– Так я и говорю – пик трех компонентов. Психоз, толстозадость и бледнорожесть. Я всегда в эти дни психую, толстею и страшно дурнею. И оттого еще больше психую.
– Да ладно… Тебе ли про толстозадость говорить! – с завистью окинула взглядом стройную Ленину фигурку Таня. – Правда, Наташ?
– Что? – рассеянно повернулась к ней Наташа, временно выпавшая из разговора. Уж слишком выраженьице Ленкино про три компонента ей понравилось. Пошловатое, конечно, но использовать можно. Надо бы запомнить на всякий случай…
В курилке народу не было, но задымление было такое, что срочно захотелось помахать перед лицом ладонями, отгоняя от себя зловредный смог. По большому счету, Наташа никогда заядлой курильщицей не была, просто «дружить» за общим хулиганским делом было проще. Объединяло как-то. И опять же приток нужной информации не иссякал, сам по себе порой выплескивался.
– Ой, Наташка, я же тебе книжку принесла! Потом напомни, я занесу… – торопливо проговорила Лена, выпустив изо рта клуб дыма.
– Какую еще книжку? – будто нехотя, будто забыв, будто даже проявив недовольство и равнодушие, переспросила Наташа, фиксируя взглядом тлеющий кончик сигареты. Прекрасно она знала, о какой книжке идет речь…
– Ну, помнишь, ты мне неделю назад почитать давала? Книжка этой… как ее… У нее еще фамилия двойная…
– Алина Никольская-Петерс? – снисходительно напомнила Наташа, по-прежнему разглядывая кончик своей сигареты.
– Ага! Точно!
– Ну… и как тебе? Понравилось?
– Да класс вообще! Знаешь, будто все-все про меня написано! Я читала-читала, ну просто оторваться не могла…
«Еще бы… – довольно усмехнулась про себя Наташа, – именно про тебя и написано, именно твой жизненный сюжет и лег в основу… Хотя и хлипкий сюжетец там получился, ничего особенного. Героиню с дитем муж бросил, мама пилит, папа алкоголик, квартирка маленькая. Но обязательное «…и вдруг» по сюжету случается. Конечно же! А как же без этого обойтись! И случается в лице чумазого, но благородного и непьющего слесаря-сантехника с чистыми намерениями и жарким сердцем. Правда, в натуральной жизни в Ленку влюбился не сантехник, а тупой охранник из супермаркета, но какая, в сущности, разница… Тут, главное, с героем надо угадать в точку, и не в пространстве, а во времени. Намекнуть на имеющийся потенциал личности. Вроде того – сейчас он сантехник, а завтра непременно олигархом станет, потому как по природе сильный, умный и благородный. Просто его раньше никто не любил по-настоящему. Ленка же тоже свято верит, что ее тупой Вовчик и в институт при ее поддержке поступит, и мозги разовьет, и дело свое откроет…
– …Даже про моих родаков там написано – вообще один в один! Я читала и думала – надо же… Видимо, все они одним лыком шиты, родаки эти… Только и знают, что пилить, пилить…
– Наташк, а мне дашь почитать? – с воодушевлением попросила Танька. – Я тоже хочу…
– Да бери, жалко, что ли? – равнодушно пожала плечами Наташа. – Если хочешь, еще одну принесу… Она новая, по-моему…
– Ага, давай!
– И мне! И мне тоже! – торопливо закивала головой Ленка, возя докуренной до самого фильтра сигаретой по стеклянному боку необъятной пепельницы, бог знает когда и кем сюда принесенной.
– Значит, вам нравится, как эта Никольская-Петерс пишет? – еще раз переспросила Наташа, ловя себя на мысли, что неосознанно таким образом продлевает трепет тайного удовольствия.
– Да говорю же – класс! Сама ж, наверное, тоже читала! Тебе-то самой нравится?
– Ну да… И мне нравится…
– Слушай, а кто она, эта Алина Никольская-Петерс? Я про такую писательницу раньше и не слышала… – задумчиво подошла к пепельнице со своим окурком Таня. – Фамилия у нее такая интересная… Она прибалтка, да? Откуда-нибудь из Эстонии?
– Хм… Почему это – прибалтка? – с сомнением поглядела на приятельницу Лена.
– Ну… Если Петерс…
– А что тогда делать с Никольской? Если так рассуждать, то она, скорее, еврейка или полька! А имя вообще азиатское – Алина! Наташк, ты не знаешь, откуда она взялась?
– Я? Я нет… Я не знаю.
Придя к себе в кабинет, она включила чайник, насыпала в большую кружку щедрую порцию растворимого кофе и под аккомпанемент закипающей в недрах чайника воды сама не заметила, как ушла, провалилась полностью в тот давний разговор…
* * *
– …Нет, все-таки я до конца так и не понял, Натусь… Зачем тебе псевдоним? Да еще и такой вычурный – Алина Никольская-Петерс! Откуда ты вообще это имя выкопала?
