Кружится. Еще как кружится... Слишком много ненужных мыслей. И тепла на талии.

Тори глубоко вдыхает, чуть встряхивает головой, от чего длинные волосы мягкой волной касаются немного согнутой руки парня.

А Кас смотрит в глаза, которые словно распахивают ему дверь в душу этой … нет, не железки… Она действительно словно стеклянная. Такая чистая и прозрачная. Не смотря на то, что скрывает это.

Сильные руки тянут вверх девушку, которая неосознанно хватается за воротник футболки парня, и вот она уже стоит. Под руками она видит знакомую эмблему и говорит:

- Black wings…

- Неужели у девушки есть вкус к хорошей музыке, – насмешливый голос заставляет Тори резко разжать кулаки и отпустить футболку Кастиэля.

- Отпусти.

- Нет. Пока ты не поблагодаришь меня.

От поднявшегося внутри возмущения девушка задохнулась и толкнула парня в грудь, хотя его руки все еще крепко держали ее за талию:

- Ты больной? Ты чуть не убил меня!

- Тебя так просто не убьешь, а, стекляшка? – Кастиэль фыркает и смотрит на девушку, которая вдруг резко побледнела и широко распахнула глаза. Кас увидел, как ее губы шепчут:

- Стекляшка..

- Эй! Что с тобой? – Тори смотрит куда-то сквозь него, а губы продолжают двигаться, повторяя одно слово, словно заклинание.

Она слышит, как они снова обзывают ее, припирая к холодной стене ненавистной комнаты. Смеются в лицо. Как будто она не такая, как все. Как будто она хуже них.

…слабачка… что, сестренку потеряла?...да ты жалкая…и куда ты дела свою Изабеллу, стекляшка?

Кастиэль трясет девушку за плечи:

- Виктория! Да что с тобой?

Тори возвращается мыслями в школьный коридор и резко толкает парня в грудь, толкает еще раз, в голове полная каша из обиды и гнева, а из горла рычание:

- Откуда ты знаешь?!

Только что беззащитная и мягкая девушка на глазах Кастиэля превращается в злобную фурию, которая, снова толкает его. Кастиэль же смотрит лишь в невероятной синевы глаза, в которых сейчас, кажется, плескается океан из эмоций. Еще минута, и он утонет в этой синеве такой прозрачной ярости. Удары прекратились так же неожиданно, как начинались. И шепот:

- Мэл.

И громче:

- Это Мэл, да?

Тишина.

- Что она тебе рассказала?

- Ничего.

- Не ври!

- Почему вы до сих по... Боже, что тут происходит?

Тори не обратила никакого внимания на подошедшую Розалию, все ее внимание было приковано к парню. Кастиэль посмотрел на Розу и сказал ей:

- Мы сейчас придем. Роза, иди в класс. И передай Мелиссе, что с Тори все хорошо. Она волнуется.

Роза кивнула и, кинув еще один удивленный взгляд на Тори, зашла в класс.

Кастиэль понимает, что это слишком. Эта девушка слишком много себе позволяет. Какого черта он должен отчитываться перед ней? Кто она такая вообще? С каких таких радостей он должен волноваться за нее?

- Ничего она мне не рассказала! Только про прозвище, которое тебе дали.

С этими словами Кас обходит онемевшую девушку и заходит в класс.

На урок Тори так и не пошла. Она села на полу в коридоре и обхватила себя руками. Хотелось сжать себя до перекрытого дыхания, до черноты в глазах, до боли в ребрах, в которые, как в прутья клетки, бьется птица собственного сердца. Птица, которая нашептывает девушке об ошибках прошлого, которые она повторяет в настоящем. Ничего не случается дважды. Кроме тех ошибок, которые мы повторяем сами снова и снова…

- Вик, угомонись! Мы что-нибудь придумаем.

- Да что мы придумаем, Бэлла?! Нас трое, понимаешь? Трое! А тебя удочеряют! Одну! Ты не понимаешь? Нас разлучают! А если тебя увезут куда-нибудь?!

- Я понимаю, поэтому и говорю тебе угомониться. Хорош орать, голова уже болит. Я знаю, что буду делать. Уже через неделю или две от меня откажутся, и я вернусь к вам…

- То есть как не действует?

- Не знаю. Я что только не делала. Дома переломала почти всю мебель. Называла приемных такими словами, что стыдно до сих пор. Из дома уходила на несколько дней. Даже сказала что я наркоманка. Каких то придурков домой приводила. Вик, на них ничего не действует. Я пытаюсь, но они ни в какую не хотят вернуть меня сюда.

