– Я все сделаю, господин. Ты будешь мной доволен.

– Ну, вот и хорошо. И что б не позже чем через день, шатер для черных кобыл стоял на поле.

– Конечно, господин. Будет сделано, господин.

– Иди прочь, - и сделал жест рукой, будто прогоняю надоедливую муху. Просветлев лицом и с облегчением вздохнув, Лохматый Лунь пташкой выпорхнул из шатра, а я сплюнул в сторону в сухую.

Время было уже позднее и я, свиснув Ляпе, отправился прогуляться на зады, а затем, оставив гепарда сторожить вход, повалился на ворох шкур. Перед тем как заснуть, постарался оценить моральный настрой степного кочевья. Песни и пляски в таборе продолжались, но… Общий градус веселья опустился сразу на несколько пунктов и приблизился к нулевой отметке. Местами прорывались истерические нотки. Конечно, это пока не пир во время чумы, но тенденция имела место быть… и это правильно.

Я закрыл глаза и сон мой был без сновидений и кошмаров.

Утром некоторое время лежал, не открывая глаз и размышляя о текущем моменте. Хорошо бы повернуть дело так, чтобы присвоить себе в Новом Мире лавры барона Кубертена, и вместо поножовщины и порнухи - организовать цивилизованные соревнования с учетом местной специфики. Причем, если порнуху повернуть в нужном направлении и ограничить определенными рамками, то ее можно и оставить. Дальше, я попытался вспомнить, что же там за виды спорта такие были у монголов. Кажется, стрельба из лука, скачки и борьба… Ладно, будем иметь ввиду.

После короткой медитации в позе 'тей-за' - вскочил на ноги и оделся. Тем временем, стадион за стенками шатра начал наполняться. Со стороны трибун через стенки шатра стали доноситься визгливые крики и слитный шум голосов.

С внешней стороны шатра послышались шаги и, откинув полог двери, в помещение вошли Карайя и Некрисса с шапкой в руках. Оба оформили на лицах торжественное выражение и жрец по уже заведенной традиции провозгласил.

– Пора!

Кивнув, я направился к выходу и возглавил процессию. Уселся на трон и оглядел зрителей предстоящего спектакля. Большинство степняков уже с некоторой опаской поглядывало в моем направлении и было заметно, что степень почтения к Посланнику Богов, поднялась на очередную ступень.

Я бросил взгляд на солнечные часы - тень уткнулась в черный камень. Скосил глаза в сторону и Некрисса поднял вверх правую руку. Солимпаса отработанным жестом вмазал по бронзовому диску. Звук от удара, разнесся по ристалищу и оборвал суету зрителей. Тысячи глаз повернулись к трону.

Некрисса подхватил шапку и двинулся по отработанному маршруту вокруг поля. Лохматый Лунь - шаман племени Серой Птицы оказался шестым по счету и каждый раз, когда вытягивался белый камень, трибуны делали слитный выдох. Как всегда, мой главный фокусник не подкачал. Шаман вытянул черный камень и, дрожащей рукой с кислой гримасой на лице, поднял его над головой. Ну, что ж, посмотрим на степень раскаянья старого пердуна. Очень не хотелось в очередной раз устраивать на трибунах скотобойню и вырезать - 'на раз', сотню воинов племени Серой Птицы.

Из строя участников выдвинулся амбал одетый в кольчужную рубаху, подхватил поводья своего пегого жеребца и уселся в седло. Вооружен он был саблей и маленьким круглым щитом, который закинул себе за спину. Тронув пятками бока коня, спокойным шагом направился к противоположному концу поля. От толпы воинов Серых Птиц отделились два крепких паренька, подошли к дикому вороному жеребцу и, перехватив каждый свою растяжку, повели коня к коновязи. Следом за ними двинулся третий, нагруженный попоной, седлом и уздечкой. Оба поводыря, стараясь не приближаться к коню слишком близко, привязали жеребца и отскочили в сторону. Третий повесил конскую сбрую на жердь коновязи и тоже отошел в сторонку.

Я постарался дотянуться взглядом до необъезженного жеребца. Все, вроде, без подвоха - обычный сумбур простеньких мыслей и опасений в голове лошади. Повернулся к Некриссе, который успел вернуться, и кивнул ему. Жрец поднял руку, подавая сигнал, а Солимпаса огласил решение о начале состязания ударом по гонгу. Я направился к коновязи.

