонкостях. И при случае не даст нашему Пьеру попасть впросак. Уж поверьте мне.
— Я верю, конечно. Но что-то слишком уж долго. Однако вернемся к вашей просьбе. Признаться, я заинтригована.
— Дело собственно вот в чем. — Тео опустил глаза и слегка постучал пальцами по столу. — Вчера я зашел к мадемуазель Эжени, — Жженый отломил кусочек хлеба и принялся скатывать шарик из мякиша. По всему было видно, что разговор дается ему с трудом. — Принес ей костыль получше. Ее палка… это что-то ужасное, необработанное. Руки занозить можно. Ну и осмотрелся заодно, как она устроилась. Мадемуазель за палку уж так благодарила. Такая легкая, говорит. Ну и проводил я ее в лавку заодно, посмотреть, что там да как. Запущено все. Но если постараться, то все можно восстановить. Мадемуазель Эжени говорит, что вы были очень добры к ней. И непременно хочет долг отцовский вам выплатить.