- Да чтоб их всех...!!

- Я знаю, в чем проблема. Вечером во вторник я подслушала их разговор: они знают, что я хочу вернуться к вам. Они это понимают, поэтому терпят все, что бы я ни делала.

- ДА ЧТО ЗА БРЕД! В приюте столько одиноких детей! Кому пришла в голову идиотская мысль удочерять одну из тройняшек?! Черт бы их всех...

- Вик, погоди. Все будет хорошо. Может быть, они смогут забрать к себе и вас… Я не знаю, но попробовать то можно. Я все для этого сделаю, или вернусь к вам сама. Обещаю тебе.

- Вы не понимаете, ее нет уже полтора месяца! Она никогда так на долго нас не бросала!

- Виктория, угомонись! Не забывай, где ты находишься и с кем разговариваешь! Это место – детский дом! И если отсюда забирают ребенка, то он уже не принадлежит нам! У Изабеллы теперь есть своя семья и вам с Мелиссой надо ее забыть. Так что заканчивай истерику, не то заставлю мыть полы во всем крыле.

- Пожалуйста, скажите мне!

- Виктория, ты сидишь в полицейском участке! Тебя обвиняют в краже, в порче имущества, в беспризорничестве! Если бы не твой смотритель – ты бы уже находилась за решеткой! И сейчас, вместо того, чтобы быстрей вернуться к своей сестре в приют, ты сидишь и просишь меня о какой-то ерунде? У меня и без тебя работы хватает!

- О ЕРУНДЕ?! Я Прошу вас рассказать мне все, что вы знаете о моей пропавшей сестре! ПРОПАВШЕЙ СЕСТРЕ! Как вы смеете это называть ерундой?! Как можете отмахиваться от такого? Это серьезно!

- Виктория, у тебя есть сестра. И она сейчас ждет тебя в приюте. Уходи отсюда сейчас же, не то я тебя точно посажу в обезьянник на несколько дней!

Разочарование проявляется неприятной горечью в горле. Я встаю и медленно идеу к двери… Бэлла пропала… Люди так просто не пропадают… Оборачиваюсь. Слезы на глазах, и.. Неужели это мой голос? Такой...мертвый:

- Ваше сердце… Вы его чувствуете? Оно бьется у вас в груди?

В ответ – кивок. А вместо меня говорит мое отчаяние:

- А мое сердце не бьется, потому что состоит из трех частей. И одну его часть у меня отняли.

Проблеск надежды в моей душе затмевает подступающее к гору отчаяние. Я не оставлю поиски. Я найду Бэллу. С помощью этого человека или без него.

- Стой! Вернись.

Иду обратно. Или ползу. В ногах – слабость, в сердце – надежда.

- Виктория, послушай меня очень внимательно. Мой коллега вел это дело, поэтому я знаю кое-что. Приемные родители твоей сестры действительно увезли твою сестру. Они собирались уехать в Бостон, – сотрудник напротив видит в моих в глазах радость и надежду, что светятся ярче с каждой секундой, – но по дороге с ними случилось несчастье. Никто из них не выжил…

Надежда в глазах сменяется чернотой, которая поглощает этот кабинет, этот день, эту жизнь. И вот на месте надежды уже раскинулось пепелище…

Случилось несчастье… Мост обрывается. Никто не выжил… Я чувствую, как лечут вниз, а порывы ветра кидают меня из стороны в сторону, словно тряпичную куклу. И хочется стать такой куклой. Ничего не видеть, ничего не чувствовать. Не сжимать кулаки до кровавых следов от ногтей на ладонях. Не чувствовать замерзающие на щеках соленые напоминания своей слабости и одиночества. Не смотреть в глаза сестры, которая все понимает без слов. Не видеть, как она падает без чувств на холодный пол ненавистной комнаты. Не кричать до сорванного голоса, пытаясь избавиться от такой ощутимой и такой тяжелой боли, которая каменной плитой лежит на груди и выдавливает все силы, все мысли. Всю мою жалкую жизнь...

Стеклянная ваза летит в стену и от нее остаются лишь мелкие осколки… И звук этих осколков, падающих на пол. Но я слышу внутри себя другой звук, чем то отдалено напоминающий звон разбившейся вазы – это истекает кровью мое собственное разбитое сердце.