За время пока шагал, старался разобраться в характере лошади и успокоить лошадь. Шагов за десять до вороного вытянул вперед руку ладонью перед собой. Жеребец косил на меня глазом и через минуту я понял - есть контакт. Мы стали с ним единым целым. Я подошел к благородному животному вплотную, обнял за шею и прижался к ней щекой. Сердце лошади билось ровно и мощно. Хорош! Бросив презрительный взгляд в сторону сбруи, обрезал ножом веревки и вскочил жеребцу на спину. Трибуны отреагировали слитным гулом толпы, - Ох! - Я, успокаивающе похлопал коня по шее, и развернул в сторону своего противника. Тот наблюдал за представлением, насупив брови.

Выехав на середину ристалища, остановился. Мой противник тоже стоял на месте. На трибунах раздалось несколько несмелых свистков и визгливых криков. Мы стояли друг против друга минут пять и, все это время, зрители по нарастающей выражали свое презрение к воину племени Серых Птиц, а я давил его взглядом. Наконец, амбал не выдержал издевательства и, вроде бы даже закрыв от страха глаза, громко закричал, выхватил саблю и бросил свою лошадь мне на встречу.

Мы встретились недалеко от центра и я небрежно отбил первый удар его сабли. Воин, стараясь найти в себе последние остатки храбрости, закричал еще громче, подхватил со спины щит и начал наносить удары саблей в темпе пропеллера. По предварительной прикидке, он делал не меньше пяти взмахов в секунду. Я мастерски отражал их все, стараясь не допустить случайного ранения себя и лошади. Трибуны ревели! Через десять минут он стал делать три взмаха в секунду. Крепкий попался орешек! Но вот он сделал передышку, забросил щит за спину и перехватил саблю левой рукой. Левой получалось у него не так хорошо, как правой. Через двадцать минут бешеной рубки его хватало только на один удар в секунду, что левой, что правой, а по прошествии получаса он выдохся полностью. Воин опустил клинок и я прорычал ему.

– Бросай саблю Крепс! - Амбал с трудом шевельнул правой рукой, посмотрел на меня затравленным взглядом бесконечно уставшего человека и выпустил саблю из рук. Трибуны взорвались диким ревом. Воин склонил голову на шею лошади и стал ждать, когда острое лезвие моего клинка, отделит ее от плеч. Я хмыкнул, вложил саблю в ножны и направил коня в сторону своего трона. Финита.

Проезжая мимо Серых Птиц, посмотрел в их сторону. Лохматый Лунь стоял ко мне спиной и давил своим авторитетом на наиболее импульсивных воинов, не давая им возможности сделать глупость, - кое-кто из молодых и нетерпеливых хотел выскочить из толпы и показать мне Кузькину мать. Я остановился посмотреть, что это за мать такая, и повернулся в сторону недовольных. В секторе мгновенно воцарилась мертвая тишина, а отборная сотня племени выхватила клинки и сбила строй… отменная выучка у Крепсов. Рядом с сектором Серых Птиц пустовало место племени Проклятого Орла и, как напоминание о карающей длани Посланника Богов, безобразными бурыми пятнами на земле были видны лужи подсохшей крови.

Под прицелом двух сотен глаз я ткнул пальцем в пустой сектор Горных Барсов, показал рукой на Серых Птиц, провел пальцем у себя поперек горла и положил руку на рукоятку сабли. Немая сцена. Шаман не растерялся, воспользовался паузой и, перехватив инициативу, заорал визгливым голосом на своих. После минутного колебания воины стали вкладывать в ножны клинки и склонять головы. Наконец, спрятал клинок последний сопляк. То-то же.

Подтверждая мою полную победу, по ристалищу разнесся рокот бронзового гонга. Это Солимпаса весело приложился колотушкой по диску. Аут.

Я снова повернул коня и направился к своему шатру. На трибунах царил ажиотаж и вакханалия - зрители вопили в восторге. Подъехав к шатру, соскочил на землю и передал поводья жеребца Некриссе.

Постоял рядом с троном, медленно поворачивая голову, оглядел трибуны - стадион ревел, и я не стал усаживаться в кресло. Нечего лишний раз лицезреть мою особу… Хорошенького понемножку… Повернулся и величественным шагом, в сопровождении старших жрецов покинул ристалище. Рабочий день закончен.