– Да не знаю… Просто придумалось, и все. А что – красиво звучит! И запоминается быстро.
Саша посмотрел на нее тогда очень внимательно, хмыкнул, отхлебнул большой глоток шампанского из бокала. Они в тот вечер отмечали что-то очень интимное – то ли дату первого поцелуя, то ли другую сентиментальную чепуху. Саша вообще был любитель таких маленьких семейных праздников. Помолчал немного, потом снова тихо и занудно переспросил:
– А правда – зачем тебе псевдоним? Чем тебя твоя фамилия не устраивает? Наталья Петрова – совсем даже неплохо звучит!
– Ага… Иванова, Петрова, Сидорова… Нет уж, пусть будет Никольская-Петерс. Мне так лучше, понимаешь? Никто в жизни не догадается, что это я!
– А… зачем тебе, чтоб не догадались? Для чего эта таинственность?
– Ой, Саш… Ну чего ты ко мне привязался? Лучше бы порадовался за меня! В конце концов, у меня первая книжка вышла! Это же… Это же такое счастье, что я даже объяснить не могу! Я ее сегодня весь день оглаживаю, обнюхиваю, как живую… А ты сидишь, занудствуешь! Давай лучше за мою первую книжку выпьем! Или ты не рад?
– Да я рад, конечно же, рад… И поздравляю тебя от души. Просто… мне понять тебя хочется. Зачем тебе скрываться? От кого?
– Да ни от кого я не скрываюсь. Просто… так мне удобнее, понимаешь? Чтобы никто не знал. Ну, если тебе хочется, назови это скромностью! Скромность тебя устраивает?
– Да нет… На скромность это как раз мало похоже. Тут что-то другое, Натусь. Тут больше гордыней попахивает…
– Да ну тебя – попахивает ему! Попахивает – не нюхай! Никто тебя и не просит!
Наташа сердито поднялась из-за стола, подошла к мойке и, бурча себе под нос что-то вроде «…весь праздник испортил», принялась яростно намывать тарелки со следами устроенного Сашей праздничного семейного ужина. Потом, резко развернувшись от мойки, бросила мужу в лицо:
– Ну в чем, в чем ты здесь гордыню углядел? Ну вот сформулируй – в чем?
– Сформулировать? Ну хорошо, я попробую… Только ты не злись, ладно?
– Да не злюсь я. Ну, так и в чем тебе привиделась моя гордыня?
– Да я скажу, скажу… Дай подумать…
Насупившись, он поднял бокал перед глазами, задумчиво начал рассматривать бегущие вверх пузырьки, потом вздохнул, осушил его одним махом. И решительно проговорил:
– В стремлении повкуснее ощутить свою исключительность, вот в чем! Сплошная достоевщина – ты не тварь дрожащая, ты особое право имеешь. То есть сама про себя такое знаешь, о чем никто и не догадывается! Но ты, ты-то знаешь! И тебе это в кайф! Кайф от того, что имеешь право подниматься вверх и тайно смотреть на людей со стороны, и тайно подглядывать, и списывать, и проецировать их потом на чистый лист бумаги, распоряжаясь живыми характерами, как своими собственными…
– Да ни с кого я ничего не списала!
– Не ври. Ты мне сама говорила, что в основу сюжета твоей книжки история той девушки положена, которая вместе с тобой работает. И потом – про Катьку, мою сестрицу, ты тоже что-то такое писала… Ты бы хоть у нее разрешения спросила, она ж тебе родственница все-таки!
– Да она и не догадается, ума не хватит… – тихо произнесла Наташа и тут же прикусила язык, осторожно глянув на Сашу.
Конечно, в чем-то он был прав. Может, действительно тайное удовольствие слаще, чем явное. Кто бы спорил? Хотя у всякого свой вкус, кому соленое подавай, кому сладкое… Неужели было бы лучше, если бы она принялась хвастаться своей первой книжкой направо и налево? А так… Все вышло действительно… вкусно, сладко и немного щекотно. Получив первые законные десять экземпляров из тиража, ходила и раздавала всем так, будто бы между прочим – почитать хотите? Говорят, хорошая вещица… Я читала, мне понравилось. И Катьке почитать тоже дала, Сашиной сестре. Потом слушала ее изумленные восторженные отзывы, распиралась изнутри гордостью и, черт возьми, действительно сладкое удовольствие испытывала. Как Саша говорит – кайф. Неужели… Неужели оттого, что над Катькой тогда верх взяла? Оттого, что сладкое тайное знание поднялось над глупым Катькиным недоумением? Ой, да ну… Да тьфу на вас на всех! Не хватало ей еще в глупейшем самоанализе погрязнуть! Обойдется Катька, дура инфантильная. И без того от нее одни неприятности, еще и разрешение у нее спрашивать…
